Убить Гиппократа - Елена Сазанович

и расстрелять, не моргнув!

– И меня? – вставил я тихонько, чтобы как-то остановить его бред.

Полагая, что он не услышит в точности, что я ляпнул, я остановился. Но он все услышал.

– Ха-ха-ха! – искренне захохотал Туполев. – А на кой ты мне вообще нужен! И кто ты такой! Я увидел тебя – и забыл! Если могу человека забыть, то, значит, он для меня – пустое место. И какое, вот какое для меня лично имеет значение – топчешь ты эту землю или нет? Что ты мне – брат, сват? Даже не сосед по-настоящему! Тебя бы не раздумывая прихлопнул. И легко. Как муху! Хотя мух мне бывает жалко…

Туполев неожиданно всхлипнул. И громко икнул.

– И тебя совсем не жалко почему-то. Прихлопни – и совесть чиста, поскольку ты мне очень несимпатичен. Я бы сказал – отвратителен!

– И меня бы прихлопнул? – Яга, играючи, потрепала Туполева по щеке.

Он пару секунд внимательно ее изучал.

– Тебя? Ты мне понравилась. Чисто фактурно. Что-то по сердцу мелькнуло. Или поперек. Не понял. Даже не просек, что это было… Только не надо вспоминать это пошленькое словечко – любовь! Нет ее, нет!.. Так что, увы, милая, прихлопнул бы и тебя. Если это стоило бы того. Ну, к примеру, ради моей радостной жизни. Откуда я знаю – принесешь ты мне радость или нет? А может, и вовсе горе. Так что ты – случайность. Со случайностями нужно расставаться легко.

– И меня бы хлопнул?

Дункан вплотную подошла к Туполеву и задышала ему в лицо. Горячо. Пылко. Удушливо. Задышала. Не духами, а перегаром. Это было далеко не дуновение ветерка в городке у моря.

– Я тебя давно знаю, Дункаша. – Туполев не моргнул и глазом. Лишь почему-то вытер рукавом губы. Хотя по правилам игры в жесты следовало бы глаза. – Мы с тобой уже как семья. Кореши, в общем… Так что с тобой сложнее. Но если на прямоту… Эх, Дункаша. Милая Дункаша. Глупая Дункаша. Я в один раз – и могу. Знаешь, а ведь могу. Миллионы хлопнуть. Легко… А вот ты… Может, ты и не попадешь в миллионы. Так зачем? Дорожу тобой. Но не настолько, чтобы свою жизнь пустить под откос. Может, я живу ради великой идеи. И ты догадываешься… А моя идея требует жертв… Так что, ребятки, не о том вы. Вы, как эгоисты, все о себе. А на кону – миллионы. Или золотой миллиард. И при чем вы тут вообще?..

Мы уже подошли к нашему дому. Вокруг повисло молчание. Оно и вправду повисло. В воздухе. Вон, как та как луна. Только луну мы видели. Потому что она была ярко-желтая. А молчание – нет. Молчание было бесцветным. Безвкусным. И у каждого – разным. И у всех – траурным. И каждый под ним укрылся, как под прозрачным зонтом. Не допуская к себе никого. И мы молча вошли в дом. И молча разбрелись по своим комнатам. Под траурное молчание.

Но у моей комнаты меня вдруг окликнула Дункан.

– Я прошу тебя, посидим еще?

Я бы испугался… Еще чего! Остаться наедине с Дункан! Но мы не дома, не просто с вечеринки пришли хмельные. Когда страх перед хмельной девушкой, которая к тому же вовсе не симпатична, вполне оправдан. Я не забывал, что нахожусь в другой ситуации. Абсолютно другой. Разве что хмель – вещь неизменная. И может сыграть на руку…

К тому же эта речь. Бессвязная, непонятная речь Туполева. Бессвязная и непонятная лишь на первый взгляд. Точнее будет – на первый слух. И в этой речи неплохо бы разобраться. Так чем черт не шутит? Точнее – чем хмель не шутит? Вдруг мне в ней поможет разобраться Дункан? Хотя чего это я сам себе лгу? Повод, побудивший меня согласиться, гораздо проще. Я боюсь остаться наедине с собой. Перед убийством.

И я распахнул дверь своей комнаты.

– Посидим. Прошу.

Мы разместились на кожаном диванчике. Дункан положила ладонь на мое колено. И я сразу же решил, без вопросов, расставить акценты. Чтобы не вмешалась неловкая ситуация.

– Тебе нравится Туполев, да?

Акцент был выбран правильно. Дункан резко отдернула ладонь. И даже немного отпрянула.

– А тебе какое дело? – грубо ответила она.

– Мне вообще-то нет никакого дела. Просто странный он какой-то. Нес какую-то чушь. Или просто выпил лишнего?

– Или просто выпил.

Да, похоже, разговора не получится. Похоже, сегодня побеждает молчание. Ладно, бог с ним. Завтра мне предстоит трудный день. И вряд ли Дункан поможет мне скоротать это время перед убийством. В самую последнюю очередь – она. Вот если бы Яга! Размечтался. Если бы да кабы – выросли б грибы… Ну, где ты, Яга? Как же мне без тебя… Как же мне… Как же…

– Как же мне без него плохо, – вдруг продолжила мою мысль Дункан.

– Без кого? – опешил я от неожиданности.

– Без кого-кого! – передразнила она. – Без коня в пальто!

– А-а-а, без Туполева. Сочувствую. Ты хочешь поплакать в жилетку? Давай валяй. Моя выдержит.

– Да ничего я не хочу! Плевать я на тебя хотела с твоей жилеткой. Я и в свою не плачу. Здесь слезы не приняты. Дома нужно было плакать. А здесь…

– Что здесь?

– Что? – Дункан как-то ярко на меня посмотрела. Настолько ярко, что я чуть не зажмурился. Ведьма.

– Здесь. – Она усмехнулась. – Здесь нужно учиться.

– Чему? – И я на всякий случай опустил голову, чтобы избежать вспышки ее ведьминских глаз.

– Учиться убивать, – просто ответила она.

Это прозвучало так просто, что я поднял голову и прямо посмотрел ей в глаза. Ее глаза были абсолютно пусты. Словно перегорели. Мертвое поле. Сожженное поле. Где ничего никогда больше не вырастет.

Так-так-так. Минута молчания. Нет, сейчас она некстати. Ну, совсем ни к чему. Нужно срочно продолжить разговор. Срочно найти слова. Ну, слова, где же вы попрятались? Ни одного подходящего слова. Да хотя бы неподходящего. Ну же! Слова, словечки! Ну, хотя бы междометия, знаки восклицания, вопроса! Где же вы?! Выползайте из-за углов, из-под диванов и подушек! Ну же!.. И слова-словечки выползли. И даже восклицания. Но не из моих уст.

– Ну что, что ты онемел?! Ха-ха-ха!

Дункан откинулась на спинку дивана и расхохоталась. Этот смех у них болью зовется, невольно перефразировал я Некрасова.

– Ха-ха-ха! И ты скажешь, что ничего не знаешь? Что тут происходит? Или тебя сюда направили по распределению минздрава? Какая невинность, боже мой! Да Туполев в тысячу раз тебя честнее! Убивать так убивать! Тебя, меня, эту бабу Ягу! Сотнями убивать – пожалуйста! Зачем мелочиться? И