В исключительных обстоятельствах - Виктор Пронин

— Успокоилась?

Она, все еще вздрагивая, улыбнулась.

— Ну вот. Рева-корова.

Вика выпрямилась, встала. Поправила платье, стала растирать затекшие руки и ноги. Вдруг испуганно прижала руку к груди.

— Что?

— Пистолет.

Гарамов улыбнулся.

— Я без пистолета.

— У меня твой пистолет, не волнуйся. Обувайся. Раненые, наверное, заждались.

Вика сидела неподвижно, и он понял, что она что-то ищет.

— Ты что?

— Ничего. Помоги, а? Тут шпилька должна быть.

Они принялись вместе искать шпильку. Сначала он поднял матрас, потом помог Вике перевернуть лежащие на полу одеяло, белье и подушку. Наконец шпилька нашлась. Она лежала на полу за кроватью. Вика подобрала волосы, заколола их, нагнулась, нашла туфли, надела, мягко втиснув ступни. Он с трудом выдержал ее взгляд. Она сидела перед ним, легкая, странно соединяющая в себе беззащитность и силу.

— Сердишься? — сказала Вика.

— Сержусь.

Она мягко тронула его руку, приблизила лицо. Он почувствовал ее дыхание и ощутил в душе нежность. А собственно, что у него было в жизни? Вика, будто почувствовав, что он подумал, по-ребячьи сморщила нос. Она будто изучала сейчас, почему он молчит, будто знала, что ему хочется сидеть вот так бесконечно. И он сел бы, но надо было пересилить себя. Оба поднялись.

— Я больше не буду, — Вика вздохнула. — Я готова.

— Пошли.

В коридоре они столкнулись с Исидзимой и Мэй Ин. Директор отеля спросил: «У вас все в порядке?» С Мэй Ин, кажется, не все было в порядке: на скуле у нее Гарамов заметил большой кровоподтек, а за ухом — царапину. Исидзима покачал головой:

— Ничего, ничего, как вы говорите — дешево отделались. Мэй Ин, пройдите к девушкам и успокойте их.

Мэй Ин поклонилась и вошла в комнату Сяо Э. Вика и Гарамов пошли за Исидзимой. Идя за Викой и разглядывая ее шею, легкий пушок на ней, подобранные волосы, Гарамов почувствовал вдруг, что все, что с ним сейчас происходит, случилось из-за какой-то малости. Только оттого, что Вика на секунду приблизила к нему лицо. И не нужно, и ничего больше не будет. Они перекачают бензин, взлетят, прилетят в Приморье, сдадут раненых — и разойдутся. А если не взлетят и их всех пришьют здесь — тоже ничего не будет. Потому что счастья не бывает.

На стуле в дежурке дергался связанный официант — квадратный, широкоплечий. Когда они вошли, Исидзима стал быстро развязывать официанта, повернулся:

— Сначала нам нужно подойти к самолету, господин Гарамов, и проверить, как идет заправка. А потом мне на доклад к генералу Исидо. Наступает ответственный момент. Если вы будете так любезны — пройдите вдвоем с Фэй Лай к самолету. А я вас сейчас догоню.

 

Как только Гарамов вышел, Исидзима повернулся к Кадоваки. Квадратный грузный официант под его взглядом потупил голову.

— Позор, — тихо сказал он. — Позор, господин Кадоваки.

— Господин Исидзима.

— Я нахожу вас связанным? Кем? Кто вас связал?

— Господин Исидзима.

— Позор.

— Он ударил меня сзади.

— Хорошо.

Он поправил на Кадоваки лацкан фрака, сдул пылинку. После этого крепыш приободрился, поднял голову.

— Как вы себя чувствуете? Вы способны работать?

Кадоваки неуверенно улыбнулся.

— Кстати, знаете, кто это был?

— По-моему, человек Цутаки. Тасиро Тансу?

— Значит, все-таки не сзади?

— Не сзади, — Кадоваки виновато скривился.

— Он самый. С ним вы могли и не справиться, и я вас понимаю. К тому же должен сообщить печальную весть.

— Что случилось, господин директор?

— Только что пал смертью храбрых на своем посту наш боевой соратник Корнев.

— Корнев?

— Боюсь, та же участь постигла и Вацудзи.

— Вацудзи? Кто их?

Исидзима опустил глаза.

— Тасиро?

— Да. Но об этом хватит.

— Слушаюсь, господин директор.

— Кадоваки, я уже объявил всем, что оплата за сегодняшний день будет равна месячному заработку, причем плачу в долларах. Кстати, вы не хотели бы улететь в нейтральную страну в качестве штатного охранника генерала Исидо?

Кадоваки поклонился.

— Получать там будете в твердой валюте.

— Это моя мечта, господин директор.

— В таком случае даю вам важное задание. Прежде всего возьмите под непрерывный и надежный контроль нового швейцара Масу. Он сейчас сменился и сидит у себя в комнате на этом этаже. Понятно?

— Да, господин директор.

— Пусть сидит. А если выйдет — не спускайте с него глаз.

— Прошу прощения, в этом случае мне следовать за ним?

— Незаметно проследите, куда он пойдет, и сообщите мне, но далеко не ходите — вам ни в коем случае не следует покидать первый этаж.

Он подошел к двери в коридор, чуть приоткрыл ее. Так он стоял около минуты, наконец шепнул:

— Кадоваки, видите — по коридору четвертая дверь напротив?

Кадоваки подошел на цыпочках, вгляделся. Сказал тихо:

— Так точно, господин директор. Комната номер шесть, «резеда».

— Все правильно. Она сейчас заперта и ключ у меня в кармане. Там Тасиро.

Глаза Кадоваки округлились.

— Не бойтесь. Он связан, и у него во рту кляп. Возьмите эту дверь под наблюдение. Никто не должен пытаться проникнуть туда, особенно Масу.

— Осмелюсь спросить, а окно? Это ведь первый этаж.

— Ну, вряд ли кто польстится на это окно, оно зашторено. Но на всякий случай я загляну к Наоки и попрошу проконтролировать окно снаружи.

 

Сменившись с дежурства, Масу сразу же прошел в свою комнату, с наслаждением скинул расшитый золотом жаркий и тяжелый китель и умылся. Стало легче, и он подошел к окну. Сейчас, разглядывая слабо шелестящую за окном листву бамбуковой рощи, он пытался понять, что же все-таки означала фраза лейтенанта Тасиро Тансу. Дело даже было не в самой фразе, а в том, как она была произнесена. «У вас тут служит кореец, согнутый радикулитом?» Еще бы. Такой кореец у них служит, и это не кто иной, как младший садовник Лим. Абсолютное ничтожество, человек, стоящий в обществе на последней ступеньке. Но тогда зачем о нем спрашивать? Нет, за этим вопросом, как будто бы невинным, наверняка что-то стоит. Причем что-то очень важное. Масу вряд ли обратил бы внимание на этот вопрос, если бы не одно совпадение. Нет, не совпадение. Он теперь это отлично понимает. Буквально перед тем, как этот вопрос был ему задан, этот Лим, согнутая каракатица, прополз мимо него, отвесив, наверное, миллион поклонов. А, проскользнув и решив, наверное, что Масу остального уже не увидит, крадучись прошел к лестнице и поднялся на второй этаж. Да, Масу не придал бы этому вопросу значения, если бы не странное поведение Лима. Вопрос, который был ему задан сразу же после того, как садовник поднялся наверх, убедил его, что в этом что-то есть. Более того, Масу вспомнил, что уже несколько раз Лим, делая вид, что закончил свою работу и пряча в кладовке свою метлу, после этого не шел в свою комнату около помойки, а крадучись поднимался на второй этаж. Что ему было там нужно?