Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Грезивший о реванше Пономарев мог рассказать следователям много интересного о порядках на демидовском заводе. Но, как показал опыт Горбунова, сказанное нужно было доказывать, надежных же доказательств ни тот ни другой, похоже, не имели. Смерть Татьяны Демидовой и что-то, может быть, серьезное, ставшее ему о ней известным, вытащили Пономарева из засады, в которой он отсиживался в ожидании часа. Час, как ему показалось, пробил.

Но местные духовные власти к Василию не прислушались. Больше того, вместо того чтобы после его сигнала задержать похороны (для осмотра тела), разрешили перенести тело в церковь и на другой день, перед литургией, совершили обряд погребения[497].

Попытки привлечь внимание других властей оказались ненамного успешнее. Доношение в Тульскую провинциальную канцелярию Пономарев подал 21 августа. Указал в нем источник сведении: «…о убийстве Никитою Демидовым дочери его, девки Татьяны, уведомился от тульскаго кузнеца Дмитрия Стрельчихина, да от подьячаго Василья Струкова». Но дело пошло не так, как требовал регламент и рассчитывал доноситель. Воевода осмотреть тело «чрез искусных женщин» не приказал. С допросами Стрельчихина и Струкова не поспешил: одного допросил две недели спустя, другого еще позже. Демидова вообще не допрашивал, лишь принял от него через месяц челобитную, по которой действий не предпринял. Самого доносителя держал в тюрьме в цепи и в железах, определив, наконец, приговором, чтобы его за неправый донос наказать публично кнутом[498]. И это всего десять дней спустя после получения прямого указа о его защите!

Отметим, однако, что основания не поверить Пономареву у воеводы были, причем те же, которые смущают и нас: он знал, что у Пономарева имелся мотив вредить бывшему работодателю. Никита поймал его на краже — вот, решил воевода, он и затаил на него злобу. Обвинения счел поклепом, обвинителю назначил наказание. Но, готовясь привести приговор в исполнение, провинциальная канцелярия вспомнила о полученной из Москвы охранной грамоте Пономареву и осознала, что находится в непростой ситуации. Указ из конторы Комиссии следствия о заводах требовал «никаких обид, и нападков, и утеснения» Пономареву не чинить. Намеченное наказание подпадало под все в этом списке. В голову пришел оригинальный выход. 22 ноября 1734 года Московская контора получила из Тульской канцелярии доношение о произведенном ею расследовании с заключением, что «по следствию де за ним, Демидовым, никакова смертнова убивства не явилось», и решением «за ложной ево (Пономарева. — И. Ю.) донос учинить наказание — бить кнутом публично». Далее предлагалось, чтобы наказание «учинено было от вышеозначенной Московской от комиссии канторы».

Понятно, что Комиссия без надобности облачаться в кафтан экзекутора не захотела. 23 декабря П. Шафиров приказал напомнить Тульской канцелярии, что дело по обвинению Пономарева начато и закончено ею, канцелярией, и что назначенное наказание она «по правам исполнять может». Напротив, «в Москве учрежденная кантора в то дело, яко к своему следствию не надлежащее, вступать не должна. И чему он, По-намарев, по изследствию оного в Тулской канцелярии имеющагося дела по указам достоин, то и учинено быть имеет от оной же Тулской канцелярии»[499].

Вернемся к событиям августа 1734 года. О реакции других учреждений, в которые обратился Пономарев, имеем сведения только в отношении полкового штабного двора. Когда доноситель сидел, скованный, в канцелярии, оттуда были направлены две требовавшие освобождения Пономарева промемории. Воевода по первой «ничего не учинил, а другой и не принял»[500]. С какой стати полковой двор взялся защищать интересы Комиссии о заводах — можно только догадываться.

Епархиальную власть (Пономарев обратился и к ней) донос обеспокоил серьезно. Епископ Коломенский Вениамин потребовал разъяснений от архимандрита Дионисия. Тот ответил, что тело покойной не осматривал, доверившись словам священников. Их опросили. Оба, а также протопоп Михаил, сообщили, что об угрозе убийства ни от самой девицы (при исповеди), ни от кого другого не слышали. Нечто настораживающее сказал поп Трофим, приобщавший ее Святых Тайн: девица, дескать, телесным видом казалась «недавной болезни», «того ж дни во всем совершенном была здравии». Но от выводов воздержался: «от убиения ль умерла, того не ведает». С учетом того, что никто из допрошенных даже предположительно не поддержал версию убийства, а также «за недопросом некоторых светских людей», начатое по распоряжению епископа расследование было остановлено.

Все вроде бы успокоилось. Но наказанный кнутом Пономарев в том же 1734 году бил челом еще и Кабинету министров: дело, произведенное в провинциальной канцелярии, решено «в противность указам и ему наказание учинено напрасно»[501]. Слабый его голос был услышан и сочтен достойным внимания. Кабинет в следующем, 1735 году решил в нем основательно разобраться, для чего послал в Тулу облеченного полномочиями капитана лейб-гвардии Преображенского полка Федора Лаврова. О сделанных им открытиях — позже.

Не приходится сомневаться, что слухи и догадки, которыми обросла смерть Татьяны Демидовой, бурно обсуждались тульскими обывателями. В вышедшей через полтора столетия книге П.И. Малицкого «Приходы и церкви Тульской епархии» (1895) сообщено предание, являющееся отголоском этих разговоров. Оно объясняет причину появления в тульской Николо-Зарецкой (Демидовской) церкви одного из ее приделов.

«Придел св. ап. Андрея Первозванного был и в прежней деревянной церкви, на что дают указание сохранившиеся каменные столбы на месте прежних алтарей; тоже говорит и местное предание; оно первоначальное устройство иконостаса связывает со случаем из семейной жизни Никиты Демидова, говорит, что он устроен "на костях" его дочери. У Демидова, так гласит предание, были разного рода тайные подвалы и ходы; дочь его однажды из любопытства отперла один из подвалов, чем вызвала такой гнев со стороны отца, что он ударил ее так сильно ключами, что она от того умерла; этот случай был на день св. ап. Андрея Первозванного, почему кающимся отцем и устроен придел в честь этого апостола»[502].

Предание демонстрирует обычную для фольклора переработку исторического материала — его упрощение в отношении действующих лиц и элементов сюжета. События жизни всех Никит из рода Демидовых, а их в роду было несколько, стягиваются к одному, не уточнено к какому, — значит, к наиболее известному, первому. Сюжет конструируется из стандартных мотивов: запретная комната, ключи (как символ запрета и орудие возмездия за его нарушение), грозный отец, детоубийство… Создатель мифологизированной истории семьи монтирует факты, подчиняясь законам жанра. Как следствие, факты при проверке друг с другом часто не согласуются. Татьяна умерла летом 1734 года, когда достраивалась каменная церковь (нижний храм в ней был уже освящен, в нем служили), а деревянная — или готовилась к разборке, или скорее была уже разобрана. Создавать в ней (деревянной) новый придел не имело смысла. Не было придела — не было и столба, отмечавшего позже его место. Положение можно спасти, предположив, что в более раннее время в семье Демидовых произошла другая похожая история. Но документы о ней молчат, да и мы считаем это маловероятным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});