Мамалыжный десант - Юрий Павлович Валин

тут трудно объяснить.

Громыхнуло где-то вблизи, застучали малокалиберные зенитки, в вышине над крышами проревели двигатели.

– Наши штурмовики уже работают, – сказал Нерода. – Надо уходить. Жилец-то запропал. Непонятно, машина за ним должна прийти или сам он куда-то с лейтенантом подойти обязан, но начнут беспокоиться. Полковник все же, а не ефрейтор. Возможно, рыжая и ждет, когда фрицы заявятся.

Да, с этим было непонятно. Прошло достаточно времени, хотела бы девица немцев привести, сразу бы за ними кинулась. Но тишина. А почему? Может, рыжая на партизан работала, просто нестыковка случилась, и нет у начальства об этом информации? Нет, маловероятно, полковник Нойман к ней нежные чувства питает, вон как с машины кинулся, не жалея собственной арийской хари.

Много оставалось непонятного, но старший лейтенант прав: уходить все равно нужно.

– Еще пять минут, а, товарищ старший лейтенант? – попросил Тимофей. – Я наверх поднимусь, гляну.

– Да не могла она проскочить. Вон, на улице ни души, только разок фрицы проехали, – сказал Шелехов, следящий за улицей. – Страшно нынче гражданским, понять можно.

– Вряд ли она улицей сунуться решится, скорее двором. Или по крышам, раз определенную склонность к карнизам имеет, – объяснил ход своих мыслей Тимофей.

– Все равно бы услышали, – заметил старший лейтенант.

– Да, но я все ж гляну. Я мигом…

Лестница была пуста и глуха, оно и понятно. Дверь в квартиру приоткрыта, но под нижний косяк двери осколок стекла подложен – взвизгнул бы, если б для прохода открывали. Не было никого. Тимофей поднялся повыше. Дверь на чердак… Замок не заперт, но сюда бутылку с водой поставили – если изнутри открыть, бутылка опрокинется, вода капать вниз начнет. Не открывали…

Поколебавшись, Тимофей открыл дверь на чердак. Беззвучно ступая носками сапог, двинулся по пыли. Здесь теплее, но звуки стрельбы слышнее. Правы хлопцы: как девке здесь шнырять, она все ж не из разведроты, практики не имеет.

Сержант Лавренко подошел к приоткрытому слуховому окну – сквозняк мигом засвистел в лицо. Город уже накрывал неяркий утренний свет, скорее не утро, а предчувствие утра. Видно было не то чтобы панорамно, но крепость Калемегдан вполне очевидна – до нее недалеко, фашистов там полным-полно. А наши, значит, вот оттуда пробиваются. Тимофей навалился локтями, высунулся подальше, заглянул за выступ…

И тут же спрятался. Однако! Показалось, что ли?

Тимофей высунулся снова, на этот раз держа наготове автомат.

Сидит. Вполне очевидная, только прическа разлохматилась. Похоже, замерзла вусмерть.

Сержант Лавренко осторожно выбрался на крышу: кровля тут была не очень удобна для прогулок – крутовато. Сделал пару шагов и миролюбиво сказал:

– Хорош мерзнуть. Не ворона по крышам отсиживаться.

Ворот пальто был поднят, спиной к трубе прижалась, глазеет безмолвно. Отчасти полковника можно понять: глаза красивые.

– Совсем, что ли, одеревенела? Пошли, мы тебе глоток водки нальем.

Пришлось помогать, брать под локоть. Тимофей поддержал рыжую пленницу, и тут дошло: из холодной трубы доносился неразборчивый, но вполне отчетливый отзвук голосов. Вот Сречко что-то пробухтел. Тьфу! Как ее, эта… акустика, значит, опергруппу подвела.

– Пошли-пошли, считай, почти обхитрила.

От столь догадливой девицы стоило ждать любых сюрпризов, но, наверное, не сейчас: промерзла, изящное пальто и тонкие чулочки рассветным посиделкам на крыше не способствуют. В слуховое окно едва забралась, вновь пришлось помогать.

– Все ж ты тоже дура, – с некоторым сочувствием сказал сержант Лавренко. – Тут и до полного капута досидеться можно. Понимаешь, что такое «капут»?

Молчит. Или не понимает, или голосовые связки насквозь промерзли.

– Это мы, – сказал Тимофей на лестнице.

Снизу высунулись разом двое.

– Все-таки как везет тебе по девушкам! – с некоторым возмущением сообщил командир.

– Это ей на меня повезло, – оправдался Тимофей. – Еще пяток минут – и с крыши бы соскользнула: ног не чует, едва спустились. Она нас по дымоходу подслушивала.

– Через трубу? Не, ну не курва ли?! – возмутился Сречко.

– Потом разберемся, кто и какая. Сейчас уходим. Шелехов, грузись живо! – распорядился Нерода.

Радист принялся закидывать на спину свой не очень громоздкий, но увесистый агрегат. Девица дрожала и смотрела сквозь рыжие блестящие пряди.

– Ничего, сейчас согреешься, – утешил Тимофей. – На вот…

Нахлобученная на густую рыжесть плотная суконная пилотка девку не особо обрадовала – умоляюще показала наверх, в сторону своих ночевочных апартаментов.

– Нет уж, никаких чемоданов, – отрезал Нерода, подталкивая к двери подъезда радиста. – И так тепло будет.

Шелехов, проскакивая мимо задержанной, показал ей не очень чистый кулак. Красавица и бровью не повела – то ли и мимику отморозила, то ли нервы железные.

– Главное, через улицу Царя Душана проскочить, – напомнил старший лейтенант у двери. – Дальше тихонько, осторожненько.

Вот «тихонько» не получилось сразу. Тимофей и радист выскочили первыми, и Шелехов тут же зашипел:

– Немцы!

По улице со стороны крепости пыхтел немецкий грузовик, увешанный вооруженными до зубов фрицами. Следом катила легковая машина, на ее крыле тоже стоял какой-то озабоченный немец, фуражку придерживал. Понятно, срочно перебрасываются на новую позицию, поскольку жмут наши.

Нерода с югославом и задержанной успели остаться в подъезде, Тимофей счел уместным стоять столбом и не светить свои сомнительные знаки различия, а камуфляжный радист жестом поприветствовал «камрадов». Несколько пехотинцев с машины глянули, остальные казались слишком утомленными и безразличными. Ладно, проехали и проехали. Счастливого пути под наши танки.

Не, не ладно. Легковая машина, этакая гладкая и черная, определенно вздумала притормаживать. Похоже, она не с грузовиком едет, а отдельно. Офицер на крыле машины смотрел на Тимофея – вот только на него, и даже, если точнее, на нарукавный шеврон. Судя по выражению лица, фриц относился к Добровольческому корпусу сугубо неодобрительно. Точно, лапу к кобуре дернул…

Сержант Лавренко не подозревал, что из застегнутой кобуры можно извлекать пистолет столь стремительно, да еще одной рукой. Немец умел.

Машина, кажется, ускорилась. Фриц впился взглядом в лоб Тимофея, сейчас пулю меж глаз и всадит…

– Нихт шиссен! – завопил Шелехов. С перепугу у него получилось визгливо и проникновенно.

Все ж смутил этот вопль немца, на миг сместил взгляд на фигуру в немецкой форме. Грозно открыл рот для команды…

Стрелял Тимофей прямо с ремня, одной рукой, едва успев вскинуть ствол автомата. Может, поэтому первые пули порвали ногу немца чуть выше колена, потом очередь ушла в машину. Автомобиль вильнул, резко встал, начали распахиваться дверцы…

Тимофей втолкнул обратно в подъезд радиста, опускаясь на колено, повел стволом. Немецкий офицер, хоть и подбитый, резко оттолкнулся от дверцы, падая на бок, снова вскинул пистолет. Ловок, гад…

Вторая очередь сержанта Лавренко если и зацепила фрица, то слегка. Ответная пуля вышибла крошку из стены. Фрицы, выскочившие из-за вставшей