Хранящие тепло - Елена Лагутина

— Что — только?

— Да так, ничего. Там письмо на тумбочке лежало, я его отправить утром обещал и забыл. Что-то я этого письма не видел. Может, она его сама отправила. Наверное, сама отправила. Да какая разница… Странно все-таки человек устроен, — вздохнул Владимир, — какая-то чепуха в голову лезет в такие моменты.

— Да, — согласился Денис, — мне это знакомо.

Долгое время они стояли в полной тишине, словно позабыв друг о друге, думая об одном и том же. Мимо проходили врачи, медсестры, провозили больных на каталках — никто почти не смотрел в их сторону. Владимир, нащупав случайно в кармане пачку сигарет, внезапно понял, как сильно хочется курить.

— Пойдем, выйдем. Покурим, — предложил Владимир.

— Пойдем, — согласился Денис. — Только я не курю.

— Ах, да. Ты же спортсмен.

Они уже повернулись и сделали несколько шагов по больничному коридору в тот момент, когда дверь палаты интенсивной терапии открылась. Оба, как по команде, обернулись. Тот самый врач, который час назад разговаривал с Владимиром, устало вздохнул.

— Доктор, — произнес Владимир и понял, что больше не может вымолвить ни слова.

— Сканирование закончено. Как я и предполагал, кровоизлияния нет, так что операция не потребуется. У нее обширное сотрясение. Несколько дней интенсивной терапии, и можно будет перевести в общую палату. Сейчас давление в норме. Она в сознании. Можете не беспокоиться. И еще…

Медленно сняв очки с переносицы, он приподнял их и посмотрел на свет, потом достал из кармана платок и смахнул невидимые пылинки со стекол.

— Она хочет вас видеть. Она очень просила…

Владимир тут же подлетел к двери и уже схватился за ручку, но доктор заставил его притормозить.

— Постойте, Денис. Вообще это запрещено, но Кристина, по всей видимости, хочет вам сообщить что-то…

Заметив, как изменилось его лицо, доктор, не окончив фразы, вопросительно поднял брови.

— Владимир, — глухо пробормотал он, — меня зовут Владимир.

— Владимир? — несколько удивившись, переспросил доктор, — но, в таком случае…

Его усталый взгляд скользнул по коридору. Только теперь он, казалось, заметил, что невдалеке стоит еще один мужчина. Такое же напряженное, бледное лицо, такой же встревоженный взгляд. «Черт, только любовных треугольников мне на работе и не хватает», — равнодушно подумал он и спокойно закончил фразу:

— Она хочет видеть Дениса.

Проходя мимо Владимира в палату, Денис тихо прошептал «извини», чувствуя, насколько тяжело ему сейчас принять ситуацию такой, какая она есть, и понимая, что изменить ее невозможно.

— Не больше двух минут, — еще раз предупредил его доктор.

Денис кивнул: он уже заранее знал, что этих двух минут будет вполне достаточно для того, чтобы изменить всю его жизнь.

Спустя две минуты он, как ошпаренный, выскочил из палаты и, бросив уже на ходу несколько коротких фраз, бегом побежал по коридору к выходу. Владимир, пораженный, долго смотрел ему вслед: он впервые в жизни видел у человека такой дикий взгляд. Но в тот момент, когда смыл сказанного дошел до него, Владимир ясно почувствовал, что и сам смотрит сейчас прямо перед собой точно таким же застывшим и наполненным ужасом взглядом.

Саша сидела на краешке кресла, опустив голову на сцепленные руки, не поднимая лица. Возможно, это было не очень прилично — разговаривать с собеседником, не смотря на него, не поднимая глаза. Но ей сейчас было не до приличий, и человек в милицейской форме, сидящий напротив нее, понимал это. Возможно, он даже догадывался, в чем причина — если она поднимет глаза, то сразу же увидит, что минутная стрелка почти совсем не сдвинулась с места. Почти совсем не сдвинулась. Несмотря на то, что с того момента, когда она в последний раз позволила себе посмотреть на часы, прошла уже целая вечность. Может быть, три — или, по крайней мере, два часа. И солнце, осеннее солнце, которое она всегда так любила, тоже почему-то застыло на месте, повисло над облаками, упорно не желая окончательно исчезнуть с горизонта, несмотря на то, что вечер уже давно должен был закончиться, превратиться в ночь. Солнце не двигалось. Это оно остановило время и заставило стрелки тоже застыть на месте, подтверждая невозможное — этот вечер никогда не закончится. И вместе с ним будет жить вечно это страшное ожидание чего-то неизбежного, эта мучительная, разрывающая душу неизвестность.

— Послушайте, ну неужели ничего нельзя сделать? — простонала Саша.

— Мы делаем все возможное, — устало вздохнув, в который раз произнес человек в форме. — Сейчас опрашиваются люди, идет поиск свидетелей. Но главное — это звонок. Похититель непременно должен позвонить вам.

— Откуда вы знаете? А если он не позвонит? А если это был какой-нибудь маньяк? — последнее слова Саша выдавила из себя с трудом, изо все сил стараясь не вдумываться в его ужасный смыл.

Он ничего не ответил, и слово «маньяк» повисло в воздухе, отравляя его, высасывая — каплю за каплей — остатки кислорода…

— Что с вами? — словно в полусне, услышала Саша. Потолок почему-то падал вниз, люстра качалась, лицо человека, отдаленно знакомое, было расплывчатым и странным. Потом она почувствовала что-то прохладное и влажное возле рта. Подчинившись инстинкту, сделала несколько глотков.

— Все в порядке. Я просто…

— Может быть, вызвать врача?

— Нет, не стоит. Я уже… Я уже в порядке. Все нормально, — слабым голосом ответила она, чувствуя, что не сможет сейчас перенести присутствия в комнате еще одного постороннего человека. Хотя теперь даже эта комната, в которой она прожила пять лет, которая была ее родным домом — теперь и эта комната казалась ей чужой и враждебной. Здесь почти ничего не изменилось. Только телефонный аппарат, старый телефонный аппарат, принадлежавший еще Кристининой бабушке, теперь стоял на подоконнике. Выдернутый шнур свисал на пол, а на его месте, на журнальном столике возле стены, стоял новый аппарат, специально подключенный оперативниками. Это было необходимо для того, чтобы определить номер телефона входящего звонка. Если он позвонит. А если не позвонит?…

Она не могла думать, не могла строить предположений. Сцепив на коленях белые, бескровные пальцы, она теперь обращалась только к высшим силам, только к Богу, который один мог защитить ее дочь. В тот момент она верила в него так сильно, как, наверное, никогда в жизни. Закрыв глаза и низко опустив голову, она шептала:

«Помоги, Господи. Не оставь. Прошу тебя, умоляю: не оставь меня и мою дочку. Не дай нам умереть. Пожалей. Прошу тебя, Господи милосердный…»

Саша не знала на память ни одной молитвы. Бабушка, которая вырастила ее после трагической смерти родителей, воспитывала Сашу в атеистических традициях. Но сейчас ей так хотелось верить в то, что Бог услышит эти ее неправильные слова, услышит и поймет их искренность.