Дмитрий Донской - Юрий Лощиц

Но, как бы там ни было, русские отозвались быстро. Накануне Дмитрий Иванович разделил свою рать на три полка. Теперь полк правой руки, который вел родной дядя великого князя Тимофей Васильевич Вельяминов, на всем скаку заходил в бок ордынским построениям; полк левой руки с Данилой Пронским во главе накатывался с другого. Главный полк, руководимый самим великим князем, «удари в лице» противнику.

Таково было самое начало боя в изображении Рогожского летописца, который, несмотря на предельную краткость своего рассказа, подробно остановился на расстановке русских полков, уточнил характер действий каждого из них.

Уточнение весьма важное, оно убеждает в том, что, отдав приказ переходить Вожу, Бегич, видимо, все же не был готов к немедленному сражению и не успел развести свои полки достаточно широко и тем самым обезопасить себя от возможных боковых ударов. Такой просчет тем более был непростителен с его стороны, что именно ордынцы всегда славились умением брать противника в охапку, быстро охватывая и стискивая его конными отрядами левого и правого крыла.

А тут с воем, ревом, улюлюканьем, ржаньем и визгом три громадных, плотно сбитых кома людей и лошадей, подобно трем горным обвалам, ударили в опешившие тьмы ордынцев. Звуки нарастали в своей ярости, ошарашивали тех, кто бездействовал в срединной толще Бегичева войска, всадников кренило то в один, то в другой бок. Передние уже повернули, но места для отступления не было, и они начали топтать своих. Задние же, свирепо ругаясь, не давали им пути; а с тылу, от реки, тоже подпирали те, кто еще только выбирался на берег. Большинство не могло понять, что происходит и почему, если столкнулись с русскими, не дадут им настоящего боя; крики начальников только прибавляли неразберихи; стесненная до предела середина потеряла управление и начала понемногу пятиться. В этой стесненности, несвободе действия была оскорбительная для степняков похожесть на табун, загнанный в загородки; но вот раздается страшный треск, будто лопаются сухие жерди под напором обезумевшей силы, и все неумолимо валит куда-то, и большинство бездумно устремляется туда же, не чуя, что там ждет — спасение или погибель? — лишь бы не топтаться дольше на месте…

Скоротечность сражения подчеркивалась стремительным шествием августовских сумерек. В это время года в среднерусских широтах темнеет уже к девяти вечера: на глазах западает за тучи и леса последнее зарево, взбухают над водами дышащие клубы тумана; все зыбится, мерещится и слоится.

По русским полкам полетело распоряжение: преследовать врага только до Вожи, сбить в реку, в дальнейшую погоню не ввязываться, поздно уже.

Часть ордынского войска, отсеченная от реки боковыми ударами русских полков, была уничтожена полностью; не меньшую часть повалили наземь при погоне, настигнув копьем, сулицей либо мечом. Река клокотала, выйдя из берегов.

…Белая стена, постепенно оцепенявшая берега и воду, глушила звуки. Словно безмолвный седой сон исходил от трав, от кустов, от слезящихся камней. Стоны раненых становились все нечленораздельней, будто сама земля изнемогала и бредила.

Ждали продолжить с утра битву, но утро не наступало. Верней, оно по всем приметам уже обязано было наступить, а белесая мгла никак не расточалась, не было на нее ни ветра, ни дуновения. Почти до полудня простоял туманный полог над берегами. Когда он наконец исчез, открылось странное зрелище за Вожей: «и обретоша в поле дворы их повержены, и шатры их, и вежы их, и юртовища олачюги их, и телеги их, а в них товара безчисленно много…»

Они бежали сразу же, с вечера, оставив весь обоз. Им важно было за ночь уйти как можно дальше, исключив возможность погони. На поле боя они оставили тела своих знатных мурз, которых пленные определили в лицо и назвали по именам: Хазибей, Ковергуй, Карабулак, Кострук и Бегичка.

Потери в великокняжеском войске оказались незначительными. Из воевод в вечернем бою погибли белозерский боярин Дмитрий Монастырев и Назар Данилович Кусаков.

Если попытаться представить себе то состояние духа, которое царило в русском стане после полудня 12 августа, то это была, наверное, смесь некоторой растерянности с той ликующей освобожденностью, какая бывает в теле и на душе после скинутого с плеч тяжкого груза. Откровенно говоря, не ожидали, что Бегич будет потрясен до такой степени и кинется прочь без оглядки. Но происшедшее вовсе не было каким-то недоразумением, победа вовсе не далась даром. Несколько дней изнурительного выжидания, противоборства выдержек чего-то да стоили. Великий князь московский и его соратники оказались много хладнокровнее и дождались наконец того самого часа, той самой минуты, отгадали ее среди иных.

Растерянность же была оттого, что впервые побеждали в открытом поле самих ордынцев, да еще так впечатляюще, так крупно и бесспорно. За многие десятилетия притерпелись бежать и рассыпаться при виде своего старинного ворога, но осиливать его, да еще и бежать за ним вдогон оказалось внове, к этому тоже требовалась привычка, навык.

Так вот и вчера, может, не стоило спешить с приказом о прекращении погони? Теперь же, с разрывом во времени в полсуток, затевать преследование Бегича неразумно с военной точки зрения.

Конечно, на будущее надо и это иметь в виду — что ордынцы при поражении так же приходят в ужас и так же безостановочно бегут, как и прочие смертные. А в остальном, в главном, на Воже победили по всем правилам! Победили, навязав свою волю, место и время сражения, сумев извлечь все выгоды из толковой расстановки полков и стремительности одновременного трехстороннего удара. Неудивительно поэтому, что многие столетия спустя битва при маленькой Воже, казалось бы, обреченная навсегда остаться в тени великого события 1380 года, была высоко оценена не только русскими историографами, но и К. Марксом, определившим ее как «первое правильное сражение с монголами, выигранное русскими»3.

VI

При виде потрепанных, обесчещенных остатков своего войска Мамай должен был наконец осознать всю нешуточность намерений московского улусника. Дело заходило слишком далеко. Хорошо было бы наказать Москву немедленно, да лето на исходе, и великой силы, хотя бы равной Бегичевой рати, сразу не набрать. Наступил сентябрь, и великий темник, чтобы хоть чем-то ответить на оглушительную оплеуху, полученную при Воже, сколотил легкоконный отряд и выслал его изгоном все на ту же Рязань.

Князь Олег Иванович о близости карателей проведал слишком поздно. Он не поспевал ни собрать достаточной рати, ни попросить помощи у москвичей, отошедших за Оку. Опять в который уже раз получалось, что ордынцы вымещают зло на нем, на его людях и городах именно потому, что он с краю. Он уклонился от сражения на Воже, но вынужден расплачиваться за успех Дмитрия. От чужой славы на спине соль. Перебравшись с малой дружиной за Оку, Олег по привычке скрылся в лесах, и горечь от сознания собственного бессилия снова исподволь начала производить в нем разрушительную работу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});