Духовный мир преподобного Исаака Сирина - Алфеев Иларион

Что же касается оригенистического учения об апокатастасисе, то прямой параллели между ним и учением Исаака провести нельзя. Для Оригена апокатастасис — не конец истории, а лишь переходный этап к появлению нового мира: под влиянием платонизма Ориген учил, что прежде сотворения мира некий другой мир существовал, и после всеобщего восстановления, когда настоящий мир закончит свою историю, новый мир будет создан Богом, а после него еще один мир — и так до бесконечности. Отпадение людей от Бога и возвращение к Богу будет вновь и вновь совершаться, и Бог еще не раз воплотится, чтобы взять на себя грехи людей и искупить их[1082]. Именно это учение, противоречащее евангельскому благовестию об уникальности и единственности искупительной жертвы Христа, было осуждено в VI веке вместе с другими ошибочными мнениями оригенистов, как например, идеей предсуществования душ[1083].

Учение о всеобщем спасении у Исаака не имеет оригенистических корней (едва ли он когда — либо держал в руках сочинения Оригена); оно свободно от какого бы то ни было влияния платонических и других чуждых христианству идей. У Исаака это учение основано на новозаветном благовестии о Боге, Который «хочет, чтобы все люди спаслись»[1084]. Оно, по сути, является развитием учения апостола Павла о том, что после окончательного воцарения Бога и Отца, упразднения всякого начала, власти и силы, покорения всех врагов и истребления смерти Спасителем, Бог будет «все во всем»[1085]. Для Исаака спасение всех людей — прямое следствие безграничной любви Божией к человеку — любви, по которой Бог сотворил мир, воплотился и взял на Себя грехи людей, чтобы спасти их и ввести в Царствие Свое, которому не будет конца.

Может быть, в своем богословском поиске Исаак зашел дальше, чем это позволяет традиционная христианская догматика, и заглянул туда, куда доступ человеческому разуму закрыт. Может быть, именно эсхатология Исаака и была одним из тех «трех пунктов», против которых писал свои книги Даниил бар — Тубанита. Но Исаак был не единственным, кто верил во всеобщее спасение — среди его предшественников, помимо упомянутых выше учителей Сирийской Церкви, был святитель Григорий Нисский, который говорил о спасении всех людей и демонов: его учение не было осуждено ни одним Вселенским или Поместным Собором[1086]. Возможность спасения всех людей допускали также святитель Григорий Богослов и преподобный Иоанн Лествичник[1087]. Свою трактовку учения Григория Нисского о всеобщем спасении предложил и преподобный Максим Исповедник[1088]. Все эти авторы исходили из того, что для Бога нет ничего невозможного и что, следовательно, Он может спасти всякого человека. Однако, как подчеркивал Максим Исповедник, каждый человек вправе отвергнуть спасение, совершенное Христом. Спасение ни для кого не будет принудительным: спасутся только те, кто желает следовать за Христом[1089]. В этой мысли — важное уточнение к тому, что говорит о всеобщем спасении Исаак Сирин.

Подчеркнем еще раз, что учение о всеобщем спасении исповедовали Феодор Мопсуестийский и Диодор Тарсийский, оба пользовавшиеся безусловным авторитетом в Церкви Востока, а потому нет ничего удивительного в том, что его разделял и Исаак Сирин. В Византии это учение было осуждено только в результате оригенистических споров VI века, а до VI века его и там разделяли отдельные богословы. Поскольку к середине VI века, когда в Константинополе рассматривали учение Оригена, Церковь Востока уже более двух столетий находилась в разрыве с Византийской Церковью, вполне естественно, что решения византийских Соборов на нее никакого влияния не оказали. Потому и учение о всеобщем спасении в VI–VII веках не считалось там ересью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Каждый из Отцов Церкви может быть понят и оценен только внутри того церковно — исторического контекста, в котором он жил. Для преподобного Исаака Сирина таким контекстом были VII век, Персия, антиохийская богословская школа, догматическое учение Церкви Востока, аскетическая традиция сирийского монашества. Именно в этом контексте и следует изучать Исаака, именно с такими мерками подходить к его писаниям, именно такой критерий прилагать к его богословию. Всякий иной критерий, приложенный к его писаниям, может привести к ошибочной интерпретации его взглядов. Нельзя автоматически распространять анафемы, произнесенные в Константинополе, на церковного писателя, который не имел к ним никакого отношения.

Все сказанное приводит нас к следующему заключению. Эсхатологические воззрения Исаака Сирина, Григория Нисского и других упомянутых Отцов Церкви относятся к числу частных богословских мнений и не могут восприниматься как выражение догматического учения Церкви. В то же время их не следует отождествлять с еретическим оригенизмом, осужденным Церковью. Ни Исаак Сирин, ни Григорий Нисский, несмотря на радикальный тон некоторых своих высказываний на эсхатологические темы, отнюдь не считали вопрос о всеобщем спасении исчерпанным. Они лишь выражали ту надежду, которая, наверное, свойственна многим христианам — надежду на то, что вопреки всякой справедливости каждый человек получит возможность спасения по милости Всеблагого Бога.

Заключение

В 1987 году юноша, только что отслуживший в армии, поступил в небольшой монастырь, расположенный в центре одного из прибалтийских городов — ныне столицы независимого государства. В монастыре ежедневно совершались длинные службы, за трапезой читались жития святых — иными словами, имелись все атрибуты монашеской жизни, за исключением одного: не было духовного руководителя, который занимался бы воспитанием монахов и послушников. Приходилось поэтому искать руководство в книгах Святых Отцов и подвижников древней Церкви. Молодой послушник ежедневно читал сочинения Исаака Сирина и делал из них выписки. Несколько изречений, особенно поразивших его, он решил написать на стене своей кельи, чтобы всегда иметь их перед глазами. Постепенно к этим изречениям добавлялись другие. В течение одного года все стены кельи оказались исписаны отрывками из творений Исаака. Его слова были тем насущным хлебом, без которого послушник не мог прожить ни дня.

Это лишь один из многочисленных примеров актуальности Исаака Сирина для современного монашества. Можно без преувеличения сказать, что его имя известно каждому монаху в Русской Церкви. В православной среде его писания пользуются неизменной популярностью — будь то на греческом Востоке или на Балканах, в Америке или Англии. Он — один из наиболее читаемых авторов на Святой Горе Афон. Его писания сыграли важную роль в недавнем возрождении коптского монашества.

Влияние Исаака не ограничивается монашескими кругами. Автору настоящих строк приходилось видеть благочестивых мирян, которые глубоко любят и постоянно читают Исаака Сирина. Приходилось слышать христиан, — не монахов, не священников, не богословов, — цитировавших Исаака наизусть. Очевидно, не только те, кто удалился из мира, но и многие из живущих в миру находят в его словах утешение, даже если не каждый его совет удается претворить в жизнь. Секрет популярности Исаака Сирина в современном мире объясняется прежде всего тем, что он постоянно говорит о любви Божией к человеку — о любви, не имеющей границ, не признающей воздаяния за грехи, о любви жертвенной, которая возвела Иисуса на Крест, о любви всепобеждающей, для которой не существует смерти и ада. Напоминать об этой любви необходимо в каждую эпоху христианской истории, ибо образ Бога — Любви нередко затемняется в глазах верующих, и на его месте оказывается образ Бога — Судии, Бога — Карателя, «справедливого» Бога, воздающего каждому по заслугам. И хотя все Евангелие говорит о том, что спасение — от Бога милующего, а не от человеческих усилий, что Бог спасает грешников вместе с праведниками, что Бог хочет, чтобы все люди спаслись, — тем не менее в христианстве всегда оставалось и остается искушение подменить религию любви религией рабства, когда исполнение заповедей Божиих рассматривается не как прямое следствие любви человека к Богу, но как необходимость, вытекающая из страха перед возмездием или надежды на воздаяние.