Особо одаренная особа - Мария Вересень

— Признавай я, когда ты пила его кровь?!

А Велий заявил, что если девицы начинают тебя даже сквозь стены чуять, то совершенно точно пора драпать куда-нибудь за тридевять земель. На что я фыркнула и сказала, что я точно так же чувствую и Феофилакта Транквиллиновича. Тут уж они оба на меня накинулись, обзывая развратницей.

Так и полетели наши дни — днем занятия, вечером посиделки и жалобы на непосильный ученический труд. Единственным развлечением остались только прогулки в парке с Велием.

— Тема сегодняшнего занятия… — строил из себя учителя Велий, сознательно не обращая внимания на хруст моего снежка за спиной, но стоило мне его метнуть, как он развернулся, поймав снежок в невидимую ловушку, и договорил: — левитация.

Я хмыкнула и подбросила варежки, они словно по волнам поплыли к магу и шмякнули его в нос.

— Очень хорошо. — Велий сунул мои варежки в карман. — А теперь сделай так. — Он развел руки и поднялся над землей на локоть.

— Эй! — Я вспомнила, как летала вместе со Школой, и присела. — Давай не будем!

Маг состроил скорбную гримасу и, подражая миренцам, сказал:

— Совсем не могу, слушай, дорогая. Личная просьба директора.

Я обреченно вздохнула, помолилась всем богам, которых знала, включая дядьев и теток, и велела рассказывать.

— Только не надо такого лица! — закричал сердито Велий, пряча усмешку. — Думаешь, я не боюсь? Хорошо, если просто об землю шмякнемся, а то ведь может еще и на кусочки разорвать.

— Ты специально внушаешь мне эти мысли? — Я похолодела — все, пропал урок, — Я теперь как только посмотрю на тебя, так сразу будут представляться эти… эти ошметки!

— Все, не паникуем, — со смехом сказал Велий, — просто летим.

На удивление хорошо полетали.

— Чего ж ты по Засекам-то не путешествовал? — укорила я его.

— Заклинание это очень энергоемкое, накопителя бы не хватило.

Я посмотрела на пожелтевший драконий глаз, взяла его в ладошку и вдруг поняла, что не могу его зарядить, сколько я себя ни представляла горным озером.

— Надо же, переклинило, — удивилась я. — Ну-ка возьми меня за руку.

Велий послушно выполнил просьбу. Но, сколько мы ни тужились, ничего не получилось. Я замахала руками, пытаясь снова взлететь, но проще было сигануть с крыши Школы.

— Чего это? — жалобно спросила я.

— Откуда ж я знаю? Может, ты что-то съела?

— Ничего я не ела! — взвизгнула я чуть не плача и безнадежно взмахнула рукой. Старый школьный тополь покрылся ярко-оранжевыми апельсинами. — Ой! Мама! — Я замахала руками — апельсины, свиристя на разные голоса, разлетелись пестрой птичьей стаей. Метнувшись вдоль аллеи, не меньше сотни длинноклювых странных птиц ворвались в открытые окна кухни.

— Да, хорошо, что я этого раньше не видел, — пробормотал Велий. — С такой кашей в голове только левитацию осваивать. Хорошо, что сами сейчас не свиристим.

— Я не виновата! — заверещала я. Но тут на кухне поднялся гвалт, на крыльцо вылетел Рогач, держа бьющуюся птаху за лапки:

— Это что за вид? Их есть можно?

Приятного аппетита. — Я втянула голову в плечи.

Рогач поднес птицу поближе к глазам, и они внимательно посмотрели друг на друга, после чего длинный клюв вцепился в пятак кладовщика. Велий быстро закрыл мне глаза ладонью.

— Ты чего?! — крикнула я.

— Не хочу, чтобы ты эту птицу превратила в какую-нибудь крокодилу. Мне кладовщик дорог.

Я вспомнила, как сильно крокодила непохожа на маленькое, безобидное пернатое, и вздрогнула от визга Рогача.

— Уходим. — Велий толкнул меня в спину, а сзади несся вой беса:

— Ты кого ешь, зубатый, да?! Да я тебя сам съем, да! И косточки обсосу, и зубы пущу на бусы, да! Да ты знаешь, кто я! Нет, ты не знаешь, кто я!

Вечером Велий выдернул меня из комнаты в кабинет директора.

— Ты чего?! — шипела я, но маг упорно волок меня в учебное крыло. Я стала лихорадочно припоминать все пакости, совершенные мною за последнее время, и с облегчением поняла, что ругать меня пока не за что, поэтому стала вырываться из его рук

— Верелея! — шикнул на меня Велий и даже тихонько щелкнул в лоб. Я онемела от такой наглости, и проклятый маг, воспользовавшись этим, впихнул меня в кабинет директора.

— Феофилакт Транквиллинович, мы пришли.

— Да-да, заходите. — Директор подкрутил фитиль лампы и приглашающе показал на два свободных кресла. Велий аккуратно прикрыл дверь.

— Я ничего не делала, — начала я с порога, — и если вы меня в чем-то подозреваете, то это не я!

— Вот, — вздохнул Велий, — она или спит, или пребывает в состоянии гиперактивности. Равно как и ее способности. То она не может совершить элементарные вещи, а то легко делает невозможное. — И он, не стесняясь меня, рассказал про утренний урок.

— Ах вот по чьей вине пострадал Рогач! — улыбнулся директор. — А вы говорите что ничего не делали.

— Во время занятий птицы являлись учебным пособием, таким образом я защищала школьную собственность.

— Да не об этом совсем речь. — Велий незаметно наступил мне на ногу. — С ней вообще происходит что-то странное. Вот я и прошу вас, Феофилакт Транквиллинович, чтобы вы помогли разобраться в этом.

Директор надул щеки, потом сделал губы трубочкой и посмотрел в окно, а я подумала, что ему просто необходимо пенсне. Чтобы время от времени с умным видом его протирать. Можно еще добавить тросточку с золотой головой собаки, чтобы постукивать тихонечко об пол или о край стола.

— Вы знаете, господин Велий, мне кажется, ваши тревоги напрасны. Идет естественный процесс. Не забывайте, что этим летом Верея станет совершеннолетней и, хотя я сам не верю в мистику цифр, тем не менее не могу ничего поделать с происходящим. Советую вам просто переждать.

— И во что же я превращаюсь? — испуганно поинтересовалась я и посмотрела на свою руку, не растут ли между пальцами перепонки? А оба собеседника посмотрели на меня с любопытством, после чего Феофилакт Транквиллинович, задумчиво побарабанив пальцами по столу, признался:

— Не хотел вам говорить, госпожа Верея, но уже была одна особь, подобная вам.

Слово «особь» мне очень не понравилось, похоже, это существо плохо кончило. Я робко поинтересовалась:

— И кто это?

— Ну-у, вообще-то это девица Василиса, больше известная как Прекрасная. Или Премудрая? Я уже и не помню…

Я беззвучно начала разевать рот, представляя, как в ближайшее время превращусь в милую лягушечку, а Велий будет таскать мне комаров.

— Насколько я помню, для нее все закончилось хорошо.

И тут я вспомнила:

— Неправда! Анчутка сказал, что они разыграли эту сказку, чтобы Ивана женить.

— Да? Ну тогда тем более вам не о чем беспокоиться.

— Подожди меня за дверью, — попросил Велий, и я с радостью выскочила из кабинета, ответив на последний вопрос Феофилакта Транквиллиновича: «Преследует ли вас мысль о мировом господстве?» решительным «Нет». Оказавшись в коридоре, я не стесняясь припала ухом к двери, но ничего интересного не услышала. Битый час они строили разные предположения о том, чем закончится мое преображение, придя к выводу, что черт-те чем.

— Нет! Вы представляете! — разорялась я, бегая по комнате перед равнодушными до обидного подругами. — Я могу стать обыкновенной городской девахой! Или ведьмой среднего пошиба! И какого тогда я горбачусь?! Зачеты, экзамены, курсовые! Даже архон через месяц-два может оказаться для меня совершенно бесполезным!

— Да ладно тебе! — отмахнулась Лейя, кропая очередное любовное послание для Сиятельного. — Превратишься в жабу — возьму жить тебя к нам на озеро. Там комары знаешь какие! Во! — Она развела руки в стороны, а меня затошнило.

— Да ну, может, станешь какой-нибудь чудой-юдой, и всех делов! — хохотнула Алия.

— Ага, а потом приедет какой-нибудь богатырь Зоря и отсечет мне все мои бесчисленные головушки. Потом эти головы сдадут в кунсткамеру Великого Князя, и фон Птиц будет каждый день на них любоваться. — Мне захотелось плакать.

— А мы будем цветы твоему чучелку носить. Каждый день и обязательно живые, — утешила меня, оскалившись, Алия.

— Подруги, тоже мне, — проворчала я и плюхнулась на свою кровать. Повалялась, но предаваться отчаянию в одиночестве было скучно. Тогда я накинула куртку и отправилась в парк.

В парке было пусто, но зато под знакомым тополем я нашла апельсин, по какой-то причине не ставший птичкой. Я очистила его и стала хрустеть немного заледеневшей мякотью. Не доев, швырнула его в сугроб и вызвала Сивку. Парк вздрогнул от ржания богатырского коня, я кинулась ему на шею:

— Привет, дружочек! Давай покатаемся, а то меня обещают в жабу превратить!

Сивка, в отличие от подруг, не был равнодушным, и мы маленько покатались. Богатырского коня тянуло все больше в страны жаркие и экзотические, где ревут, рассыпая вокруг тысячи радуг, величественные водопады, где странные розовые птицы ходят по мертвым озерам важные, как цесаревичи, где в мрачных и вечнозеленых лесах рычат, выгибая спины, огромные пятнистые кошки. Мы скакали и скакали, из дня в ночь, из ночи в утро, то замирая восхищенно на вершине заснеженной горы, такой высокой, что там не хватало воздуха и начинала кружиться голова, то кидаясь навстречу изумрудным океанским волнам, бессильно бьющимся о маленький потерянный островок, в лагуне которого плавали разноцветные, как бабочки, рыбки.