И больше никаких парадов - Форд Мэдокс Форд

иначе мы проиграем.

– Вы полагаете? – сказал Кэмпион.

– Совершенно в этом уверен, сэр… – произнес капитан. – Если вы только не откажетесь от командования армией и не уйдете в политику…

– Вы самый необыкновенный человек из всех, кого я знал! – воскликнул генерал. – Потому как буквально минуту назад мне в голову пришла точно такая же мысль.

– Ничего необыкновенного здесь нет, – заметил Титженс. – Парламент отчаянно нуждается в деятельном не на словах, а на деле генерале, с таким мышлением, как у вас. Поскольку ваш зять, стоит ему захотеть, может в любой момент получить титул пэра, тем самым освободив вакансию в Западном Кливленде, а с его политическим весом и влиянием вашего племянника Каслмена, пусть и растерявшего множество своих тамошних владений, но по-прежнему пользующегося огромным уважением в сельских избирательных округах, можно… Давайте не забывать и о Гроуби, которое вы можете использовать в качестве штаб-квартиры…

– План так себе, правда? – сказал генерал.

– Почему же, сэр, как раз наоборот. Сильвия вскорости заполучит Гроуби, и вы, вполне естественно, сможете устроить там штаб-квартиру… Тем более что ваши егеря оттуда никуда не делись…

– Сильвия заполучит Гроуби… – протянул генерал. – Боже правый!

– Никакого трюка здесь нет, я знал, что вы не станете возражать… – заверил его Кристофер.

– Клянусь спасением собственной души! – воскликнул Кэмпион. – Я скорее поступился бы шансом попасть на небеса… хотя нет, не на небеса, а в Индию… в общем, я скорее поступился бы шансом попасть в Индию, чем отказался от Гроуби.

– Что касается Индии, то у вас есть все шансы там оказаться… – ответил Титженс. – Вопрос только в том, каким образом… Если вам отдадут шестнадцатый сектор…

– Мне ненавистна сама мысль ждать возможности влезть в сапоги бедняги Паффлза. Мы с ним вместе были в Сэндхерсте…

– Вопрос в том, – развивал свою мысль капитан, – что будет лучше всего для вас и для страны. Полагаю, любому генералу понравится получить под свое начало армию на Западном фронте…

– Не знаю… – ответил Кэмпион. – Для карьеры это самое логичное завершение… Только вот у меня нет ощущения, что моя карьера подходит к концу… Я здоров как бык. А через десять лет, какая кому будет разница?

– Многие были бы рады видеть вас на этом посту… – сказал Титженс.

– Да ни одна живая душа не узнает, чем именно я командовал – действующей армией или этим чертовым тыловым складом, где заправляет Уайтли… – произнес генерал.

– Но мне-то, сэр, это известно… – заявил Кристофер. – В то же время, если генерала Перри отошлют домой, шестнадцатому сектору отчаянно понадобится хороший командир. В особенности генерал, пользующийся доверием всех без исключения чинов… Вы самым замечательным образом укрепите свое положение. А после войны за вас будет горой каждый, кто служил на Западном фронте. Можете считать, что титул пэра у вас в кармане… Так или иначе, но это гораздо лучше, чем состоять на вольных хлебах в Палате общин, а именно в этом качестве вы и будете там состоять.

– И что мне тогда делать с этой докладной запиской, которая получилась чертовски замечательной? – спросил генерал. – Я не люблю писать письма, а потом их не отправлять.

– Вы хотите таким образом продемонстрировать, что всячески поддерживаете идею единого командования, но при этом не хотите прямо указать, что говорите об этом лично? – спросил Титженс.

– Совершенно верно, – ответил Кэмпион. – Именно этого я и хочу… – Потом на миг умолк и добавил: – Полагаю, вы разделяете мою точку зрения по этому вопросу. Вполне возможно, что поползновения правительства уйти с Западного фронта и отправить войска на Ближний Восток представляют собой чистой воды блеф с целью напугать союзников и добиться их отказа от идеи единого командования. Точно так же эта забастовка железнодорожников могла быть устроена специально, дабы показать нам, что случится, если мы действительно начнем отвод войск…

– Все выглядит так, словно… – произнес Титженс. – Я, конечно же, не посвящен в тайны Кабинета и даже не поддерживаю, как раньше, с его членами контакт… Но должен заметить, что за экспедицию на Восток ратует совсем незначительная его часть. Ее еще называют «партией одного человека» – с кучкой прихлебателей. И говорят, что все проволочки вызваны попытками его от чего-то подобного отговорить. Вот как я это себе представляю.

– Боже праведный!.. – воскликнул генерал. – Но как это вообще возможно? Ведь этот человек разгуливает по коридорам власти с кровью миллионов на руках! Да-да, именно миллионов. Под таким бременем ему не выстоять… Медля с нами сейчас, он бесконечно затягивает войну… При этом постоянно гибнут люди!.. Я не могу…

Он вскочил и принялся мерить шагами хибару.

– В Бондерстроме я потерял половину своих людей… Надо признать, по моей собственной вине. Мне предоставили неверные сведения. – Генерал остановился, немного постоял и продолжил: – Боже милостивый!.. Боже милостивый!.. Теперь я все понимаю… Но это невыносимо… Даже теперь, спустя восемнадцать лет. Тогда я состоял в чине бригадного генерала… А полк был Гламорганширский, тот самый, в котором служили вы… Их загнали в небольшое ущелье и накрыли плотным артиллерийским огнем. Почти всех до одного… Я видел все это собственными глазами, но наши орудия не добивали до батарей буров, и мы не могли их остановить… Это был ад… – сказал он. – Самый настоящий ад… После этого я до конца войны не провел ни одной инспекции в Гламорганширском полку. Мне была невыносима сама мысль посмотреть им в глаза… То же самое и Буллер… С ним вышло даже хуже, чем со мной… Он потом так и не смог от этого отойти…

– Сэр, если вы не против, давайте больше об этом не говорить… – сказал Титженс.

Генерал, уже занесший ногу для следующего шага, вдруг замер на месте и спросил:

– Что?.. В чем дело?.. Что с вами случилось?

– Вчера по моей вине убило человека. В этой самой хибаре, на том самом месте, где я сейчас сижу… От этого я чувствую себя… В общем, это как-то… Сложно, как сейчас любят говорить…

– Боже милостивый! – закричал генерал. – В таком случае, мой мальчик, прошу прощения… Мне не надо было… Я не должен был так себя вести в присутствии другого человека, кем бы он ни был… И уж тем более в присутствии Буллера… Или Гэтакра, с которым он близко дружил… После сражения при Спион-Копе я никогда… – Он осекся, помолчал и произнес: – Я ничуть не сомневаюсь, что вам можно доверять, и знаю доподлинно: вы никогда не станете распространяться о том, что увидели… И не проболтаетесь никому о том, что я только что сказал… – Он опять умолк, принял вид подслушивающей сороки и продолжил: – В Южной