Ответный удар - Александр Афанасьев

— Давай в машину…

Субурбан — шел мягко и плавно. Мы ехали далеко впереди всего конвоя, проверяя посты. Рация в держателе на передней панели — давала интенсивный обмен. Как я понял — конвой из аэропорта еще не тронулся, какие-то мероприятия были запланированы в аэропорту. Ничего удивительного — там только что сдали гостиницу с конференц-залом. Круче любой московской…

Мусауи ехал впереди. В обмен он не включался, только слушал…

— Аль-Малик был у меня дома — сказал я — я тогда сильно… выпил. Я не смог ничего с ним сделать…

— Водка — харам… — глубокомысленно заключил Мусауи (хотя сам не прочь был приложиться) — тебе наказание Аллаха.

— Что ты знаешь про Амани. Не время для старых обид, друг…

Мусауи широко улыбнулся, обернувшись ко мне.

— У меня нет обиды на тебя. Если бы была, ты был бы мертв. Между нами — нет вражды.

— Что ты знаешь про Амани? — повторно спросил я

— Ничего такого, что следовало бы знать тебе. Мы сами с этим разберемся. Это наше дело, русский. Тебе в нем места нет.

— Черт возьми, они собираются совершить теракт на саммите.

— Все будет так как угодно Аллаху…

Субурбан останавливался

— Не лезь в это дело. Мы — решим сами…

Машина остановилась. Чуть дальше — бронетранспортеры перекрывали выезд на набережную. Прежде чем кто-то успел меня остановить — я сорвал с бойца, который был со мной рядом значок — белый цветок. Пароль на сегодня. И выскочил из машины.

Боец — попытался схватить меня, но не успел. Второй — с проклятьем выскочил из машины — но Мусауи заступил ему дорогу

— Нет!

И пояснил

— Пусть идет…

Ирак, Багдад

Политехнический университет

29 июля 2019 года

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Р. Киплинг Баллада о Востоке и Западе

В бумажнике, украденном мной у соседа, было достаточно денег. Благословенный Ирак — укради я бумажник в Париже, там хватило бы денег только на «позавтракать». Но тут не везде есть банкоматы, и лавочники не верят кредиткам — поэтому носят наличные. Хоть набережная и была перекрыта — пара лавок все-таки работала. В одном из них — я купил костюм от Армани ереванского производства и приличные туфли. Хозяин был армянином, он обрадовался, узнав, что я русский и позволил привести себя относительный порядок в своей квартирке в этом же доме, и посоветовал, к кому можно обратиться, чтобы перебраться на ту сторону Тигра, минуя мосты. Переодевшись, я стал похож на человека, а не на чучело. Хороший человек. Помогай ему Аллах…

На лодочнике, которые тут еще были, возили экскурсии — я переправился на ту сторону Тигра. Нас никто не остановил. Полиция была — но белая метка на пиджаке их останавливала. Им самим — такой не дали…

Оставалось самое малое — понять, в чем смысл заговора, что задумали террористы. Понять то, что не смог понять целый штаб.

Снайперу — не так то просто стрелять. С близкого расстояния — а по нынешним временам это от пятисот до восьмисот метров — выстрелить просто не дадут. Любое открытое окно — повод для тревоги. к тому же — будут и приборы «антиснайпер». Если у Аль-Малика будет моя винтовка — он будет стрелять с расстояния от километра до полутора. 50БМГ — это самая «его» дистанция, на предельных он начинает «чудить», там нужны «сороковые» калибры типа.408СТ или.416 Барретт…

— Стоп!

Я сказал это сам себе — потому что…

Что если…

Если их двое — Аль-Малик и Амани — они должны как то общаться, так?

В зоне визита — глушат все мобильные. Это в целях безопасности. для предотвращения подрыва. Но кроме мобильных есть и спутниковые — верно? Их не заглушить. А номер спутникового телефона Амани я знал — потому что сам подарил ей аппарат. И номер — не номер телефона. а номер аппарата — я тоже помнил. Спутниковый — не отследишь, но вот гибрид, спутника и сотового, какой я подарил — именно по сотовой СИМке отследить можно.

Я достал телефон. натыкал номер штаба. Если там знают, что меня отстранили — тогда крышка. Но если приказ еще не прошел…

— Дежурный…

— Номер один — один — три — семь — семь экстренный, проверьте….

Ну же!

— Допуск есть, слушаем.

— Мне срочно надо пробить местонахождение аппарата. Диктую код…

В холле — стояли полицейские, один из них — решительно направился ко мне.

— Сюда нельзя.

Я показал карточку

— Служба общей безопасности

Полицейский отступил, козырнул

— Прошу прощения, эфенди

Я делал шаг, но тут же — остановился

— Один вопрос.

— Да, эфенди…

— Никто в здание не проходил? Даже с такими документами, как у меня?

— Никак нет, эфенди.

— Ты уверен? С любыми документами!

— Уверен, эфенди. Квартал же оцеплен!

Тут я допустил ошибку, смысл которой осознаю только потом. Полицейский не врал мне, он был искренним. Мы просто не поняли друг друга. Когда я его спрашивал — я спрашивал о любом человеческом существе. Когда он мне отвечал — он имел в виду, что в здание не входил ни один мужчина. Он просто не принимал женщин во внимание, потому что его так воспитали. Женщины не в игре, они не в счет.

— Стой здесь и никого не пускай.

— Вам помочь, эфенди? Мы готовы.

— Я сказал — стой здесь и никого не пропускай. Никого!

— Слушаюсь!

Полицейский офицер обернулся и рыкнул на подчиненных. Я тогда не обратил внимания, что на его руке нет повязки командира патруля — у командира должна быть повязка в цветах национального флага…

Лифты были отключены — для экономии электроэнергии, и для того, чтобы никто лишний не ездил по ним сейчас. Двадцатичетырехэтажная высотка была пуста — только в авторитарной стране могут вот так вот взять и объявить выходной, приказать освободить целое громадное здание ради безопасности, закрыть весь центр города. И чем дальше — тем больше я убеждался в том, что это решение, ошибка, пусть недоказуемая, но ошибка. Ошибка страшная и скорее всего — не случайная. Потому что сейчас в распоряжении террористов — целое пустое здание. Здесь с этажа на этаж не ходят люди, здесь не работает лифт. Люди, случайные свидетели, способные заинтересоваться чем-то, увидеть неладное, поднять панику при виде оружия — вот самая надежная защита встречи на высшем уровне. И кто-то- этой защиты нас лишил.

В наушнике — перекликивались голоса, шел интенсивный радиообмен…

— Лидер всем позывным, Лидер всем позывным. Аэропорт — четыре свободен, аэропорт четыре свободен…

— Первый, проходим точку один. Дорога зеленая…

— Стрелок шесть один, здесь Контроль. Отклоняйтесь к востоку. Проверьте строения к востоку от линии Аэропорт.

— Контроль, здесь Стрелок шесть, вас понял, ухожу восточнее

— Семерка — Контролю, Семерка Контролю, мы у второй точки. Всюду толпы людей, приветствуют Первого. Ситуация под контролем.

— Контроль — Семерке, проверьте документы зеленых. Всех без исключения, как поняли?

— Семерка — Контролю — вас понял, приступаю…

На лестнице, между четвертым и пятым этажом мне что-то не понравилось. Что-то, что заставило меня резко остановиться. Осмотревшись, понял, что именно — с утра, на лестнице был уже тончайший слой пыли — она в Ираке везде, светлая песчаная пыль, напоминание о том, что мы в пустыне. Ее даже кондиционеры не отфильтровывают — слишком мелка. И вот здесь, на ступеньках — были следы, как будто кто-то поскользнулся. Присмотревшись, я обнаружил еще одно — ручка двери, ведущей в здание с пожарного выхода была чуть сдвинута в сторону вместо того, чтобы стоять параллельно полу.

И я- не думая о том, что может быть граната — пинком вышиб дверь…

— Вакиф! Вакиф!

Комната. Простыня. Поставленные одна на одну парты — чтобы дать снайперу зону обстрела. Силуэт в черном…

— Вакиф! Вакиф вилла батух![96]

Лазерный прицел — на черном силуэте. А глаза — отказываются верить в то, что видят. Слишком страшно это. Немыслимо страшно.

Винтовка. Похожая на те, которые применяются в соревнованиях по бенчресту. Массивный приклад, угловатое ложе, тяжелый ствол с большим титановым глушителем.

Это моя винтовка. Та самая, которую я хотел забрать домой как трофей.

Снайпер. Черная куртка, шапочка, скрывающая копну черных волос, обтягивающие ноги черные лосины.

Эта моя женщина. Та самая, которую я хотел забрать в Россию. Та, которая мне дороже всех, в этой ублюдочной стране.