Манхэттен - Джон Пассос

– В чем же дело?

– Ужас!

– Ну, говорите же.

– Бэк, ваши родные, наверно, откажутся от вас, когда вы вернетесь в Орпен-Мэнор.

– Но что же там было?

– Женщина наверху производила запрещенные законом операции… аборты… Оттого и водопровод засорился.

– Господи Боже мой!

– Это последняя капля… А Рой сидит, как чурбан, со своей проклятой газетой посреди этой вони, с ужасным, бессмысленным выражением лица…

– Бедная крошка!

– Слушайте, Бэк, я получу по чеку только двести долларов… Нам этого хватит, чтобы доехать до Калгари?

– Без особого комфорта – да… В Монреале есть человек, он даст мне работу в газете – писать светскую хронику… Отвратительное занятие, но я буду писать под псевдонимом. Потом, когда мы немного заработаем, мы уедем оттуда… Ну, я пойду разменять чек.

Она поджидала его у справочного окошка, пока он ходил за билетами. Она чувствовала себя маленькой и одинокой в огромном, белом сводчатом зале вокзала. Вся ее жизнь с Роем проходила перед ней, точно кинолента, пущенная от конца к началу и мчавшаяся все быстрей и быстрей. Бэк вернулся, у него был довольный и уверенный вид. В руке он держал пачку кредиток и железнодорожные билеты.

– До десяти нет поезда, Аль, – сказал он. – Надо сделать так: вы идите в «Палас» и оставьте в кассе билет для меня… А я тем временем сбегаю за чемоданом. Это одна секунда… Вот вам пять долларов.

Он ушел, и она пошла одна по Четырнадцатой улице в жаркий, майский полдень. Почему-то она начала плакать. Прохожие смотрели на нее; она не могла удержать слезы. Она шла, пошатываясь, и слезы текли ручьями по ее лицу.

– Страхование от землетрясения… Вот как они это называют! Много ли это им поможет, когда гнев Господень сметет этот город с лица земли, как осиное гнездо. Он возьмет его, поднимет и начнет трясти, как кошка трясет крысу… Страхование!

Джо и Скинни нетерпеливо ждали, чтобы человек с бородой, как метелка, стоявший у их костра, бормотавший и кричавший, ушел прочь. Они не понимали, к ним ли он обращается или к самому себе. Они сделали вид, как будто его тут вовсе нет, и начали поджаривать кусок ветчины на вертеле, сооруженном из спицы старого зонтика. Внизу, под ними, за серо-зелеными кружевами цветущих деревьев, в вечернем свете серебрился Гудзон и белели палисадники домов верхнего Манхэттена.

– Не говори ничего, – прошептал Джо, крутя пальцем у лба. – Он сумасшедший.

У Скинни забегали по спине мурашки, его губы похолодели, ему захотелось бежать.

– Это ветчина? – спросил вдруг незнакомец мурлыкающим, благосклонным голосом.

– Да, – сказал Джо после паузы дрожащим голосом.

– Разве вы не знаете, что Господь Бог запрещает своим чадам есть мясо свиньи?

Голос его перешел в певучее бормотание и крик.

– Гавриил, брат Гавриил!.. Можно ли этим детям есть ветчину?… Можно… Архангел Гавриил – он, знаете ли, мой близкий друг – говорит, что один раз можно, если это больше не повторится… Осторожнее, братья, она у вас подгорит.

Скинни встал.

– Садись, брат, я тебя не трону. Я понимаю детей. Мы любим детей – я и Господь Бог… Небось боитесь меня, потому что я похож на бродягу?… Ладно, сейчас я вам кое-что объясню: никогда не бойтесь бродяг. Бродяги не тронут вас, они – добрые. Господь Бог тоже был бродягой, когда он жил на земле. Мой друг, архангел Гавриил, говорит, что он был бродягой много раз… Посмотрите-ка, у меня есть жареная курица, мне ее дала старая негритянка… Ох, Господи! – Он кряхтя опустился на камень рядом с мальчиками.

– Мы хотели играть в индейцев, а мне теперь захотелось играть в бродяг, – осмелел Джо.

Бродяга вынул пакет из кармана своей позеленевшей от непогоды куртки и начал осторожно разворачивать его. Поджариваемая ветчина издавала приятный запах. Скинни снова сел, стараясь все же держаться как можно дальше от бродяги и не спускать с него глаз. Бродяга разрезал курицу, и они начали есть все вместе.

– Гавриил, дружище, взгляни-ка сюда! – Бродяга орал так громко, что мальчики опять испугались.

Становилось темно. Бродяга кричал с полным ртом, тыча барабанной палочкой в мерцающие шахматные доски света на Риверсайд-драйв.

– Присядь-ка на минуточку и погляди, Гавриил… Погляди на старую суку, прости за выражение. Страхование от землетрясения, черта с два оно им поможет, а?… Вы знаете, ребята, сколько времени понадобилось Богу, чтобы разрушить Вавилонскую башню? Семь минут… А вы знаете, сколько времени понадобилось Господу Богу, чтобы разрушить Вавилон и Ниневию? Семь минут… В любом нью-йоркском квартале больше грешников, чем было на одной квадратной миле в Ниневии, а сколько времени, думаете вы, понадобится Господу Богу Саваофу, чтобы разрушить Нью-Йорк, Бруклин и Бронкс? Семь секунд… Скажите-ка, ребята, как вас зовут? – Он снова замурлыкал и ткнул в Джо своей палочкой.

– Джозеф Камерон Паркер.

– А тебя как?

– Антонино Камероне… А называют меня Скинни. Джо – мой двоюродный брат. Его родители переменили фамилию на Паркер.

– Перемена фамилии не приносит счастья… Скрывающие свое имя занесены в книгу Страшного суда… Истинно говорю вам – близок день суда Господня… Не далее как вчера Гавриил сказал мне: «Ну что, Иона, начнем, пожалуй?» А я ему говорю: «Гавриил, старина, подумай о женщинах, детях, грудных младенцах – они же ни в чем не повинны. Если ты нашлешь на город землетрясение, серный огонь и каменный дождь с неба, то они все помрут вместе с богачами и грешниками». А он мне в ответ: «Ну ладно, Иона, старый коняга, пусть будет по-твоему. Мы подождем еще неделю, две…» А все-таки, ребята, страшно представить себе это: серный огонь, каменный дождь, землетрясение, потоп, падающие дома…

Джо вдруг хлопнул Скинни по спине.

– Пятнашка! – крикнул он и побежал.

Скинни помчался за ним по узкой тропинке между кустами, спотыкаясь. Он догнал его на асфальтовой дорожке.

– Ей-богу, он сумасшедший! – крикнул он.

– Тише ты, – зашептал Джо.

Он посмотрел сквозь кусты. Еще виден был дым, поднимавшийся над их маленьким костром. Бродяги не было видно. Они только слышали его голос:

– Гавриил, Гавриил…

Они бежали, задыхаясь, по направлению к спасительным, аккуратно расставленным уличным фонарям.

Джимми Херф обошел грузовик. Крыло автомобиля чуть задело подол его дождевика. Он постоял несколько секунд у станции воздушной дороги, пока не растаяли льдинки в его хребте. Вдруг рядом с ним распахнулась дверца лимузина, и он услышал знакомый голос.

– Садитесь, мистер Эрф… Куда прикажете подвести вас?

Машинально садясь, он заметил, что автомобиль – «роллс-ройс».

Полный мужчина с красным лицом, в котелке, был Конго.

– Садитесь, мистер Эрф… Очень рад вас видеть. Куда вы направляетесь?

– По правде сказать, никуда.

– Заедемте ко мне, я вам кое-что покажу. Как поживаете?

– Прекрасно… То есть нет, я хотел сказать, что я живу отвратительно, но это все равно.

– А я завтра, наверное, сяду в тюрьму… на шесть месяцев… А может быть, и нет.

Конго рассмеялся горловым смехом и осторожно выпрямил свою искусственную ногу.

– Стало быть, вас в конце концов таки пристукнули, Конго?

– Тут был целый заговор… Только не зовите меня больше Конго Джек, мистер Эрф. Зовите меня Арманом. Я женат… Арман Дюваль, Парк-авеню.

– Значит, вы больше не маркиз де Куломье?

– Это только для дел.

– А дела у вас, как видно, хороши?

Конго кивнул.

– Если я попаду в тюрьму – чего, я надеюсь, не будет, – то я через полгода выйду миллионером… Мистер Эрф, если вам нужны деньги, скажите мне только одно слово… Я могу вам одолжить тысячу долларов. Можете вернуть их хоть через пять лет. Я вас знаю.

– Спасибо, мне не нужны деньги. Не в них дело… Ну их к черту!

– Как поживает ваша жена?… Она удивительно красивая женщина.

– Мы разводимся… Она подала заявление сегодня утром… Только развод и задерживает меня в этом проклятом городе.

Конго закусил губы. Потом он нежно погладил Джимми указательным пальцем по колену.

– Мы сейчас приедем ко мне… Я угощу вас замечательным вином… Да, подождите, – сказал Конго шоферу.

Опираясь на палку с золотым набалдашником и важно хромая, он вошел в разноцветный мраморный вестибюль. В лифте он сказал:

– Может быть, останетесь к обеду?

– К сожалению, сегодня не могу. Кон… Арман.

– У меня прекрасный повар… Когда я впервые приехал в Нью-Йорк около двадцати лет тому назад, на пароходе был один парнишка… Вот моя дверь. Видите – А. Д., Арман Дюваль… Мы с ним вместе сбежали с парохода, и он всегда говорил мне: «Арман, ты никогда ничего не добьешься, ты слишком ленив и слишком много бегаешь за девочками». Теперь он у меня поваром… Первоклассный повар, cordon bleu, eh?…[211] Жизнь – смешная штука, мистер Эрф.

– Ей-богу, это замечательно, – сказал Джимми Херф, откидываясь на высокую спинку испанского кресла в библиотеке из темного ореха; он держал в руке стакан старого бургундского. – Конго… то есть Арман, если бы я был Богом и мне предстояло бы решить, кто в этом городе достоин заработать миллион долларов, – клянусь, я выбрал бы вас.