Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

Он добрался до пролома в скале и заглянул в пещеру. Удивился тому, как мало горит свечей. Их едва хватало на то, чтобы прогнать тьму. Гвидо раздраженно отметил, что на полу нарисовали широкий красный круг. На драгоценных плитах из песчаника медового цвета!

Рядом с маленьким ларем с пальцами святого Гийома расставили много черных свечей. Темные струйки дыма поднимались к потолку. Гвидо был потрясен. Потолок придется белить заново, если эти свечи будут гореть долго. Теперь художник заметил и второй круг, очерченный белым мелом. Все братья и сестры по ордену стояли там. Не хватало только Томазина. Он был рядом с Жюлем.

Гвидо поискал Люсьена. И, найдя, удивился. Аббат восторженно улыбался.

Жюль пел что-то на чужом языке. Гвидо понятия не имел, о чем речь, но мелодия настроила его на меланхоличный лад, его охватило странное ощущение, что эта песня написана не для людей.

Пламя свечей задрожало, будто их коснулся внезапно налетевший ветер. Посреди пещеры возникла арка из золотистого света. Никогда прежде не доводилось Гвидо видеть ничего подобного. Но свет; окружал темноту. Казалось, будто брат Жюль открыл врата в темную пропасть по ту сторону звезд.

Голос Бродяги изменился. Теперь он звучал низко и гортанно. И слов больше не было. Пение напоминало рычание собаки, которая, обнажив клыки и тряся хвостом, готовилась вцепиться кому-то в горло.

Братья и сестры по ордену толпились вокруг Люсьена. Все неотрывно смотрели на Жюля и Томазина, — Томазин, когда-то пытавшийся повторить священный пост Бродяги, стоял, слегка наклонившись вперед. Жюль положил правую руку ему на плечо. Лицо монаха было искажено от боли. Он задыхался, широко открыл рот, с губ его стекала ниточка густого вязкого света.

Толстый Жак пытался бежать, но какая-то невидимая стена удерживала его, равно как и остальных. Он колотил кулаками по препятствию, пока из-под ногтей не пошла кровь. Он всеми силами прижимал свое массивное тело к волшебной стене, но уйти было невозможно.

Люсьен вытянул руки, словно хотел прижать к себе всех своих братьев и сестер. Теперь по невидимой стене темницы барабанили и другие. Но большинство просто стояли и смотрели. Нить света, которую изрыгал Томазин, извивалась как червь и тянулась к темноте под золотистой аркой ворот.

— Отпусти моих детей! — в отчаянии крикнул Люсьен. — Что бы ты ни делал, возьми меня!

Но Бродяга, казалось, вообще не слышал аббата. Или не хотел слышать. Он все еще рычал, в то время как с Томазином стало происходить жуткое превращение. Его кожа стала съеживаться, будто с каждым ударом сердца он старел на год.

Среди пленных послышался хрустально-чистый голос. Мариотта! Она пела о Тьюреде, о свете, пред которым должны были исчезнуть все тени. И отчаявшиеся подняли головы. Звучный бас Люсьена присоединился к песне. Вступил третий голос.

Гвидо чувствовал силу песни, восставшей против темной магии Бродяги. Художник хотел спуститься, но ноги отказывались служить ему. Они были словно прибиты к каменным ступеням. Даже язык не повиновался его воле. Он желал петь со своими братьями и сестрами. Ему хотелось хотя бы соединить свой голос с остальными, если он уже не может быть с ними. Но даже в этом утешении было ему отказано.

Светящийся червь достиг темноты. Томазин так закатил глаза, что видны были только белки. Подобно жутким огонькам сияли они на его лице, с которого сошел весь жир. Теперь его кожа была натянута на кости черепа. Голова напоминала Гвидо головы давно умерших священнослужителей, которых он видел в каменных склепах в храмовых башнях в больших городах. Но Томазин был еще жив. Он пытался поднять руки. Пальцы его словно стремились уцепиться за свет, вытекавший из его тела. Он отчаянно хотел удержать его.

Из темноты по ту сторону врат послышался хриплый звук. Тень ожила и породила существо, сгорбленное, настороженное. Черным, как безлунная ночь, было оно. И шло оно за светом, вырванным Бродягой у Томазина. Существо тьмы жадно поглощало светящегося червя.

Томазин перестал сражаться за жизненный свет. Ряса соскользнула с костлявых плеч. Статного мужчину, сидевшего напротив Гвидо еще за ужином, было не узнать.

Из тьмы появилось второе существо. За ним на кратком Расстоянии последовали третье и четвертое. Они сражались за светящегося червя и поглощали его в мгновение ока. Под конец Томазин заплакал кровавыми слезами. Жюль разорвал заклинание и позволил умирающему священнослужителю Рухнуть на пол.

Закончив жестокую трапезу, порождения тени принялись бродить вокруг большого круга, где Жюль заточил остальных священнослужителей. Там, где существа пытались пробить стену, к их сотканным из тени телам тянулся белый свет, и они испуганно отскакивали. Жюля они избегали. Гвидо не мог разглядеть, окружил ли Бродяга себя заклинанием или было в нем что-то такое, чего боялись темные сущности.

Братья и сестры упрямо пели о всемогуществе Тьюреда. Гвидо видел, что у Мариотты, как и у многих других, в глазах стояли слезы. Он отчаянно пытался сдвинуться с места. Несмотря на то что художник по-прежнему не мог шевелиться, ему начал повиноваться хотя бы язык. Он молился и ругался! Предлагал Тьюреду свою душу в обмен на жизнь Мариотты. Требовал от бога сжечь мнимого собрата по ордену в небесном огне…

Казалось, Жюль разговаривал с существами. Какою сделку заключал предатель с тьмой? Пение заглушало его слова. Лишь по движениям губ становилось понятно, что он говорил. А потом он указал на круг. Жюль показал на Люсьена, затем на Мариотту и двух других собратьев по ордену.

Рывком, от которого сам едва не упал, освободился Гвидо. Перепрыгивая через две ступеньки, несся он вниз по лестнице. Он уже ничего не видел. К пению теперь примешивались крики. Что же происходит там, внизу?

Оступившись на лестнице, монах больно ударился плечом о скалу. Упал. Ступеньки оставляли синяки. Он обхватил голову, пытаясь защититься, когда последний, страшный удар вышиб из него дух.

Оглушенный, миниатюрист заморгал и огляделся по сторонам. Он оказался в пещере. До магического круга оставалось еще два шага. Тени ворвались в широкий круг. Большинство братьев и сестер продолжали петь, отчаянно и гордо подняв головы. Многие закрыли глаза, чтобы не видеть, как тени врываются в тела друзей и пьют из них жизненный свет.

Художник стремился к товарищам, но перед ним на полу оказалась тонкая красная черта, будто проведенная кровью, и переступить ее было невозможно. Его руки скользили по невидимой стене, холодной и гладкой, словно стекло.

Мариотта увидела миниатюриста. Ее карие глаза сверкнули надеждой, будто в нем она увидела спасение. Женщина протянула ему руку. Заклинание, удерживавшее их, похоже, было снято. Может быть, потому что ворвались тени.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});