Воспоминания - Η. О. Лосский

Школьники издают журнал. Ко мне в класс пришли однажды две девочки двенадцати и тринадцати лет и задали ряд вопросов о моей книге, говоря, что хотят поместить в своем журнале мою биографию. Недели через две они принесли мне номер своего журнала. В нем были стихотворения и статьи школьников, рисунки и моя биография.

Американская школа глубоко отличается от старой русской, а также от современной, например, французской средней школы. В современной Франции средняя школа представляет собою нечто вроде изнурительной системы каторжных работ: дети в ней подавлены обилием принудительных работ, поглощающих все их силы и даже превосходящих силы; к тому же, многие работы бессмысленны, потому что в дальнейшей жизни не будут иметь никакого значения.

В школе я получил не только свидетельство о прохождении курса ее, но еще и диплом о большом успехе моих занятий. Вскоре после этого в средине марта 1952 года я был вызван в суд на экзамен. Мой экзаменатор задал мне, между прочим, стереотипный вопрос, буду ли я в случае войны помогать Соединенным Штатам. Я улыбнулся, имея в виду свой возраст, и сказал: «Если будут военнопленные, я охотно буду разъяснять им преимущества такой демократии, как США».

В конце 1951 года из Праги получилось известие о том, что Иван Иванович Лагапин тяжело заболел тромбозом сердца и легкого. В письме ко мне он говорил, что доктора удивляются тому, какого он «крепкого корня». После года борьбы с болезнью он умер 17 ноября 1952 года в возрасте восьмидесяти двух лет. В характере Ивана Ивановича было сочетание добрых свойств русского интеллигента и английского джентльмена. Приятно поэтому думать, что пражское общество высоко ценило его. От друзей и почитателей был большой венок свежих хризантем, кроме того многие приносили букеты цветов. Отпевал его протоиерей Михаил Васнецов, сын художника Виктора Васнецова. В России он был астрономом, а в эмиграции стал священником. Он произнес доброе надгробное слово: «Мы стоим у гроба нашего дорогого и незабвенного Ивана Ивановича Лапшина. Уснул ум, вмещавший такое богатство широких и разнообразных познаний; замкнулось ухо, так тонко воспринимавшее музыкальную гармонию; умолк голос, изливавший на своих лекциях всю многогранность его эрудиции; уже не пишет рука, еще недавно создавшая книгу о русской музыке. И душа почившего должна предстать перед судом Божией Правды. Да не смущает нас мысль, что усопший не был человеком церковным. Я часто беседовал с ним и видел, что его филоооф- ски настроенный разум все время искал Бога, а сердце влеклось к Христовым заповедям. Он говорил: «Если вы не можете назвать меня христианином, то назовите христолюб- цем». А, ведь, Господь сказал Своим ученикам: «Кто не против вас, тот — за вас» (Лук. IX, 50). Сердцеведец Господь знает, — может быть, сердце почившего было и очень близко к Богу.

В душе Ивана Ивановича было много любви к красоте, добру и свету. Это чувствовала молодежь, и его ученики ценили и любили его. Как грустно, что профессор Лапшин нашел свой конец так далеко от своей кафедры в Петербурге, и гроб его не окружают многочисленные ученики и слушатели его.

Будем же молиться Всемилостивому Господу, да простит Он новопреставленному рабу Своему Иоанну все его прегрешения и сомнения и по великому Своему милосердию да сподобит его услышать небесную гармонию, и те звуки небес, которых не могут заменить никакие песни земли.

А мы сохраним в своих сердцах благодарную память о дорогом Иване Ивановиче, как о человеке, обладавшем исключительной и разносторонней образованностью и в то же время скромном и ко всем доброжелательном».

Летом 1952 года мой старший внук Николай женился на внучке священника Вельского Веронике. И Николай, и Вероника кончили курс Сорбонны. Оба они стремятся стать учеными: Николай готовится быть специалистом по истории английской литературы, а Вероника — по истории России. Николай получил стипендию для своих специальных занятий в Оксфордском университете. В апреле 1953 года у них родился сын, которому, по французскому обычаю, дали два имени: Андрей и Онуфрий. В Западной Европе и Соединенных Штатах имя Онуфрий встречается часто, однако произносится и пишется так, что нелегко заметить тожество его с нашим: по–английски это — Humphrey.

В Лос–Анжелесе есть философ культуры Gerald Heard. От него я получил письмо, что он и друг его английский писатель Aldous Huxley хотели бы побеседовать со мною о влиянии новоплатонизма на русское богословие и философию. Встреча наша состоялась в доме Heard’a. Зная, что речь будет идти о Православии, я захватил с собою книгу „Der Sinn der Ikonen“, изданную в Швейцарии моим сыном Владимиром вместе с художником Леонидом Успенским. Минут через пять после моего прихода Huxley спросил меня, кто такой Владимир Лосский, написавший книгу „Essai sur la th^ologie mystique de l'Eglise d'Orient". Я ответил, что это мой сын, и показал ему книгу „Der Sinn der Ikenen". Он очень заинтересовался ею, пересмотрел воспроизведения всех икон, и тут у нас начались такие разговоры, что мы не успели дойти до вопроса о новоплатонизме.

Впоследствии я узнал, что Heard увлекается индусским Ведизмом и принадлежит к общине сторонников Ведизма. Каж- каждые две недели он читает лекцию в Vedanta Temple.

В американских университетах есть полезный обычай: после трех лет работы профессор имеет право в течение семестра быть свободным от чтения лекций и других обязанностей. Если он пользуется этим правом, он в течение полугода получает две трети жалованья. В 1954 году исполнилось три года профессорской работы Андрея в Калифорнийском университете и он воспользовался своим sabbatical semester, чтобы поехать в Европу и там заняться в архивах нескольких госу- дерств, собирая материалы для подготовляемой им книги о Балтийской проблеме во второй половине ХУП века.

Весною в Европу едет из Америки такое множество туристов, что для получения сравнительно дешевого билета в туристическом классе на пароходе нужно заказать билет заранее за год. Такой билет у нас был и мы поехали весною 1954 года с тем, чтобы вернуться в Лос–Анжелес в феврале 1955 года. Андрей работал в архивах Лондона, Парижа, Гааги, Амстердама, Копенгагена и Стокгольма, а я жил то в Париже в семье своего сына Владимира, то в городе Tours, в семье Бориса, квартира которого находилась в здании Мшёе des Beaux‑Arts, так как он был директором Музея.

Приятно было видеть, что любовь к науке и искусству процветает также и в третьем поколении нашей семьи. Старший внук мой Николай и жена его Вероника, пройдя курс Сорбонны, жили три года в Оксфорде; он специализировался по истории английской и американской литературы, а жена его занималась историею России в ее древнейшем периоде. Старшая внучка моя Мария успешно изучала историю русского языка и литературы в Сорбонне. Старшая дочь Бориса Мария кончала лицей и тоже готовилась к серьезным занятиям в области гуманитарных наук.

Из Франции мне надо было съездить в Германию, чтобы познакомиться со страстным почитателем Вл. Соловьева Владимиром Семеновичем Шилкареким, профессором университета в Бонне. Общение с ним оказалось очень приятным. От него я поехал в маленький городок Линц на Рейне; вблизи него Тургенев написал рассказ «Ася». В Линце в это время жил Иван Евгениевич Штраух, который в 1906 г., будучи студентом Петербургского университета, перевел на немецкий язык мое «Обоснование интуитивизма». В радушной семье его я провел два дня.

Три летние месяца 1955 года нам опять пришлось провести во Франции, потому что Андрею нужно было поработать в парижских архивах. Туристических билетов на пароход у нас не было и потому пришлось лететь туда и назад на аэроплане. Опыт таких полетов наглядно показывает одну из многочисленных сторон объединения земного шара, происходящего в наше время. Оно настоятельно требует создания сверхгосударственной организации человечества, на первых порах хотя бы федерации Западной Европы. Однако преодолеть национальную гордыню государств, противящуюся ограничению суверенитета, крайне трудно. Вероятно, такая федерация образуется лишь после какой‑нибудь страшной катастрофы, например после временного завоевания Европы Китаем, предсказанного Вл. Соловьевым в «Повести об антихристе» в его «Трех разговорах».

Во время Рождества к нам в Лос–Анжелес прилетела из Парижа старая знакомая Андрея Ирина Николаевна Нехо- рошева, доктор медицины, специалистка по энцефалографии (по волнам, исходящим из мозга). Она летела на аэроплане, отправляющемся из Копенгагена в Лос–Анжелес через северный полюс (вернее, через Гренландию). В январе 1956 г. состоялась гражданская свадьба ее с Андреем и после этого она полетела в Нью–Йорк, а оттуда в Париж, где работает в госпитале. Церковное венчание их состоится в Париже в день Св. Духа. Таким образом нам опять в третий раз придется ехать в Европу.

По законам штата Калифорнии гражданин США, проживший в Калифорнии пять лег, имеет право после достижения шестидесятилетнего возраста получать пенсию, 85 долларов в месяц. Так как у меня есть сын, профессор, могущий поддерживать меня, то мне определена пенсия в размере 60 долларов 43 сента в месяц; потом она была сведена на 29 долларов вследствие увеличения жалованья моего сына, когда он стал associate professor. К этой сумме присоединяется возмещение расходов на медицинскую помощь, однако в таком размере, чтобы сумма пенсии не превышала 85 долларов в месяц.