Иоанн III, собиратель земли Русской - Нестор Кукольник

«Это они! Наконец!» — думает княгиня, сидя над уснувшим беззаботно сыном. Но это были именно люди, уничтожавшие весь план задуманной интриги. Это были патрикеевцы. Гусев захвачен ими на конюшенном дворе. Осмотр же двора открыл все приготовленное для экспедиции, далеко не шуточной, как можно было судить по количеству и роду вещей. Арест пятерых участников тоже состоялся удачно. Каждого из них спрашивал сам Иван Васильевич и, выспросив все, послал их в тюрьму, приказав строить эшафот, чтобы казнить в тот же день. Распорядившись приготовлениями к казни, государь велел взять князя Василья Ивановича из терема и отвести под стражу. А супруге своей приказал сказать, что видеть ее державный не желает!

Плач прислуги, пронесшийся по терему великой княгини, когда взяли князя Василья, разбудил тетку его, княгиню рязанскую Анну Васильевну, не ожидавшую ничего подобного при дружеском расположении всех и при общем веселье, длившемся во весь вечер, до самого отхода ко сну.

Княгиня Анна бросилась к брату — просить за племянника.

— Может, Василья обнесли, государь, перед тобою злые люди? Пощади свое рождение!

— Сестра, я сам убедился во всем, что он хотел мне наделать злого, но успокойся: не пролью ево крови, как хотел он пролить кровь Дмитрия! Ни за Василья, ни за Софью — не проси.

И княгиня поспешила уехать к себе под предлогом свадьбы дочери.

Часть III

I

УДАЧА, ДА НЕ СОВСЕМ

Одна волна сбросила на гору, другая может унести опять в море!

Из старой трагедии

В то же время, когда княгиня Анна Васильевна выезжала на знакомую ей Рязанскую дорогу, по Смоленской тянулись в ряд пять подвод, должно быть, с добром немалым. Кроме погонщиков, людей боярских при добре не видно. А что не пустые возы и в них не какой-нибудь хлам — можно заключить по тщательной увязке и покрышке кибиток, все сукном лятчиною.

— У нас-от, на Москве, из этой бы самой лятчины понашить ино кафтанов, с лихвою и с большим походом можно бы было воротить всю свою затрату за вещь и за провоз! Вестимо, едут из неметчины возы загадочные, да и мужички-то при них говорят таково чудно! Московская речь звонит, что твой колокол с серебром, а у этих язык словно суконный, да и таращат зевье, выворачивая слова нескладные, словно икать собираются!

Толки и замечания такие делал, идя в почтительном расстоянии от въезжавших, знакомец наш великан Сампсон, посланный своим милостивцем князем Иваном Юрьевичем к смоленскому въезду — потолкаться: не окажется ль чего подозрительного? Вот в его богатырскую голову и закралось подозрение чего-то особенного при виде нарядных кибиток в лятчине: давай идти за ними да поглядывать, куда это направляются загадочные вожатаи?

— Никак, вокруг всей Москвы колесить они думают: от Дорогомилова, глянь-кось, все вправо забирают. Да не думайте, дружки, улизнуть: мы-ста хоша сотню верст отмахаем, а не отстанем!

И снова идет великан в ногу с лошадками, тяжело ступающими по рыхлому снегу. Вот уж смеркается. Переехали поперек Тверскую ямскую слободу. Сампсон только вздохнул. Ямщица Матреха, здоровенная бабища, живет тут на Петровке: завернул бы на перепутье, да нельзя: уйдут, и были таковы эти суконноязычные вахлаки[31]! Однако ж — не утерпел, почесал в затылке да, подоткнув края чекменя своего, начал чесать по задворкам. Вот он уже у знакомой избы. Пяток шагов, и — у Матрехи. Не тут-то было: скачет стремянный князя. Признал, злодей, издали. Как гаркнет:

— Сампсон Тимофеич! Сбились с ног тебя искамши. К государю требуют!

— Провались ты, окаянный, — отплевываясь, шепчет про себя обескураженный великан, со вздохом поворачивая оглобли от избы. А она так заманчиво и язвительно выглядывает, словно купчиха, опершись на соседку правым боком. Да еще нахально сверкает яркою оранжевою искрою блеснувшего огонька в единственном оконце своем. Никак, Матреха сбирается ужинать? Теперь-от в самую бы пору!

А стремянный уж подле и хватает за медвежью лапу великана — пойдем!

— Ужо, пожди маленько! — умоляет жалостно Сампсон безотвязного.

— Нельзя, никоим делом не могем. Велел князь: где повстречаем, ташшить — одно слово!

Великан повинуется, тяжело вздыхая, продолжает уверять, что ему не дали доследить за одними сомнительными дорожными.

— Я пустился в обход, чтобы забежать им в лицо. А тебя нелегкая вывернула, на беду мою, со своею крайнею, как уверяешь, надобностью!

— Я-то чем виноват: посылают! Авось аще поймаешь.

И действительно, на повороте с Софийки под гору, к Лубянке, повстречали они те же кибитки, кажись. Сампсон послал стремянного за ними, а сам поспешил в Кремль. Спешка объяснилась новым повелением: разыскать баб-колдуний. Княгиня

Елена Степановна хочет найти Василису, а со двора от князя пропала она еще с утра. Иван Юрьевич боится, что поймают бабу где ни на есть и до него повыспросят с пристрастием. А она, может, сболтнет что неладное? Вот он и послал за Сампсоном.

Суровому великану осталось поклоном заявить только почтительную готовность на новую службу. А про себя думал он: попытаться-ка вторично забежать к Матрехе под благовидным предлогом розысков чародеек? Да теперь к ней явиться, хоть бы и поздно было, но повод есть, велят искать ворожей…

Сампсон летит. В переулке слышит, гонится кто-то. Опять стремянный.

— Зачем?

— С ответом, кто такие в кибитках!..

— Кто же?

— Рядом с Холмским дворищем двор новый боярыня купила приезжая — жена деспота Аморескова, что купчиха допрежь была. Князь-от деспот прогнал.

— Вот как?! Поезжай же к князю — донеси! А меня таперича послал на службу, недосуг мне! — И великан зашагал наконец самоуверенно к цели своих стремлений, продолжая ворчать: — Что за житье наше за собачье?! Все гони да гони!

Оставим верного Сампсона допрашивать Матреху, хотя заранее предупреждаем читателя, что по части собрания сведений любопытство великана не имело обильной пищи, взамен удачи во всем прочем. Между тем предмет горячих исканий его или, лучше, исканий, ему порученных от взыскательного князя Ивана Юрьевича, находился не так далеко от места нахождения разыскивателя — у Матрехи же.

Василиса была у ней, когда сильный стук в закрытое оконце и потом в ворота заставил гадальщицу — за которую знала уже бывшую домоправительницу князя Ивана Юрьевича вся Москва — выйти за хозяйкою в сени да спрятаться за дверью, в теплой клети. Грубый же знакомый голос Сампсона заставил Василису обратить особенное внимание на слова его, и, поняв из речей великана, что князь Иван Юрьевич послал искать ее именно, она решилась подобру-поздорову уйти из приюта, без сомнения надежного, но до тех пор только, пока хозяйка будет выдерживать характер да… и не промолвится. По тону же беседы Сампсона с Матрехой Василиса приходила к обратному заключению и исчезновение свое отсюда сочла решительною необходимостью.

Матреха угощает дорогого гостя, а тот успевает и есть и говорить. Вот что-то словно мелькнуло, белое, мимо оконца, с надворья. Сампсон счел за нужное спросить:

— Мы двое только? У тебя никто не живет?!

— Нет.

— Так мне померещилось, видно, будто прошел кто-то в белом?

— Ага! Видно, Сампсоша, ты перед оборотнем не выстоишь?

— А ты небось выстоишь?

— Я-то? Нету, известно!

— Так неча и язык чесать к ночи про таку неподобь!

Зоркий глаз Сампсона между тем видел не мечту. Действительно, ветром отнесло к оконцу белое покрывало Василисы, когда осторожно, без шороха, пробиралась она между принадлежностями хозяйства зажиточной Матрехи под навес. Оттуда через калитку вышла Василиса на огород да через соседские межи, ничем не забранные, направила путь свой к Сретенке. На ней с краю приходился дом князей Холмских, теперь заколоченный.

Проходя сторонкою, мимо пустынных безмолвных теремов, ожидавших давно уже молодого наследника, Василиса столкнулась почти нос к носу с женщиною, как она же, в белом покрывале.

— Ты что тут делаешь, пташка? Да, кажись, знакома! — вырвалось невольно у Василисы при случайной встрече в необычное по Москве время.

— Голос знаком, в самом деле! — отозвалась та, которую окликала наша гадальщица. — Только признать не могу.

— А помнишь гадальщицу в Греческой слободе: ты спрашивала про судьбу свою? Здорова, коли вижу тебя снова.

— Помню! Пойдем ко мне: я здесь недалеко.

— Берегись: меня ищут, — сказала гадальщица, понизив голос.

— Будь покойна, ко мне не придут брать тебя. А если и придут — не дам! — шепнула приглашавшая ей на ухо.

Если вы сами не догадались, я скажу вам, что встретилась с Василисою — Зоя. Она дала у себя приют гадальщице. Вошли они в терем молодой хозяйки, никем не запримеченные, и долго передавали друг другу свои все похождения.