Мы – из Солнечной системы - Георгий Гуревич

Фениксу только что исполнилось двенадцать. Он был в том трудном возрасте, когда мальчишка считает себя взрослым и самыми детскими способами, с постоянной опасностью для своих ног, рук и головы неустанно доказывает, что он взрослый. Феникс доказывал тоже и особенно рьяно своей однокласснице Норме-миловидной девочке с косичками над ушами, сложенными в узелки наподобие бараньих рожек.

Норма, однако, на Феникса смотрела свысока, называла его малюткой (он был моложе ее на два месяца) и предпочитала есть мороженое в обществе четырна

дцатилетнего юноши, по имени Голиаф, тощего, длинноногого, длиннорукого и непомерно лопоухого.

Бедный Феникс терпел поражение по десять раз на дню. Голиаф был выше на целую голову, прыгал на полметра дальше, побеждал в боксе и в беге, и у него уже были иисуски, а Фениксу еще не “подарили эфира”. И десять раз на дню, доказав свое превосходство, Голиаф говорил высокомерно:

– Слабо тебе, братец!

Но вот сто раз поверженный получает возможность похвалиться, заявить победителю, подбоченясь: “А я запросто хожу в Дом ратозаписи. Мне позволяют пироги записывать!”

А Голиафа даже и близко не подпускают. Он жалкий потребитель, его удел – кнопки нажимать, получать приготовленное взрослыми, такими, как Феникс.

– Врешь,– говорит озадаченный Голиаф.

– Не.

– Слабо доказать.

– Докажу.

И в борьбе с ненавистным “слабо” Феникс берет на себя героическое обязательство: сделать запись любой вещи на выбор в присутствии Голиафа и Нормы.

План действий у хитреца рождается мгновенно. Вечером тетя Флора будет делать пирог с клубникой. В кухню Феникса, конечно, не впустят, потому что он негигиеничный. Тетя Флора оставит его в ратоматорной, даже запрет кухню, чтобы он не лез туда. Пирог делается около часа, в это время Феникс – хозяин ратоматоров. Он впускает товарищей в окно…

И все получилось как по-писаному. Ничего не подозревающая тетя Флора заперла дверь своей вылизанной начисто кухни, отбив притворные попытки Феникса проникнуть внутрь. Проказник на цыпочках подошел, к окну, помог влезть Норме, принял вещи у соперника.

Голиаф принес для записи ружье-глушитель старшего брата, Норма – серьги своей тети Хлои, горжетку из настоящего меха, туфли одной подружки и бусы другой. Конечно, в домашнем ратоматоре она могла взять и туфли, и сережки получше, но ей хотелось именно такие, как у подруг, именно такие, как у тети Хлои.

Гудит. Катится. Щелкает. И вот к ногам потрясенной Нормы валятся горжетка, туфли и бусы… точь-в-точь, как у подружек,– бусинка к бусинке, волосок к волоску. И плешинки такие же, и царадинки такие же. Где оригинал, где копия – и не разберешь.

Надо было замести следы преступления. Стараясь не греметь. Феникс оттащил использованную кассету подальше, на ее место вставил другую, Голиаф между тем держал в руках два глушителя без всякого удовольствия, явно обескураженный восхищением Нормы.

– Ерунда,– сказал он.– Это каждый может. Сюда положил, тут нажал…

– Тшш! Осторожно! Убери пальцы!

–А что будет?-Голиаф сунул руку в ратоматор и отдернул, будто обжегся.– Ничего не произошло.

– Я говорю: не играй с огнем!

Но Голиафу нужно было восстановить свое превосходство. Рука осталась цела, не кололо, не болело. Раздумывать он не любил, согнувшись, быстро вскочил в ратоматор и так же проворно выпрыгнул задом, не поворачиваясь.

– То-то! Пугают вас, детишек, а ты веришь. И сейчас труса празднуешь. Слабо залезть.

– На слабо дураков ловят,-проворчал Феникс не очень уверенно.

– Отговорочки. Я залез же.

– Ну и подумаешь!

Феникс быстро шагнул в ратоматор, хотел обернуться… но неприятель его еще быстрее захлопнул дверцу.

Позже Голиаф объяснял, что он сделал это “нечаянно”, задел, а она захлопнулась. Едва ли это было “нечаянно”, но во всяком случае и неумышленно. Просто Голиафу очень хотелось унизить “мальца”, и, увидев Феникса в шкафу, он представил себе, как это здорово будет, когда Феникс начнет стучать, просить выпустить его, а они с Нормой будут дразнить его и смеяться.

Но ратоматор стоял под током. Как только дверца захлопнулась, он задрожал, загудел… и кассета, стронувшись, поехала по журчащему конвейеру ко второму ратоматору, проверочному, вошла в него, защелкнулась, теперь загудел тот…

Голиаф, раскрыв рот, смотрел на все эти пертурбации. Норма рассеянно подняла голову: она еще не поняла, что произошло.

Но тут послышался стук изнутри.

Уже не помышляя о насмешках, потрясенный Голиаф рванул дверцу. О счастье! Ничего не случилось! Живой и здоровый Феникс выбрался наружу, потирая щеки.

– Дурак ты, Гол. Меня как иголками прошило, миллион дырок во мне, живого места нет. Лезь, теперь я тебя продырявлю. Слабо?

Видимо, кожа у него горела. Он все потирал лицо и хлопал себя по икрам, словно сомневался, целы ли.

Но тут стук повторился, на этот раз во втором ратоматоре, там, где проверялось качество записи.

Голиаф нерешительно открыл дверцу: феникс… второй, точно такой же, выбрался оттуда, потирая щеки.

– Дурак ты, Гол,– выругался он.– Меня как иголками прошило, миллион дырок во мне. Лезь, теперь я тебя продырявлю. Слабо?

Так он сказал, слово в слово, как и первый Феникс. Видимо, мозги у них были совершенно одинаковые и мысли одинаковые, и для выражения их они подбирали тождественные слова.

Этот тоже потирал лицо и хлопал себя по ногам. Должно быть, и у него горела кожа.

Свидетели обалдело смотрели на двойников. Два носа кнопкой, две пары глаз-черносливин, две пары желтых брюк в крупную клетку, одинаковые складки на брюках, у обоих из кармана висит голубой платок.

Заметив друг друга, Фениксы глумливо улыбнулись, вытянули палец одинаковым жестом и хором сказали:

– Это что за тип?

И рассердились одновременно:

– Ты еще передразниваешь меня, кривляка!

Тогда Норма закрыла глаза и завизжала пронзительно. Завизжала от ужаса, растерянности и беспомощности, завопила, не думая о последствиях, широко раскрыв рот.

Двойники, одинаковые, как эстрадные танцоры, дернулись оба сразу и оглянулись на дверь:

– Тихо, дуреха! Закрой пасть!-крикнули они одновременно.

Норма продолжала визжать.

Два Феникса кинулись ее унимать, оба протянули руки, чтобы зажать ей рот, столкнулись лбами и встали, наклонившись, как молодые бычки:

– А ты кто такой? Залез без спросу, да еще командуешь!

Они еще не понимали, откуда взялся второй. Каждый думал, что второй-это хитрый проказник, тайком пробравшийся в Дом ратозаписи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});