Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

С точки зрения карнавального новичка Самбадром казался эпицентром торжеств. Именно здесь, на этом освещенном бетонном полотне, каждый февраль по четыре ночи кряду проходят выступления школ самбы. Тридцать шесть школ, примерно по четыре тысячи выступающих от каждой – и все танцуют, кружатся, торжественно шествуют по асфальту, как по подиуму. Здесь каждый год под восторженный рев толпы рождаются чемпионы и герои. В этой битве стразов и мишуры целые байру выступали против других байру; школы, как правило, идентифицированы по тем географическим регионам, из которых они набирают для себя добровольных и бесплатных участников.

За школами (или бок о бок с ними, если взглянуть глазами Фабио) стоят примерно три сотни бесплатных blocos – блоков, своего рода групп поддержки, устраивающих уличные процессии, которые проходят в разное время и характеризуются разной степенью организации и популярности. В bloco может входить до миллиона человек (как, например, у «Черного Бала»), а может всего-то десяток завсегдатаев местного бара, но объединяющей нитью для всех служит самба. Даже на приватных вечеринках в эти дни играют карнавальные марши.

Все это до безумия сложно, но даже простак из простаков обладает карнавальной жилкой, чувствует, как действует эта махина, и разбирается во всех тонкостях. Всем известны королевы, школы, течения и направления, даже тончайшие отличия в философии и символизме разных школ. Интересуйся бразильский народ своими правителями и государством хоть вполовину так же жадно, как он интересуется Карнавалом, Бразилия давным-давно обогнала бы Запад.

Фабио объявил, что не пойдет на Карнавал, – с таким видом, как интеллигентные люди утверждают, что они не смотрят телесериалы. Он брюзжал, что на Карнавале его обожаемую самбу опошлили и свели к набору примитивных мотивчиков, что всех интересуют исключительно полуголые девки да самоучки-музыканты, которые не умеют играть, а туда же, болтаются в своих дешевых карнавальных шляпах прямо в центре его любимой Лапы.

– Вообрази, что такое проделывали бы с джазом, – возмущался он. – Никогда!

– Не слишком ли много снобизма у такого свободолюбивого радикала? – подтрунивала я.

– Что же теперь, терпеть всех этих идиотов, которые съехались отовсюду, от Леблона до Мадурейры, и бренчат тут на своих пластмассовых бубнах? – рычал Фабио. – Снобизм тут ни при чем, это же самое настоящее шумовое загрязнение. Подожди, ты еще поймешь, о чем я.

Он нехотя таскался со мной по школам самбы, говоря, что делает это только ради меня, а закончилось все это тем, что я с трудом утащила его из зала, где он отплясывал с дюжиной сверкающих мулаточек. Подозреваю, что втайне Фабио лелеял мечту стать партнером прекрасной porta bandeira, красавицы, открывающей шествие, но он был слишком свободолюбив, чтобы примкнуть к школе. Школы – организации боевые, со строгой иерархией, возглавляют их президенты и вице-президенты, в них имеются всевозможные отделы, должности и титулы, так что Фабио Баррето, примкни он к одной из них, в определенный момент был бы вынужден поступиться своей свободой, а его индивидуальность была бы подавлена.

Вокруг царило такое воодушевление, что трудно было удержаться на ногах, чтобы тебя не смели. В больших школах насчитывалось до пяти тысяч выступающих: солирующий певец; три вокалиста на подпевке; трое музыкантов, играющих на кавакинью; три гитариста; восемь машин-платформ с аллегорическими живыми картинами; пятнадцать танцоров «в авангарде»; шестьдесят танцовщиц в обтягивающих стрингах; сотня bahianas[73] – пожилых толстых негритянок в белоснежных платьях с пышными юбками; одна знаменосная красавица и ее партнер; еще платформы с толкущимися на них новоиспеченными знаменитостями; неопределенное количество представителей «старой гвардии» (включая тех очаровательных дам из Мангейры, которых я повстречала там несколько месяцев назад). И это не считая неуклюжих американцев – «сколько ни придет, лишними не будут», – которые оплатили свое участие в веселье. Вокруг них вьется еще тысячи три, а то и четыре местных, для которых американцы спонсоры оплатили костюмы; три сотни изумительно согласованно и синхронно играющих барабанщиков – большие барабаны, маленькие барабанчики, барабаны, которые пронзительно визжат, и барабаны, грохочущие, словно гром небесный. А еще шесть помощников дирижера, десяток-другой распорядителей, чья функция – дотолкать всю эту толпу до финишной черты за восемьдесят минут; одна блистательная Королева барабанов и один очень-очень манерный и женоподобный главный хореограф.

Карнавал – страсть, которой отдаются без остатка. Подготовка к нему в обстановке строжайшей секретности начинается на другой же день после того, как отгремит предыдущий Карнавал, и, за исключением нескольких организаторов, или Carnavalescoc, все работают без оплаты. Актеры, портнихи и белошвейки, рабочие – изготовители платформ, повара и шоферы – все трудятся для души, из любви к искусству, а оборудование и материалы оплачивают bicheiros, местные мафиози, контролирующие в Рио jogo do bicho – традиционный игорный бизнес, включающий угадывание чисел в пределах сотни и все более популярные игральные автоматы.

По-настоящему Фабио питал слабость лишь к одной школе – школе самбы Мангейры. Ленточки с ее цветами – аляповатое сочетание ядовито-розового и изумрудно-зеленого, надеть которое осмелился бы, наверное, только очень смуглый человек с африканскими корнями, – висели у него по всей спальне. Футболку прошлого года, нейлоновую, с хаотичным нагромождением фламинго и джунглей, наш ярый противник карнавалов сносил чуть ли не до дыр.

Густаво не был таким скромником. Он любил школы самбы. Горы блесток, пайеток и перьев, головные уборы из папье-маше, улыбки в тридцать два зуба и красочная религиозная символика – перед всем этим он просто не мог устоять. Однажды Густаво заметил: «Карнавал заставляет нас забыть себя», и этим было сказано всё.

Карнавал, равно как и футбол – еще один вид опиума для народа, – постоянно подвергается нападкам бразильских интеллектуалов. Они усматривают в нем главную причину того, почему богатая, казалось бы, страна пребывает в такой экономической пропасти. Впрочем, ситуация, когда веселые и красочные празднества используют, чтобы подсластить жизнь нищего населения, стара как мир. В античном Риме были гладиаторские бои, в Испании – коррида, все верно, но только бразильцы ухитрились растянуть свой Карнавал чуть ли не на треть года. А если послушать Густаво, так даже и больше.