Покушение на шедевр - Дэвид Дикинсон

И лишь один из миллионеров прочел субботние газеты в Лондоне. Льюис Блэк по-прежнему занимал номер в отеле «Пикадилли». Он заплатил за своего Джошуа Рейнолдса десять тысяч фунтов. Блэк изучил показания Орландо Блейна с особой тщательностью. Он сравнил статьи в разных газетах. И понял, что никаких сомнений быть не может. Этот малый сказал, что ему прислали вырезку из американского журнала с фотографией семьи Блэка. Его семьи. Это его жена смотрела на него с портрета, такая красивая в этой шляпке с перьями. Значит, ему всучили фальшивку. Как же над ним посмеются там, на Пятой авеню!

Даже не закончив завтрака, Блэк встал из-за стола и быстрым шагом направился на Олд-Бонд-стрит, в Галерею Декурси и Пайпера. Все прочие галереи были открыты; в них только и говорили что о продолжении суда в понедельник и о том, что там может произойти. Но на дверях фирмы «Декурси и Пайпер» висела большая табличка. «Временно закрыто в связи с переоформлением», — гласила она. Блэк свирепо забарабанил в дверь. Может быть, эти жулики прячутся внутри — уничтожают следы своих преступлений, жгут документы. Но ответа не последовало. Декурси и Пайпер затаились. Блэк принялся стучать еще сильнее. К нему подошли двое репортеров.

— Напрасно стараешься, дружище, — весело сказали они. — Там никого нет. Мы тут с рассвета торчим. Эти хитрюги смылись.

В ту же субботу, поздно вечером, донельзя усталый, но торжествующий Уильям Маккензи явился к Пауэрскортам на Маркем-сквер и обнаружил хозяина дома лежащим на диване в гостиной среди вороха газет.

— Уильям! — Пауэрскорт встал и пожал Маккензи руку. Что-то в лице друга подсказало ему, что тот принес хорошие вести. — Что новенького? Есть результаты?

— Думаю, есть, и неплохие. Я пришел, чтобы предоставить вам отчет, милорд.

Вдруг Пауэрскорт вспомнил, что Маккензи всегда облекал свои отчеты в довольно невыразительную форму. Он редко упоминал имена, опасаясь, что бумага попадет не в те руки. Поэтому донесения Маккензи, в отличие от донесений Джонни Фицджеральда, часто требовали от того, кто их получал, некоторой дешифровки. Они неизменно бывали точными даже в мельчайших деталях, но читались чуть ли не как художественная литература.

— Я предположил, что интересующий нас человек не стал бы делать известное приобретение в непосредственной близости от дома, — начал Уильям Маккензи. — Его могли бы увидеть или узнать, когда он входил в магазин или покидал его. Затем мне пришлось выбирать наугад, милорд. Он мог бы взять кеб, но это было бы рискованно. Кебмен мог запомнить своего пассажира. У этих людей, насколько мне известно, очень хорошая память.

Маккензи сделал паузу. Пауэрскорт молчал.

— Или, — продолжал Маккензи с крайне сосредоточенным видом, — он мог бы воспользоваться подземной железной дорогой, что, с его точки зрения, было гораздо безопаснее. Ближайшая для него станция находится на Дистрикт-лайн[43]. И я забирался все дальше и дальше от места проживания интересующего нас лица. В районе Глостер-роуд меня ждала неудача. То же было и в Хаммерсмите, и в Чизике, и в Кью. Но сегодня утром — в самый последний момент, можно сказать, — я нашел то, что мы искали, в Ричмонде, на конечной станции Дистрикт-лайн, если двигаться по ней в западном направлении.

Маккензи снова выдержал паузу. Пауэрскорт думал о том, что их расследование вот-вот погубит еще одну жизнь.

— Интересующее нас лицо дважды посетило этот магазин неподалеку от станции «Ричмонд». Первое посещение имело место за два дня до убийства Кристофера Монтегю. Второе произошло непосредственно накануне убийства Томаса Дженкинса.

— Согласен ли владелец магазина явиться в суд? — спросил Пауэрскорт. — Он даст показания?

— Даст, милорд. Он мне обещал.

— Ты не предлагал ему денег, Уильям? — спросил Пауэрскорт, имеющий все основания считать, что сэр Руфус Фитч не оставит своих попыток опорочить их свидетелей.

— Нет, милорд. Я подумал, что не стоит делать джентльменам в суде такой подарок.

Надо же, подумал Пауэрскорт. И откуда Маккензи все это знает? Должно быть, он увлекается процессами по делам об убийстве и регулярно бывает в судебных палатах Лондона и своей родной Шотландии.

— Извини, Уильям. — Пауэрскорт понимал, что ему следовало бы обрадоваться, но не чувствовал никакого восторга. — Ты уверен, что свидетель приедет на заседание?

— Совершенно уверен, милорд. В понедельник утром я сам отправлюсь в Ричмонд и вернусь вместе с ним. На Дистрикт-лайн поезда начинают ходить очень рано.

Ранним вечером в воскресенье Пауэрскорт и Пью устроили последнее совещание в Челси, где находился дом адвоката. В это же самое время Шомберг Макдоннел сидел в тихой библиотеке клуба на Пэлл-Мэлл. Он только что принялся сочинять письмо своему начальнику, премьер-министру.

«Уважаемый премьер-министр, — начал он. — Вы просили меня найти лучшего разведчика в Британии». — Макдоннел помедлил, скользя взглядом по нескольким полкам с полным собранием сочинений Цицерона. Стоит ли перечислять имена всех, с кем он советовался, — генералов, бригадиров, майоров, штабных офицеров? Пожалуй, нет, решил он. Старик не захочет тратить время на бессмысленные подробности. Ему нужно только одно имя.

«Я полагаю, — продолжал он, — что мне удалось найти человека, который вам нужен».

27

В понедельник лучшие в Лондоне мастера по изготовлению вывесок приступили к работе с самого раннего утра. Без четверти девять, когда на улицах столицы уже кипела жизнь, вывеска с названием Галереи Декурси и Пайпера исчезла со своего привычного места. Служащие из соседних музеев на Олд-Бонд-стрит с любопытством глазели, как ее заменяют другой. «Галерея Солсбери, — значилось на ней, — торговля и поставки произведений живописи, Лондон — Нью-Йорк».

Пайпер и Декурси провели большую часть выходных, спрятавшись в захудалой гостинице близ Вулвергемптона. Никому не придет в голову, мрачно заявил Пайпер, искать их в такой дыре. И он оказался прав. В воскресенье вечером, под покровом темноты, они приехали обратно в Лондон и прокрались в полуподвал своей галереи, оборудованный под хранилище. Декурси придумал специальный код, позволяющий его компаньону различать картины. Греческая буква альфа означала, что перед ним подлинник. Бета — что это копия оригинала, имеющегося в их галерее. Гамма — что оригинала, с которого снята эта копия, в галерее нет. Омега означала, что это чистая фальшивка, не списанная ни с какого оригинала, порождение творческого гения и художественных способностей Орландо Блейна, сидящего под охраной в норфолкском Декурси-Холле. После того как все картины были помечены соответствующим знаком, Эдмунд Декурси покинул галерею, носящую его имя.

Пайпер решил, что фирму можно спасти единственным способом. Впрочем, он не был уверен в том, что этот способ сработает. За все предстояло расплатиться Декурси. Он станет агнцем, которого следует принести в жертву ради того, чтобы уцелел Пайпер. «Отнесись к этому так, Эдмунд, — сказал Пайпер своему другу, когда они с ужасом смотрели в меню, поданное им субботним вечером в их вулвергемптонском убежище. — Нет больше той любви, как если кто положит партнерство свое за друзей своих[44]. Ты останешься моим тайным компаньоном. Я заплачу столько, сколько нужно, чтобы вернуть твою мать и сестер с Корсики. Если мы выплывем, ты по-прежнему будешь получать свой процент с доходов. Если сейчас потонем — все наше достояние попросту пропадет. Никто не купит ни одной картины из наших запасов. Все будут считать, что это сплошные подделки. У нас с тобой единственный шанс».

В четверть десятого Уильям Аларик Пайпер неторопливо прошагал по Олд-Бонд-стрит к своей переименованной галерее. На нем был новый темно-серый костюм со свежей орхидеей в петлице. Он приветливо кланялся знакомым. Он вел себя так, словно ничего не случилось. Постепенно у него в мозгу складывался план, с помощью которого он рассчитывал снова наладить отношения с клиентами. Войдя в свой кабинет, он сел за стол и принялся ждать нашествия американцев.

В тот же час перед входом в зал Центрального уголовного суда выстроилась длинная очередь. Здесь были студенты юридических факультетов, желающие присутствовать на последнем заседании процесса, которому наверняка предстояло занять почетное место в анналах лондонской юриспруденции. Возможно, когда-нибудь они прочтут о нем в потрепанном фолианте с переплетом из красной кожи — тогда они, наверное, станут уже королевскими адвокатами, а то и вовсе будут заседать в Верховном суде. А сегодня они могли увидеть все своими глазами, чтобы потом, в отдаленном будущем, поведать об этом молодежи. Были здесь и просто зеваки — люди, которые приходят поглазеть на каждое торжественное шествие или военный парад, потому что им больше нечем заняться. Были и кучки дам из высшего света, чьи оживленные приветствия эхом разносились по коридору.