Утоли мои печали - Алюшина Татьяна

– И куда мы едем? – уже строго потребовал ответа Григорий, привыкший сам командовать любым «парадом».

– Потерпи, дорогой, скоро узнаешь, – очередной раз ушла от ответа бабушка, лично переговорив с таксистами.

А Марьяна, посмеиваясь, сжала его ладонь успокаивающе-поддерживающим жестом.

Приехал их небольшой кортеж… в Малый Гнездниковский переулок и остановился возле здания Министерства культуры РФ, где их уже встречали если не с распростертыми объятиями, то с улыбками уж точно.

Григорий с Марьяной переглянулись, кажется, начиная понимать, что происходит, и он подмигнул ей заговорщицки и тихо рассмеялся.

Да уж его родня удавится!

Давиться фальшивыми улыбками и невозможностью высказаться родне пришлось под телекамерами разных каналов телевидения.

Да-да, Глафира Сергеевна сделала именно то, чего они так боялись и от чего ее отговаривали, – преподнесла в безвозмездный дар государству вершининскую коллекцию, в которую входили не только картины известных художников, но и множество иных произведений искусства. Например, так называемые малые скульптурные формы известных мастеров, отдельная коллекция фигурок старинного каслинского чугунного литья и фарфор императорского двора.

– Мой муж – Петр Акимович Вершинин, – сказала Глафира Сергеевна в торжественной речи, – всегда считал, что коллекция, собранная его отцом, принадлежит не нашей семье, а стране, ее истории, ее культуре.

Она водрузила очки на нос, достала из кармана бумагу и, обведя взглядом присутствующих, пояснила:

– Я хочу зачитать записи, сделанные в дневнике Акимом Лукичом, который и собрал эту коллекцию, – и прочла текст: – «Все эти годы я спасал, что мог спасти, не ради личной наживы, славы и тщеславия, а ради Отечества. Пусть и крупицы, но вынося из пожарищ Гражданской войны что мог. Хоть так, по мере своих слабых возможностей, послужить истинной великой истории и великой культуре державы. Я точно знаю, что настанет день, когда эти произведения искусства займут достойное место в музейных залах возрожденной России», – и, подняв голову от бумаг, закончила свою речь: – Сегодня мы просто исполняем волю этих двух великих мужчин, беззаветно служивших своему Отечеству.

Официальные лица встретили ее заявление бурными овациями.

Присутствующий министр культуры лично вручил Глафире Сергеевне огромный букет, документ о передаче коллекции, грамоту – ни много ни мало – от Правительства страны за подписью Президента и выступил с проникновенной ответной речью.

После него выступали искусствоведы и музейщики, так что торжественная часть несколько затянулась, но неизбежно закончилась, и всех пригласили на фуршет в соседний зал.

Глафиру Сергеевну обступили все те же официальные лица, директор музея, в который было решено передать коллекцию, вручил ей конверт с банковской карточкой – окончательный расчет их взаимных дел и некую премию от государства за что-то там непонятное.

Дело в том, что картины и самые ценные скульптуры никогда не хранились в «родовом гнезде», а были переданы в музей на ответственное хранение, за что, разумеется, взималась определенная плата. Дома же на стенах висели прекрасные копии всех полотен. Музей, в свою очередь, частенько обращался к Вершининым с просьбой поставить в какую-нибудь выставку их картины, например, когда вывозили за рубеж, скажем, Серова или Шишкина.

За это, соответственно, уже они платили семье. Порой эти суммы были весьма внушительными, даже после взаиморасчетов за аренду.

Григорий смог протолкаться к бабуле через окружавших ее людей и протащил за собой Марьяну. Они по очереди обнялись с Глафирой Сергеевной, расцеловались, поздравляя, и Марьяна спросила старушку:

– Как вы себя чувствуете? Не хотите сбежать?

– Еще с полчасика понежусь в славе и уважухе, – употребила она современный сленг, хитро улыбаясь, – и пора бы домой.

– Поняла, – кивнула Марьяна и тут же передала все Вершинину.

Тут подошли и родители Григория, Павел Петрович и Елизавета Викторовна, сердечно обнялись с виновницей торжества, поздравили от всей души и поблагодарили.

Они так и стояли кругом вокруг Глафиры Сергеевны, в том числе и министр, и директор музея, и давнишний добрый знакомый семьи искусствовед, признанный авторитет в стране, обменивались мнениями и впечатлениями. Тут подтянулась и оппозиционная часть семьи, а куда ж без них, к тому же телевидение снимает и министр улыбается – надо соответствовать.

Марьяна тактично отошла в сторонку – пусть семейство Вершининых принимает лавры и благодарности, и двинулась по залу, разглядывая выставленные для обозрения экспонаты коллекции. Бродила, увлекаясь созерцанием прекрасных картин, забрела в угол зала, где были выставлены те самые малые формы, и вдруг услышала напряженный разговор, происходивший за распахнутой дверью:

– Николай Львович, – нервно говорила Алевтина Вершинина, – есть хоть какая-то возможность оспорить это ее решение?

– Нет, конечно, Алевтина Петровна, – услышала Марьяна недовольный голос семейного адвоката. – Глафира Сергеевна – умная и рассудительная женщина. Она специально, чтобы отмести любую возможность заподозрить ее в недееспособности, перед тем как передать коллекцию, обратилась в Министерство культуры с просьбой направить для ее обследования двоих независимых специалистов. Вы что же думаете, что министерство не провело своей экспертизы ее умственного состояния?

– Но, господи! – с отчаянием просипела Алевтина. – Это же сотни миллионов долларов! Сотни! Вот так взять и просто отдать! Не думая о семье, о том, что у нас есть проблемы и денежные необходимости! Это же предательство какое-то! – И напустилась на адвоката: – Как вы такое могли допустить, почему не отговорили ее, Николай Львович!

– Я не влияю на решение своих клиентов, – очень строгим, холодным тоном отчитал он женщину. – Я лишь слежу за законностью исполнения их волеизъявлений и блюду их интересы! Глафира Сергеевна четко и ясно заявила, что намерена передать коллекцию государству.

И ушел. А Марьяна, спохватившись, поспешила отойти подальше от двери, вернулась к созерцанию, но после услышанного ей разговора настроение пропало.

Глафира Сергеевна объявила, что устала, и ее поспешили сопроводить к выходу все те же официальные лица. На пороге особняка она обернулась и пригласила всю семью в усадьбу, отметить важное событие. Отчего Женуария немедленно сильно разволновалась чуть не до обморока – как же так: отметить! Она же не готовилась, ничего про банкет не было сказано, и чем гостей угощать!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});