Разрушительная любовь - Ана Хуанг

здесь одним из моих лучших друзей, и я очень рада нашей встрече. Ты отличный парень…

– Ой, – поморщился Джек. – В данном контексте это не предвещает ничего хорошего…

Я рассмеялась.

– Нет, поверь мне, все хорошо. Ты тоже симпатичный, веселый и талантливый, и с тобой будет счастлива встречаться любая девушка.

– Я предчувствую какое-то «но», – усмехнулся он.

– Но…

– Но она занята, – перебил меня ровный голос. – Сегодня вечером и в обозримом будущем.

Я повернулась, и мое сердце забилось сильнее: в полутора метрах от нас стоял Алекс. Его взгляд был прикован к моей руке, по-прежнему касавшейся Джека. Я отстранилась, но было поздно. Я буквально чувствовала вкус опасности, пульсирующей в воздухе.

Человек, обнажавший душу на сцене, исчез; его место занял беспощадный генеральный директор, готовый без колебаний растереть врагов в порошок.

– Ты тот парень, который сегодня выступал и всегда ждал Аву после занятий, – Джек прищурился. – Так кто ты такой?

– Тот, кто выпустит тебе кишки и ими же тебя придушит, если ты немедленно не уберешь от нее руки, – обманчиво спокойным тоном пообещал Алекс.

Только тогда я поняла, что рука Джека по-прежнему лежит у меня на талии после наших объятий.

– Ты псих. – Джек сжал меня крепче, и я внезапно всерьез испугалась за его жизнь. – Я вызываю охрану…

– Все в порядке. Я его знаю, – выпалила я прежде, чем Джек успел навлечь на себя новые беды. – Он, эмм, любит преувеличивать. – Я сделала шаг назад, вынуждая Джека меня отпустить. – Мне нужно с ним поговорить, но увидимся позже, ладно?

Джек бросил на меня недоверчивый взгляд.

– Ава, он…

– Все в порядке, – твердо сказала я. – Честно. Это мой старый, гм, знакомый из Вашингтона.

Алекс излучал недовольство. Взгляд зеленых глаз пронзал меня, словно лазер, но я игнорировала его, насколько могла.

– Хорошо, – сдался Джек. – Напиши, когда доберешься домой.

Он поцеловал меня в щеку, и комнату наполнило низкое рычание.

Джек медленно двинулся прочь, бросив на Алекса еще один подозрительный взгляд.

Я дождалась, пока он не оказался за пределами слышимости, и предостерегающе посмотрела на Алекса.

– Даже не думай.

– О чем?

– Что-нибудь сделать Джеку. Или нанять кого-нибудь для этих целей, – добавила я, потому что с Алексом всегда надо держать ухо востро. Он был королем лазеек.

– Не знал, что ты настолько о нем тревожишься, – холодно процедил он.

Я стиснула зубы.

– Неужели ты – тот самый парень, который сегодня пел? Один – засранец, другой…

– Кто? – Алекс подошел ко мне, и во рту пересохло. – Кто он, Ава?

– Ты знаешь сам.

– Нет.

Я судорожно выдохнула.

– Ты пел. На публике.

– Да.

– Почему?

– А почему я вообще что-то делаю в последнее время? – Он провел пальцами по моей щеке, и от удовольствия по спине побежали мурашки. – Я… – Он задумчиво помолчал, а потом осторожно продолжил: – Я не слишком хорошо умею выражать эмоции. И поэтому никогда не любил петь. Пение – чистые эмоции, я чувствую себя слишком уязвимым. И не могу этого вынести. Но я сказал, что готов на все, чтобы тебя вернуть, и действительно имел это в виду – как и каждое слово в той песне. Я исполнил ее для тебя. Но, милая, у меня заканчиваются идеи. – Алекс провел большим пальцем по моему подбородку и печально улыбнулся. – Ты знаешь, что позволила мне прикоснуться к себе впервые за год?

Я открыла рот, чтобы возразить, ведь это никак не могло быть правдой… но было. В голове пронеслась череда образов: последние двенадцать месяцев я отступала или отворачивалась каждый раз, когда ко мне тянулся Алекс. Не потому, что не хотела его прикосновений, а потому, что не доверяла самой себе, боясь уступить, если он снова окажется так близко. Он никогда ничего не говорил, но я видела в его глазах обиду и боль.

– Я тебя искала, – сказала я. У меня дрожал подбородок. – Искала и не могла найти. Ты исчез.

– Сегодня твой вечер. Я не хотел его отнимать.

– Я думала, ты ушел.

Не знаю почему, но я заплакала. По щекам текли слезы, и всхлипы эхом разносились по пустой галерее. Мне было стыдно, но, по крайней мере, все уже ушли. Где-то в здании должен был оставаться персонал, иначе нас бы давно выгнали, но я никого не видела.

– Я никогда тебя не оставлю. – Алекс прижал меня к груди, и я погрузилась в его объятия впервые – как мне показалось – за бесконечность. Это напоминало возвращение домой после долгой поездки в одиночестве. Я забыла, какое спокойствие я ощущала в его руках – словно никто и ничто не может мне навредить. То, что это чувство сохранилось даже после всех его поступков, говорило о многом. – Хочешь, я уйду? – хрипло спросил он.

Я уткнулась лицом ему в грудь и покачала головой. От него пахло теплом и специями – такой знакомый аромат, что у меня защемило сердце.

Я по нему скучала. Скучала по Алексу. За прошедший год я видела его каждый день, но это было совсем иное, чем прикасаться к нему и действительно с ним быть.

– Милая, ты скучаешь? – в его голосе прозвучала нежность.

Я кивнула, не отрываясь от его груди.

Все это время я боялась впускать его обратно, отчасти из-за недоверия к нему, но главным образом – из-за недоверия к себе. Меня так долго обманывали два любимых человека, что я начала считать собственное сердце врагом, а не другом. Как можно доверять собственным инстинктам, если они так сильно сбивали меня с пути в прошлом?

Но чем больше я размышляла, тем яснее понимала: я не ошибалась. Я считала Майкла своим настоящим отцом и спасителем, но мне всегда было рядом с ним неуютно. У нас никогда не было связи как у дочери с отцом. Видимо, ему было некомфортно рядом со мной, и хотя это могло сыграть свою роль, меня предостерегало от сближения с ним какое-то шестое чувство.

Алекс же умудрился пустить пыль в глаза и мне, и Джошу. Но когда он сказал, что наши отношения и его чувства были настоящими, в глубине души я поверила.

Могла ли я ошибаться и купиться на очередную дурацкую игру? Да, хотя я не представляла, чего еще он может от меня хотеть. Он охотился на Майкла из-за ложной информации, и Майкл в любом случае вышел из игры – его признали виновным в покушении на убийство и корпоративном мошенничестве, и ему грозило пожизненное заключение.

Но лучше я совершу прыжок веры, чем проведу остаток дней, боясь теоретических невзгод. Мне до смерти надоело идти на поводу у собственных страхов