НАСЛЕДНИК, ТОМ-II - А Мартьянов

- С такими мыслями тебя в Бастилию надо отправить, - шикнул в ответ Славик. - С ума сошел?

- Бастилию пока не построили, так что не получится. Извини, просто я взглянул на организацию нынешнего мероприятия с точки зрения нашей эпохи. Обеспечение безопасности vip-персон вопиюще скверное, но первым королем Франции погибшим от руки убийцы окажется Генрих III, двести семьдесят лет спустя… Пока августейшим особам ничего не угрожает. Устраивайся поудобнее, скоро начнут - кажется, все в сборе. Ждут только Филиппа, дофина и принцев крови.

Гроб с забальзамированным минувшей ночью телом усопшей установили на возвышении перед алтарем. Присутствовавших на мессе - Славик оценил их число в две с небольшим сотни, - рассадили на трехъярусных деревянных сооружениях, похожих на огромные лестницы в три ступени: самых родовитых устроили ближе к алтарю на нижних ярусах, прочие сидели выше, во втором и третьем рядах. Для короля и его семьи предназначались кресла в центре.

- Вот и Филипп, - Иван перегнулся через перила хоров. Говорить приходилось очень тихо, акустика в Нотр-Дам такая, что слышен голос отца-настоятеля, что-то втолковывающего причетникам в дальней заалтарной части собора. - Наследник, младшие принцы Филипп, Карл и Робер, принцесса Изабелла, братья короля - безутешный вдовец Карл Валуа и Луи Капетинг, граф д’Эвре. Все семейство в сборе. Нет, ты только посмотри…

- Тише! - Славик подтолкнул Ваню локтем в бок. Хористы косились на незваных гостей разговаривавших на непонятном языке подозрительно, хотя их начальству, пожилому монаху в бенедиктинской рясе, были предъявлены бумаги из Сен-Жан и он отнесся к документам с надлежащим пиететом. - Что опять?

- Кто по-твоему шествует по правую руку от его величества?

- Если бы я еще знал, кто именно из них Филипп Красивый.

- Ох, дуб… Высокий, в черном с золотом, на голове не графская корона, как у братьев, а просто золотой обруч - скромничает. Видишь? А справа от короля, бородатый, белый плащ с крестом? Соображай.

- Неужто магистр?

- Он самый, мессир де Моле. Ничего себе, шествует в окружении высших персон Франции и делает вид, будто так и надо. Гордыня, гордыня. Считает себя ровней. Не удивлюсь, если великого магистра усадят рядом с Филиппом - его величество проявил здоровый цинизм, решил уважить старика напоследок. Или усыпить бдительность, в свете появившейся информации об утечке. Оцени, следом за королем и магистром - свита. Семь рыцарей Ордена и кажется, их пригласят занять свободные сидения у алтаря - братья считаются духовными лицами. Вижу Гуго де Пейро, визитатора Франции и Англии, командора Жерара де Вилье, командора Прованса Бернара де Ла Рока, Жоффруа де Гонневиля, приора Аквитании,… Остальные не знакомы.

- Ты что же, руководство Тампля в лицо знаешь?

- Да. Спасибо трудам медиаторов и фотоаппарату, который я контрабандой доставил сюда во время предыдущей заброски.

Иван оказался безупречно прав - магистру предложили кресло подле его величества, что давало понять любому знакомому с придворной символикой: Филипп считает Орден вернейшим союзником и выказывает мессиру де Моле глубокое почтение. Обычно справа от монарха усаживался дофин, как будущий преемник короны.

Среди черных траурных костюмов дворян магистр Тампля и его собратья выделялись снежно-белыми орденскими облачениями с алыми крестами, нашитыми на левую сторону плащей - над сердцем. Жак де Моле казался старше своих неполных шестидесяти лет из-за пышной седой бороды; волосы, как предписывается уставом, выстрижены в кружок, горшком. Запрет носить украшения магистра, видимо, не касался - на шее тяжелая цепь кованого золота с медальоном.

Представительный дедушка. Держится с королевским достоинством

К алтарю вышел настоятель, скорбящая паства встала. Хор грянул cantus gregorianus - по чину заупокойной мессы вначале исполнялось «Sanctus Dominus Deus».

- Часа на два, - шепнул Иван. - Останемся или вернемся в город?

- А у нас есть срочные дела?

- До вечера - нет. Ладно, остаемся. Когда в следующий раз доведется взглянуть на такое?…

* * *

Скверные предчувствия, терзавшие капитана Арно де Марсиньи последнюю неделю, сегодняшним днем обострились - в городе что-то происходило, но старый цепной пес службы городского прево никак не мог сообразить, что именно. Наоборот, после ужасающих событий на улице Боннель в Париже стало куда спокойнее - столица королевства будто начала исцеляться, подобно больному, у которого вскрылась истачивавшая его гнойная язва.

Мистика? Вполне возможно, дом де Бевера источал злую силу, это капитан чувствовал физически, находясь там, в подвале. Оба Гуго тоже упоминали о чем-то подобном - казалось, будто незримый дьявол наблюдает за тобой, скрываясь в темных, затянутых паутиной углах.

Через день после смерти Бевера и отправки его матушки-ведьмы в Сен-Жан-ан-Грев, мессир де Марсиньи заглянул в дом, теперь охранявшийся тремя сержантами Ордена Храма. Не из праздного любопытства - хотелось выяснить, что решили братья-доминиканцы относительно самого здания. Сносить, как и полагается в таких случаях?

Слухи, к счастью недостоверные, о происшествии по кварталу поползли - капитан намекнул осведомителям и своим подчиненным, что надо бы сболтнуть в тавернах и в обществе знакомых, что самого Бевера, мадам Изабо де Бевер и их слугу арестовали за ересь и подозрение в колдовстве. Недобитые катары. В религиозных тонкостях обыватели не разбираются, пускай Бевер нормандец, а не провансалец (известно, что ересь альбигойцев процветала на юге) - должны поверить. Поверили. Лавочники видели, как в дом входят монахи ордена святого Доминика, стража - тамплиеры. Значит, и впрямь еретики…

Инквизиция, приняв дело, потрудилась на славу - вещественные доказательства в виде омерзительных бочек и найденных остовов ночью вывезли прочь из города, в аббатство Сен-Лоран. Недалеко от Парижа, и лишних глаз нет. Когда следствие окончится, монахи тайно захоронят то, что оставил после себя безумец. И никакой огласки.

Труп Бевера, осмотренный инквизиторами на предмет демонических знаков на коже, отвезли на Монфокон, но не вздернули, а сразу бросили в камеру под виселицей. Городскому палачу, исполнявшему приказ преподобного Герарда Кларенского, было настоятельно рекомендовано держать язык за зубами. Палач, однако, и без предупреждений был человеком неразговорчивым.

Удивительно, но зайдя в дом капитан Марсиньи не ощутил ледяного дыхания ада, как при первом посещении. Воспоминания навевает жуткие, однако взгляд из темноты не преследует, не возникает желания бежать отсюда прочь и не оглядываться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});