Александр III: Забытый император - Олег Михайлов

У себя в Орианде дядя Костя начал вовсю чудить.

Его дворец сильно пострадал от пожара, и вот великий князь устроил в развалинах шатер-столовую, куда было проведено электричество. Следуя своим либеральным воззрениям, он приказал пускать туда всех и каждого и во всякое время. Одна провинциалка специально приехала в Орианду посмотреть на знаменитого человека. Бродя по зале, она встретила незнакомого господина и спросила его, где бы ей увидеть его высочество.

– Трудно сказать, – отвечал тот. – Ведь он повсюду шляется…

Затем, при дальнейших расспросах, барыня узнала, что незнакомец, с которым она говорила, и есть великий князь.

«И этот человек собирался облагодетельствовать Россию конституцией!» – в сердцах подумал вслух Александр III.

У дяди Кости кроме столовой на пепелище было еще два домика. В одном он жил с Кузнецовой и с детьми, а в другом принимал гостей, которые, правду сказать, редко навещали великого князя. Так что он был доволен и тем, что появилась провинциальная барыня.

В другой раз, прогуливаясь в сопровождении офицера Рамзая, дядя Костя встретил урядника, который отдал ему честь. Каково же было удивление Рамзая, когда великий князь остановился и подал полицейскому чину руку.

– Ваше высочество! Зачем это?

– Чему удивляетесь, – ответствовал Константин Николаевич. – Сегодня он урядник, а завтра, глядишь, станет губернатором!..

Говорят, что о покойниках «аут бене, аут нигиль» – «или хорошо, или ничего». Но что за чин – покойник! И теперь государь вспоминал все, что было связано с дядей Костей и другими великими князьями, морщась от неудовольствия и браня досужие языки, которые нанесли столько сору и сплетен вокруг царствующего дома. Узнав, что дяде Косте совсем плохо, император наконец разрешил ему приехать в Петербург и поселиться в Павловске, в настоящей семье. Государь навестил его и отнесся к нему весьма почтительно и чрезвычайно благосклонно – как к своему дяде. За несколько дней до смерти великий князь, кажется, все понял. И когда к его постели подошел племянник, дядя Костя, уже не будучи в состоянии говорить, взял его руку и поцеловал ее, как бы прося у императора прощения.

Да, его последние земные дни были для всех сущим наказанием. Доктор Мурин, сопровождавший дядю Костю в коляске на прогулках по Павловску, рассказывал, что если кто-нибудь ошибется в названии улицы, дядя Костя начинает нечленораздельно мычать и страшно сердиться. Характер его, крайне нетерпеливый, доставлял сплошные мучения близким. Он смотрел на какой-нибудь предмет и показывал, чтобы ему его подали. Бросаются принести – он сердится: не то. Поднимает палец на другой предмет. Подают – опять не то. И это могло продолжаться по нескольку часов и несколько раз в день!..

При вскрытии тела доктора нашли, что весь мозг дяди Кости превратился в кашу…

А его отпрыски?

Достаточно вспомнить Николая, который молодым офицером украл драгоценные бриллианты у своей матери Ольги Иосифовны! Тогда император сослал его в Оренбургскую губернию и лишил всех чинов, но затем позволил перевестись в Туркестан. Покойный генерал Кауфман, рассказывая о Хивинском походе 1873 года, жаловался Александру Александровичу, еще цесаревичу, на сына дяди Кости. Все в походе было на вес золота, и Николай Константинович продавал втридорога офицерам вино и консервы. Затем он почти силой отнял, заставив себе подарить, у хивинского хана его любимую лошадь. Хан приехал к Кауфману и со слезами на глазах говорил, что вынужден был отдать племяннику русского царя скакуна, без которого жить не может. Кауфман обещал хану вернуть коня и призвал Николая Константиновича, который принялся уверять, что это был подарок.

– Неправда! – перебил его генерал. – Приказываю возвратить лошадь…

Тогда великий князь отправил скакуна Кауфману вместе со своей шпагой. Кауфман отослал ее назад со словами:

– Я не поцеремонюсь отнять у него шпагу, когда найду это нужным.

И это было сказано о старшем сыне дяди Кости, кузене Александра Александровича!..

Император вновь наполнил серебряный стаканчик и выпил.

А дядя Низи? Какая ужасная судьба, какая неприглядная кончина!

Расстался со своей законной женой Александрой Петровной, сестрой принца Ольденбургского, и прижил четверых детей от танцовщицы Числовой. Правду сказать, виноваты обе стороны. Александра Петровна унаследовала фамильную ненормальность, будто бы шедшую от прадеда царя – императора Павла I. Сперва она влияла на дядю Низи, но, утратив женственность, занялась устройством Петровской общины с игуменьей Митрофанией, а затем вдруг переключилась на хозяйство – коров и кур.

Александр Александрович с неудовольствием вспомнил ее. Всегда грязная, в толстых шерстяных чулках, тетя Саша, конечно, была непривлекательна, что, однако, не извиняет дядю Низи. Расставшись с мужем, она совершила длительное путешествие морем – из Петербурга в Одессу, а приехав в Киев, поселилась в огромном дворце, который был построен на самом берегу Днепра по приказу папá. К этому времени Александра Петровна размотала все свое значительное состояние.

Когда-то дядя Низи разделил бриллианты бабушки государя – императрицы Александры Федоровны, подаренные его жене с тем, чтобы они переходили из рода в род и делились между двумя сыновьями. Каждому из них в итоге досталось по девяносто тысяч рублей. У Александры Петровны еще хранились бриллианты на девятьсот тысяч рублей, но в Киев она приехала без гроша в кармане. Императору пришлось выдавать ей из собственной шкатулки по семнадцать тысяч в месяц. Однако и этого не хватало, так как у тети Саши появились совершенно непредвиденные расходы.

Вместе с Александрой Петровной в Киев заявился некий священник Лебедев, который имел подавляющее влияние на великую княгиню. Она его, несомненно, более чем любила, но это была какая-то психопатическая любовь. Когда рассказы об этом священнике, запустившем руку в карман великой княгини, дошли до Александра III, тот, понятно, был очень недоволен. Последовало распоряжение, чтобы Александра Петровна освободила дворец. Предлогом послужило намерение императора посетить Киев. Высочайший визит нисколько не мог бы сам по себе вынудить великую княгиню выехать из громадного дворца. Но царь был раздражен тем, что во дворце живет священник Лебедев и, по слухам, не держит себя так, как должен держаться обыкновенный батюшка.

Александра Петровна вынуждена была найти дом в Киеве, устроила в нем домашнюю церковь, и Лебедев продолжал при ней играть свою прежнюю роль. Говорили, что он обкрадывает ее, доводя чуть ли не до нищеты. Несмотря на большие деньги, получаемые от государя, двора великая княгиня не держала, за столом ей служил грязный швейцар, который и дверь отворял гостям. Обстановка, передают, была самая мизерная, а на столе стоял графин с пробкой из бутылки. Сама великая княгиня пребывала в долгу как в шелку и по нескольку месяцев никому не платила жалованья. В Киеве ее поставщики отказывались поставлять ей товар. Деньги шли попу, и государю пришлось назначить над великой княгиней административную опеку, а Лебедева привлечь к ответственности.

Была ли она ненормальна, или лицемерна, или хитрая лиса? Всего, видимо, понемногу. Но только Александра Петровна учредила обитель и решила туда переселиться. Она уже давно говорила, что у нее отнимаются ноги, а затем и вовсе перестала ходить. Так как обитель находилась далеко от ее дома, Александра Петровна велела перенести себя туда и желала, чтобы ее несли женщины. Шествие завершилось в четыре часа ночи. Бабы тащили ее по глухим улочкам Киева в сопровождении губернатора Самары. Когда ее приволокли к монастырю, она вскрикнула:

– Кажется, свершилось чудо! Я чувствую, что могу ходить! – Встала с кресел и пошла в монастырь.

Тут же она телеграфировала императору:

ГОСПОДЬ СОВЕРШИЛ ЧУДО. Я ПОЛУЧИЛА НОГИ

Но куда хлеще тетушки была балерина Числова!

После того как папá выслал ее в 1875 году в Венден, дядя Низи дал ей пятьсот тысяч рублей, а каждому из четырех детей – по сто тысяч. Тем не менее Числова полагала, что великий князь мало заботится об их общих детях.

Когда была объявлена помолвка сына дяди Низи – Петра, Числова стала упрекать дядю: сыну, дескать, невесту нашел, а ее дочери нет, и так разгневалась, что неожиданно бросилась на него и дала ему сильную пощечину. Тот не удержался на ногах и рассек себе щеку об острый угол камина. С тех пор у него заболела щека, долгое время не сходил синяк и он никуда не показывался. Лицо у дяди Низи все было забинтовано, и оставались только глаза. Хотя при нем находился доктор, он принимал только те лекарства, какие давала ему Числова. При этом она его не навещала, не пускала к нему детей, и он целые дни проводил вдвоем с фельдшером.

От удара у великого князя возникла фиброма,[166] а затем рак…