Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга

Не хвататься за руль! Это не поможет удержать внутреннее равновесие, только выдаст мое нервное напряжение. Нам не удавалось поговорить спокойно по телефону. Не хотелось думать о том, что может случиться нос к носу. Но головы я не повернула ни тогда, когда увидела знакомую фигуру в боковое зеркало, ни даже тогда, когда услышала, как скрипнуло кресло. Пятнадцать лет этот человек был для меня единственным в мире во всех отношениях. Я порвала со своей семьей и заодно пыталась уберечь с таким трудом созданный мирок от влияния свекрови. И теперь что… Мне казалось, нам будет легко расстаться друзьями. Расставаться — это никогда не бывает легко.

— Привет.

Он заговорил первым. Или скорее первым замолчал. Смотрел на новое кольцо, которое я если и хотела спрятать, то дрожащие руки не позволили мне этого сделать. Тишина давила. В ней особенно четко слышалось ровное дыхание нашей дочери. Даже деревья вокруг не шумели. Кажется…

— Когда я в Лондоне спросил тебя про другого…

Значит, не только у меня хорошая память. Шесть лет прошло, почти семь… Я не дала ему договорить, повернула голову и встретилась с ледяным взглядом.

— Я сказала тебе правду. Никого в моей жизни не было. Я не уходила от тебя к другому. Я была с тобой честна до самого конца.

— И в том, что забрала детей, не предупредив, что это навсегда, была честна тоже?

Я выдержала взгляд. У меня не было выбора. Этот мужчина никогда не уйдёт из моей жизни, так что нужно сделать все возможное, чтобы он не испортил мне новую жизнь.

— Нет. Это ты не пожелал понять и принять нашу с тобой ситуацию серьезно, и молча подписал все, что тебе дали подписать. Я была готова составить родительское соглашение. Я и сейчас готова это сделать. При этом ведь без всякого спора отпускаю Ярика жить с тобой. Не устраиваю ребёнку лишний стресс, таская под очи судьи…

— Я заметил…

Теперь перебил Влад, но я уже давно отвернулась и смотрела в заднее стекло Сомовской машины.

— Что он тебе рассказал? — еле-еле прошевелила я пересохшими губами.

Имя можно было и не говорить. И так все ясно.

— Ничего он мне про вас не рассказывал, — ответил Влад абсолютно сухо.

Так даже на деловом совещании не разговаривают. Явно ведь из последних сил скрывает захлестнувшие его эмоции.

— Только то, что вы знакомы с детства, но встретились только сейчас. После нашего развода, — добавил, точно кирпичом в меня запустил.

— Мы не просто знакомы с детства, — переняла я его манеру говорить. — В восемнадцать мы хотели пожениться наперекор нашим родителям, но они сделали все, чтобы мы расстались. Даже реальные подлости, которые не прощают. Из-за нашего с ним разрыва я и оказалась в Москве, а не потому что мечтала покорить столицу.

— И поэтому ты не хотела выходить за меня? — спросил Влад совершенно охрипшим голосом.

— Я боялась, что не справлюсь. Не сделаю тебя счастливым. Что камень моей первой любви будет тянуть меня на дно. И я не справилась, как видишь. Не справилась давно. Половину нашей с тобой семейной жизни мы прожили абы как… Потому что просто боялись развестись.

— Это не так.

— Это так, Влад! — я повысила голос на автомате следом за ним и в страхе обернулась к автокреслу.

Отец, кажется, не взглянул еще на дочь ни разу.

— То, что ты не воспринял наш развод серьезно, не моя проблема. Не надо задним числом чихвостить меня за не мою вину, за обман, которого не было. Не появись Женя, я бы все равно к тебе не вернулась. Мне не в чем упрекнуть тебя ни как мужа, ни как отца…

— Только как любовника, да?

Я зажмурилась, почувствовав соленую резь в глазах.

— Не поднимай эту тему. Мы уже обмусолили ее вдоль и поперёк за столько лет. Давай лучше обсудим детей. Ты ведь за этим приехал?

— Я приехал, потому что ты не досмотрела за сыном. Потому что ты занята совсем не ребёнком…

— Вот только не начинай! — я заставила себя повернуться к Владу. — Его могли сбить и в Москве! К счастью, он легко отделался. К счастью! Думаешь, мне не больно? Думаешь?

— Я не знаю, что думать. Я не готов остаться без детей. И тем более не готов отдать их другому мужику. Это мой сын, ясно?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А дочь?

— Если бы она была постарше, я забрал бы и ее.

— Чтобы ее растила бабушка?

— Чтобы в ее жизни не было посторонних людей. Лучше моя мать, чем твой…

Влад замолчал, и я подсказала ему:

— Муж. Женя мне муж, и если бы я не знала его с песочницы, то никогда не подпустила бы к детям. Суды не просто так отдают детей матери. Потому что папам некогда…

— У него будет бабушка, круглые сутки. Или ты решила сидеть дома?

— А ты на это надеялся, да?

— Я когда-нибудь делал что-то исподтишка?

— Прислал билет Ярославу.

— Я слишком долго ждал… Или ты думала, что я верю в добросердечного соседа?

— Тогда зачем ты сделал мне подлянку с работой? Чего ты пытался добиться?

— Сказал же, что это не я. Я наоборот пытался удержать за тобой место в Москве. Тут да, с задней мыслью. Чтобы ты вернулась с моими детьми в Москву. Я даже сейчас готов найти тебе место, если ты поступишься своей гордостью. Я своей поступился, как видишь.

— Я не могу принимать такое решение одна.

— То есть мужик тебе дороже сына, так? Или ты все же считаешь, что моя мать для него лучше, чем ты?

Повисла пауза. Грозовой тучей.

— Влад, я теперь не одна, — повторила я тихо и медленно.

— Я же сказал, что мужик дороже сына. Сказал…

— Это твоя мать сказала?

— Моя мать ещё в шоке от новости. Пока она ещё ничего не сказала, — Влад выдержал паузу, затем протянул ко мне руку, но, поймав мой непроницаемый взгляд, взялся за ручку переключения передач. — Слава, я серьезно сказал про Москву. Я хочу видеть дочь. Если ты можешь прожить с одним ребёнком, то я — нет.

— И в восемнадцать ты Ярика от себя тоже не отпустишь?

— Ты в Совок обратно хочешь? — Вопросительная пауза. — Вместо современного мегаполиса. Я не мыслю пятилетками. Я хочу быть с ребёнком сейчас. Но не здесь, а в Москве. Столько времени, сколько мне позволяет работа. Которая, кстати, вас кормит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Меня кормить не нужно.

— Ты уверена?

Давно я так внутренне не напрягалась. Вот только не надо играть здесь в превосходство! Денег над другими талантами.

— Не переживай, я справлюсь. Мы справимся, — имела я в виду, конечно, Джека. — Лучше ты про свою личную жизнь подумай, и как это скажется на твоём общении с сыном?

— До тебя я о ней вообще не думал, как ты могла бы помнить, — передразнил он мой тон.

— Но меня больше нет. И только не говори, что ты никогда не ходил налево? Даже просто за компанию…

— Тебе это реально важно? Или ты до сих пор чувствуешь передо мной вину?

Ага, да размечтался!

— Мне не за что перед тобой виниться. У меня как было два мужчины, так и осталось. Ничего не поменялось.

— Не говори только, что четыре года ты прожила без парня?

Удивление в голосе — ну, мы с ним никогда и не обсуждали жизнь «до», слишком много проблем стало после. После того, как мне надоело притворяться в его постели.

— Иначе как бы я столько лет прожила с тобой!

Мне бы смолчать, но я ударила. Против правил. Ниже пояса. Ну, собственно это и было основной причиной развода. Ни секса, ни общих интересов. Только общие дети. Ничего не изменилось. Кроме того, что теперь ему не с кем пойти к якобы друзьям на нудное мероприятие.

Влад хлопнул дверью, хотя видел, почему они были оставлены открытыми. Понял и избавился от причины — сна дочери. Разбудил ее под мои протестующие крики. Женечка разревелась, и больше минуты потребовалось, чтобы ребёнок понял, у кого на руках. Я за это время успела назвать Влада всеми имеющимися в моем лексиконе словами. Козел было самым мягким из заслуженных им эпитетов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Папа!

Дочь повисла у него на шее, и я отвернулась. Хлопнула водительской дверью и пошла в дом, где взаперти бесновался шнауцер. Я с нескрываемым садистским восторгом выпустила его во двор. Влад, конечно, не в деловом костюме, и все важные переговоры на сегодня закончены, но у шнауцера короткая память — он уже мог и забыть, что здоровался с бывшим хозяином.