Невеста насилия - Ева Модиньяни

— Молоко для меня, — сказала Нэнси, усаживаясь напротив журналиста.

Пухленькая монахиня бесшумно удалилась, а Нэнси с улыбкой предложила гостю:

— Пожалуйста, наливайте… — Марк налил себе виски, добавил лед и заметил:

— Вы угадали мои вкусы.

— Чистая случайность, ничего сверхъестественного. — Журналист почувствовал, что его собеседница лжет. Она, конечно, все знала о нем.

— Не похоже, чтобы вы устали, — сказал Марк. Она снисходительно взглянула на него и заметила:

— А почему вы думаете, что я не устала? — Ветер донес до них удары монастырского колокола. Нэнси не дала гостю времени, чтобы ответить, поднялась и произнесла:

— Полночь, мне надо уходить, мистер Фосет. — Марк встал и неуверенно спросил:

— Могу я рассчитывать на продолжение?

— Может быть…

— Завтра?

— Завтра… — прошептала она. — Завтра. Мне нравится это слово. Я всю жизнь повторяла его: завтра… Как бы ни был мрачен и грустен день сегодняшний, завтра всегда остается лучезарным, исполненным надежд и обещаний. А потом завтра переходит в сегодня и становится все печальней и печальней. Лишь когда оно уходит в прошлое, появляется ностальгия. И мы снова любим день прошедший. Спокойной ночи, мистер Фосет.

Он так и не получил от нее определенного ответа и в нерешительности застыл на пороге. Потом повернул дверную ручку, открыл дверь и уже сделал шаг из комнаты, смирившись с тем, что придется расстаться. Неожиданно она окликнула гостя:

— Фосет! — Он обернулся и увидел, что монахиня, похоже, колеблется. Ей хотелось что-то сказать ему, но он так никогда и не узнал, что именно. Через мгновение Нэнси, видимо, передумала.

— Нет, ничего, мистер Фосет. Спокойной ночи! — сказала она.

Было уже два часа ночи, а Марк все никак не мог заснуть. Он вертелся с боку на бок, вспоминая драматическое повествование Нэнси. Он знал, что стал первым и единственным свидетелем, выслушавшим воспоминания миссис Карр. И вот теперь эти потрясающие воспоминания — в его распоряжении, записанные на миниатюрных бобинах магнитофона «Айва». Он обладал исключительным материалом и в то же время на нем была ответственность за использование этой бомбы. Его переполняла профессиональная журналистская гордость, но более всего терзало душу какое-то смутное чувство, весьма напоминавшее страх.

Почему Нэнси Карр навязала ему эту роль? Почему заставила выслушать свои признания? Он приехал на Сицилию, чтобы выяснить тайну ее неожиданного исчезновения. Найти женщину, по слухам, связанную с мафией и претендовавшую на кресло мэра Нью-Йорка — новость не из последних. Она же начала рассказывать репортеру свою биографию, раскрыв частично тайные механизмы функционирования «Коза ностры». Зачем? Что заставило такую женщину поведать о своих заблуждениях и ошибках, хотя в монастыре у нее было надежное убежище? Кроме того, кое-что так и не прояснилось. Нэнси сообщила, что Натали Гудмен обвинила ее в убийстве, но не сказала, кто же убил Натали. Не раскрыла она и имя человека, предоставившего Гудмен информацию. В бумагах журналистки из «Нью-Йорк мэгэзин» не нашли и следа этого расследования. К тому же Нэнси Карр не объяснила, почему она оказалась в монастыре и по своей ли воле выбрала это убежище?

О вражде между «семьями» Лателла и Ла Манна знали многие, теперь эти события из жизни организованной преступности ушли в прошлое, но никто и вообразить не мог, какую роль играла Нэнси в столкновении двух семейств.

Нэнси сказала ему: «Я все расскажу. Вы узнаете мою правду. Публикуйте, если хотите. Но вряд ли вам кто-нибудь поверит».

Марк зажег свет и взглянул на свои часы «роллекс»: два часа ночи. Он встал, хотел взять из холодильника что-нибудь выпить, но его остановил телефонный звонок, прорезавший тишину. Он поднял трубку и услышал уверенный громкий голос своего главного редактора, Барта Ритмана. В Нью-Йорке сейчас еще не кончился рабочий день.

— Я тебя давно ищу! — заявил Барт. Похоже, он был чем-то встревожен.

— Я же не лежу целый день в постели в номере, — раздраженно ответил Марк.

— По-моему, ты и ночами там не лежишь, — парировал редактор.

— Я занимался делом. Ты же прекрасно знаешь, я веду расследование, важное и деликатное. А у тебя ко мне что-то срочное?

— Да, ты зря теряешь время. В этом деле все равно концов не найдешь.

Барт говорил спокойно, но Марк почувствовал, что редактор сильно волнуется.

— Не понял… — растерялся Фосет. Он прекрасно помнил, как загорелся Барт, когда ему сообщили, что обнаружена таинственная Нэнси Карр. Главный редактор немедленно отправил репортера по следам неуловимой особы. И вдруг такая перемена…

— Я, кажется, ясно выразился, — сказал Барт. Он явно цеплялся к словам, даже не пытаясь объяснить такой неожиданный поворот.

— Пожалуйста, сформулируй еще ясней, — попросил Марк. Ему хотелось, чтобы Барт произнес те слова, о которых Фосет уже догадывался.

— Ты должен вернуться, — мрачно, но твердо заявил редактор.

Фосету показалось, что он спит и видит сон.

— Слушай, Барт, я вернусь с сенсационным материалом. Ты и представить не можешь, что я раскопал.

— Не стоит терять время, — повторил Барт.

— Как ты можешь судить о моей работе, если ты даже не оторвал свой толстый зад от удобного редакторского кресла в десяти тысячах километрах от Сицилии?

— Мой тебе совет — прыгай в первый же самолет и домой!

— Барт, что ты несешь? — Марк сжал трубку так, словно в руках у него была шея Барта Ритмана, и у него перед глазами круги поплыли.

— Марк, — строго произнес редактор, — газету выпускаю я. Я решаю — продолжать расследование или нет. Приказываю: все бросить к черту. И немедленно.

Похоже, Барт был здорово напуган, и пытался разговаривать с собственным сотрудником с непривычной резкостью, вместо того, чтобы, как обычно, взывать к логике и разуму.

Оба замолчали в напряженном ожидании, прислушиваясь к потрескиванию в трубке.

— А пошел ты, Барт! — грубо выругался Фосет. — И ты, и твоя газета…

— Приезжай домой и выскажи мне в лицо все, что думаешь по моему поводу, — ответил главный редактор. Что означало это странное предложение? Может, Барт хотел сказать, что есть вещи, которые нельзя доверить телефону? Главный редактор орал во весь голос, но убедительней его слова не становились.

— Я должен бросить самую большую сенсацию, что попадалась мне за все годы работы? — возмутился Марк. — Объясни хотя бы, почему…

— Потому что газету больше не интересует твоя сенсация. Послушай дружеский совет: бросай все и садись в первый же самолет, — еще раз повторил Барт.