(Не) в кадре - Алекс Джиллиан

потом, будь добр, сдай мою машину в химчистку. Я выставлю ее на продажу.

— Зачем? Ты отойдешь и пожалеешь. Новая же совсем.

— Она мне больше не нужна. Хочешь, можешь забрать себе. Я не жадная. Катай и дальше своих блядей, — презрительным тоном бросает она и стремительной походкой выходит из комнаты.

Кира демонстративно садится на заднее сиденье и всю дорогу зависает в телефоне, полностью игнорируя мое присутствие и попытки заговорить, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. Когда мы подъезжаем к особняку Баженовых, она просит меня высадить ее у ворот.

— Какого хрена, Кир? Блядь, просто поверь мне, ели ты сейчас спрячешься в родительском склепе, будет только хуже. Давай я отвезу тебя домой, и мы спокойно обо всем поговорим?

Мы одновременно выходим из Тойоты и схлестнувшись упрямыми взглядами, встаём напротив друг друга.

— Поверить тебе? — прищурившись, она нервно смеется. — Я всю свою жизнь перевернула, чтобы быть с тобой, Макс. Моталась, как преданная собачонка по кишащими заразой пустыням и грязным трущобам, спала как бомжиха на голой земле, жрала всякую дрянь и из кожи вон лезла, чтобы сделать тебя счастливым.

— Ты сейчас утрируешь, Кир. — возражаю я, поднимая ладони в примирительном жесте. — Тебе это нравилось не меньше…

— Да кто тебе сказал? — она повышает голос, в котором снова прибиваются истерические нотки. — Я потратила на тебя лучшие годы, не говоря уже о многих других ништяках, которые ты поимел с лохушки Киры, но мне всегда нужен был только ты. А все остальное я принимала как неотъемлемое дополнение. Да временами было увлекательно, но порой я готова была послать тебя на хер вместе со твоими амбициозными планами.

— Почему не послала? — Никто не тащил тебя под венец, — негромко напоминаю я.

— Любила! Представь, какая дура! — шипит она мне в лицо и толкает обеими руками в грудь. — А сейчас смотрю и понимаю… Ненавижу. Всем сердцем ненавижу. Знаешь, я даже рада, что ты оказался таким блядским уродом. Иначе бы и дальше цеплялась за тебя, как бесхребетная идиотка, стелилась ковриком у твоих ног, а ты бы радостно вытирал ноги и пользовался, когда приспичит.

— Хватит, Кир, — обхватив дрожащие женские плечи, снова тихонько встряхиваю ее, приводя в чувство. — Не была ты никаким ковриком. Херню не пори.

— Была, — задушено выдыхает она, вырываясь из моих рук. — Как еще назвать никчемную дуру, что живет с мужиком, который ее не любит и не любил никогда? Удобной подстилкой? Походной шлюхой?

— Зачем ты обесцениваешь всё, что у нас было? Тебе так легче? Ладно я мудак, а себя ты за что унижаешь? — пытаюсь достучаться до ее здравого смысла.

— А что у нас было, Макс? — пропустив мои слова мимо ушей, выкрикивает Кира. — Ты хоть представляешь, что у меня творилось внутри все эти годы? Как я сходила с ума от ревности, в каждой взглянувшей на тебя бабе видя потенциальную угрозу? Как вставала по ночам и залезала в твой телефон, читая бесконечные письма, что ты отправлял своей Мальвине, которые эта сука даже не читала? А сколько раз я порывалась удалить папку с ее дебильными фотками ты можешь представить?

— Кир, эти письма были как личный дневник. Она сменила номер, — сглотнув пересохшим горлом, хрипло говорю я. — Сообщения уходили в никуда.

— Знаешь, что самое ужасное, Макс? — привалившись бедрами к капоту, Кира запрокидывает голову к небу. — То, что я никогда себе не прощу…

— Не надо, — качаю головой, понимая, о чем речь, и в то же время принимая ее право выговориться.

— Я даже на восьмом месяце беременности потащилась за тобой, потому что боялась отпустить от себя даже на жалкие сутки.

— Я тебе не изменял, Кир! Мы круглые сутки проводили вместе. Ты знала обо мне больше, чем я сам.

— Не изменял? Да ладно? — скептически фыркает Кира, взглянув на меня с неприкрытым презрением.

— До возращения в Москву — ни разу, — хмуро уточняю я.

— О, ну так это все меняет. Я тебе памятник должна поставить за верность?

— Я собирался тебе обо всем рассказать, но, блядь, не по телефону же? Ты не должна была узнать так, и это мой косяк. Мне очень жаль, Кир, — смягчив тон, пытаюсь максимально четко спокойно донести до нее свою точку зрения. Спорную — для нее, но абсолютно честную и открытую — для меня. — Я не стал бы лгать. Моя вина в том, что я не дождался твоего возвращения, не признался раньше, осознав к чему всё идет. Но мы живые люди, Кир. И ты, и я, и Варя, и миллиарды других. Не все в этой жизни поддается контролю и вписывается в рамки наших принципов.

— Знаю… — внезапно соглашается Кира. — Но мне от этого не легче. Я потеряла то, ради чего могла бы жить. Даже без тебя, — сдавленно всхлипнув, она обхватывает себя руками и поднимает голову выше, отчаянно борясь с подступающими слезами.

— Ты не виновата, — чеканю по слогам, преодолевая разделяющее нас расстояние. — Не виновата, — твердо повторяю я, пытаясь вдолбить эту мысль в ее агонизирующий разум. — Это мне нужно было включить мозг и запереть тебя дома. Обвиняй меня, Кир. Презирай, ненавидь, но сама — живи.

— Вот только давай без этих благородных речей. Меня от них тошнит, — отпихнув меня, Кира отлипает от капота и разворачивается к родительскому особняку.

Из-за высокого глухого забора видна только крыша, но камеры наблюдения есть и снаружи. Баженовы наверняка уже в курсе, что к ним пожаловали гости. Поэтому я спокойно реагирую, когда металлические ворота автоматически разъезжаются, пропуская движущийся в нашу сторону баги с водителем.

— Не ходи за мной, — услышав за спиной мои шаги, огрызается Кира. — Не бойся, я скажу отцу, что решение о разводе принадлежит мне. И, знаешь, он вздохнет с облегчением, — оглянувшись через плечо, она язвительно кривит губы. — Живи, ублюдок.

Глава 20

Варвара

В такси меня трясет как припадочную. Не могу усмирить бушующую внутри бурю. Не могу найти себе места, суетливо дергаясь на заднем сиденье. Не могу сконцентрироваться ни на одной связной мысли. Не могу понять, как оказалась в ситуации, которую даже в самом жутком кошмаре представить не могла.

Последние семь лет я жила без особых потрясений. Как и абсолютно всех людей на планете меня периодически штормило и случилась проблемы, требующие экстренного вмешательства, но они были решаемы и понятны, и не разносили мою нервную систему в щепки.

Я всегда понимала, что делать дальше, какие совершить действия, чтобы исправить нестабильное положение и разумным путем найти выход из кризиса. Я гордилась своей обретенной выдержкой и способностью аналитически