Алло, Милиция? Часть 2 - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

галстука.

— Спортивная форма. В девятнадцать у меня тренировка. Надеюсь, завершим к этому времени.

Никакой гарантии, что надежда осуществима, на лице гэбиста не отразилось.

Они работали вдвоём. Один сел за руль «Волги», почему-то серой, второй с Егором сзади. Машина заехала с Комсомольской к Американке, но задержанного повели в совершенно иную часть здания, точно также разделённую на кабинеты, как Минское управление.

Офицер повесил плащ и шляпу в шкаф, Егору не предложил раздеться и только указал на стул. Тот опустился на него, расстегнув куртку.

— Гражданин Евстигнеев! Ваше имя-отчество, год рождения, место рождения…

— Стоп-стоп! Простите, вы не назвали своё имя-отчество.

— Ростислав Львович.

— Очень приятно, Ростислав Львович. Скажите, это — допрос по уголовному делу? Вы предупредите меня об ответственности за дачу заведомо ложных показаний?

— Нет. Ещё не уголовное дело. Но если оно будет возбуждено, вас предупреждать не будут, потому что вы — подозреваемый в умышленном нанесении тяжких телесных повреждений нашему сотруднику при исполнении им служебных обязанностей.

— Прекрасно. Пока уголовного дела нет, я не имею права что-либо вам раскрывать иначе, чем по приказу моего куратора — Сазонова Виктора Васильевича.

— В чём же он вас курирует?

— Я — агент «Вундеркинд». Первоначально состоял на связи в «пятаке», потом во втором главке, с Нового года работаю одновременно на оба управления. Раскрыл теракт по взрыву гастронома на Калиновского, 46. Для внешних приличий, вы знаете, наверно, преступление квалифицировано как халатность.

— Возможно, вы действительно знаете Сазонова. Но о том, что вы будете представляться якобы агентом под псевдонимом «Вундеркинд», нас предупреждали. И о лжи, направленной на дискредитацию КГБ БССР.

— Позвольте угадать, Ростислав Львович. Предупредил вас майор Николай Николаевич Образцов из «пятёрки». Тот, кто со своим непосредственным начальником ездил в Чернигов замять ЧП с Волобуевым.

— В любом случае, Егор Егорович, я хотел бы услышать для начала вашу версию.

— Ну, раз от меня все отказались, слушайте. Правда, рассказ будет небыстрый.

— Мне не нужно к девятнадцати на тренировку. А вы, похоже, не успеете ни на неё, ни на следующую.

Спокойно, сказал он себе. Именно об этом предупреждал Сазонов. Но даже тот всего не предвидел. Видно, у Образцова с его начальством что-то крепко задымилось.

Егор начал рассказывать с возвращения из Москвы.

— Ходатайствую о допросе моего тренера. Образцов, имея с ним доверительные отношения, просил привести меня как агента в форму, потому что были кое-какие проблемы с самочувствием.

— Я бы посоветовал вам сто раз подумать, прежде чем настаивать на версии, что вы — наш агент. Слишком много следов оставляет сотрудничество с КГБ в наших документах. Проверили — нет ничего.

— Хорошо искали? Я подскажу, где именно. Во-первых, и Образцов, и Сазонов выплачивали мне некоторые суммы на оперативные расходы. Полагаю, в бухгалтерии должны были сохраниться бумаги. Во-вторых, я несколько раз передавал информацию по телефону через дежурного, называя оперативный псевдоним, в журналах должны были остаться записи. Пометьте даты, — он назвал их, а также телефон, по которому оставлял сообщения. — Для командировки в Смоленск с помощником Сазонова по имени Аркадий, фамилию не помню, мне изготавливалось фальшивое удостоверение сотрудника милиции. Был выходной, ваши спецы меня наверняка отлично запомнили. А теперь самое интересное. Я беседовал с капитаном Управления КГБ по Черниговской области, дежурившим 30 марта, сообщил ему, что являюсь агентом «Вундеркинд» и нуждаюсь в срочной связи по закрытой линии с куратором Образцовым. Уверен, ответ Минска с подтверждением существования агента «Вундеркинд» ими зафиксирован. Если Образцов или кто-то ещё уничтожал все следы моей деятельности с белорусской стороны, на украинской он не имел возможности подчистить.

Инспектор лихорадочно что-то чёркал на листке бумаги.

— Всё?

— Нет, далеко не всё. Я разговаривал из Чернигова с Образцовым. Часть информации касалась деятельности второго главка, эту информацию получил Сазонов и расспрашивал меня о ней. Каким-то образом этот разговор отражён у вас? Иначе в связи с чем четверо сотрудников «пятака» понеслись как с хрена сорвавшись в Чернигов?

— Выбирайте выражения.

— Учту ваше замечание, Ростислав Львович. Но сложно сохранять спокойствие, когда негодяи намерены обвинить меня в преступлении, которое я не совершал, и вычеркнуть годы безупречной службы на благо госбезопасности.

— Продолжайте.

Он рассказал историю с ЧП в Чернигове до момента включительно, когда двое сотрудников «пятёрки» слушали аудиозапись.

— Понятно. Теперь я расскажу их версию, и убедительных аргументов против неё я пока не услышал. Вы шантажировали Волобуева совпадением мотива двух песен — протестной и антикоммунистической, требуя денег. Когда он отказался пойти вам на уступки, вы внезапно напали на него, избили и выбросили в окно с намерением убить. Поскольку в его одежде было обнаружено удостоверение КГБ БССР, из больницы сообщили в Минск, оттуда выехала бригада, а до этого сотрудники местной госбезопасности задержали единственного из состава «Песняров», скрывшегося после падения Волобуева из гостиницы. Вас.

— В общем, мне понятны соображения Образцова, когда он несёт эту ахинею. Он рассчитывает, что вы ни при каких условиях не будете собирать информацию в Украине, чтоб, не приведи Господь, что-то лишнее не узнали бы коллеги из КГБ УССР и не заложили в Москву. Чтоб не просочилось лишнего наружу, хотелось бы осудить меня закрытым судом на основании только свидетельских показаний Волобуева и Образцова… Скажите, вы даже под страхом смерти не свяжетесь с УКГБ по Черниговской области? Чтоб подтвердили, что я сам к ним пришёл, без всякого задержания, и просил связи с минским куратором?

— Свяжусь. Если сочту необходимым.

— Вот. Что и следовало доказать. Вас, Ростислав Львович, я не имею оснований заподозрить в нечестной игре. Но не выносить сор из белорусской избы вас наверняка обязали.

— Вы вольны предполагать всё, что угодно. Но суд принимает во внимание только факты, а не предположения.

— Убедили. Тогда как Образцов объясняет факт записи моего разговора с Волобуевым, пока тот придурок не вышиб раму и не вылетел в оконный проём?

— Образцов предупреждал, что вы будете говорить о какой-то аудиозаписи, но не сможете её предъявить.

— Вот как. Скажите, вы с ним просто беседовали или он дал письменные показания? Может, неправильно его поняли?

— Он написал исчерпывающе подробный рапорт. В нём есть непонятные мне места, не скрою. Например, не могу взять в толк, почему, доставив вас в Минск, полковник Головачёв позволил уйти и не отвёз в ИВС. Образцов объясняет, что ждали показаний Волобуева, когда тот придёт в себя.