Солоневич - Константин Сапожников

«Здесь [в Югославии] недавно были братья Солоневичи, издающие „Голос России“. В своих лекциях описывали жизнь русских за чертополохом, свидетелями которой они были до 1934 года, когда бежали. Впечатление у меня от всего ими рассказанного таково: там все ненавидят властвующих партийцев и убеждать уничтожать их — нет необходимости. Народу нужен только случай захватить оружие. О дальнейшем самоуправлении даже и не думают, партийные дрязги им незнакомы. Они благоговеют перед смертью Императора Николая II и его семьи, которые отказались от заграницы и хотели разделить русскую судьбу. Белое движение в памяти народа свято, и порыв освободить Россию в нём не угасает, нужна лишь маленькая шаткость власти.

Желаю бодрости духа, чтобы и дальше переносить изгнание. Солоневичи нас вдохновили. Может быть, и в самом деле ждать осталось недолго. Мировые события складываются так, что коммунисты серьёзно забили тревогу. Их активизм в Испании — предсмертная агония. Каков будет их конец, трудно предугадать, но то, что он близится, — несомненно. И мы, Сибиряки-Александровцы в Крагуевце, кричим вам, однокашникам, близко стоящим к русской границе на Дальнем Востоке, — „слушай!“, и надеемся, что следующее эхо будет раздаваться с русских земель»[122].

В Югославии Солоневичи ещё раз убедились в том, что недоверие к ним широко распространено в эмигрантской среде. Доходило до полного абсурда! Так, в Белграде у Бориса «на трактирной почве» случился довольно острый разговор с группой белых офицеров, которые заявили ему, что им «точно известно», что капитан Фосс — провокатор, а он, Солоневич, является для него «связующим звеном с НКВД»![123]

Вернувшись в Софию, Борис не удержался от желания разыграть Фосса и тут же отправился к Браунеру и сообщил ему об этих «разоблачениях»: мол, Фосс имеет двойное дно! Браунер, разумеется, поставил Фосса в известность о «странных откровениях» Солоневича. Фосс возмутился, усмотрев в этих «наговорах» признаки подготовки против него «одной из типичных провокаций в духе НКВД». Ещё больше встревожился Фосс, когда на следующий день Борис отыскал его и как ни в чём не бывало начал рассказывать ему о том, что организация «новопоколенцев» состоит из очень активной и способной молодёжи, которую можно легко подчинить РОВСу для более эффективного использования. Но для этого, мол, из их организации надо «устранить» руководителя Георгиевского. Борис признал, что это нелёгкая задача и что выход только в «уничтожении» Георгиевского. Фосс онемел, услышав это, и поспешил ответить, что «новопоколенцы» интереса для РОВСа не представляют и что он не намерен поддерживать разговор на столь провокационную тему. После этого «захода» Бориса Фосс окончательно убедился, что против него готовят провокацию, и чтобы предупредить события, в тот же день изложил в письменном виде подробности разговора с Солоневичем и лично отвёз это заявление-донос в полицию.

Розыгрыш Бориса Иван осудил. Вокруг них и так много излишней полицейской суеты, которая мешает их налаженной газетной работе. Борис с ним не согласился: после всех известных им случаев со слежкой, вскрытием писем, распространением слухов и наветов почему бы не отплатить «другу детства» той же монетой?

Выходки Бориса, конечно, не способствовали поиску взаимопонимания с РОВСом. Отношения поддерживались, но без всякой доверительности.

Наиболее последовательными в «ведении боевых действий» против братьев были младороссы. Орган младоросской партии «Бодрость» едва ли не в каждом номере и под любым предлогом обрушивался на «провокаторов Солоневичей». На Лубянке обратили на это внимание. В декабре 1936 года резидентура НКВД в Праге получила указание «всячески способствовать инициативе младороссов по дискредитации Солоневичей». Для придания этим усилиям ещё большего размаха предписывалось «задействовать возможности» агента «А/1» и через него подключить к делу Б. Чернавина (однофамильца Владимира Чернавина, бежавшего с женой и сыном из СССР в 1932 году).

Вскоре в Праге вышла в свет брошюра Б. Чернавина «В союзе с Троцким. Правда о братьях Солоневичах». Брошюра была напечатана тиражом в тысячу экземпляров издательским отделом пропаганды младоросской партии в Чехословакии (этим подчёркивался «партийный характер» акции). Формально брошюра стала своего рода ответом на 31-й номер «Голоса России», в котором появилась очередная антимладоросская статья Бориса.

Чернавин, в частности, писал, что в выступлениях братьев отчётливо просматриваются троцкистские тенденции: «По Солоневичам, чем хуже в России, тем лучше, старая песенка… Но это — аналогично Троцкому… Всё это можно читать, можно слышать от Троцкого и его матёрых сподвижников. Но разница есть. Троцкий морально, при всей своей аморальности, выше Солоневича. Троцкий интернационалист и ему, согласно его мировоззрению, наплевать на Россию, на её народы. Солоневич же, защищая троцкистские взгляды, цинично прикрывается плащом национализма. Троцкий — враг России. Солоневич — предатель России».

Брошюра, обвиняющая Солоневичей в идеологической близости к Троцкому, злейшему врагу Сталина, должна была бы насторожить их. Ведь шёл 1937 год, в Советском Союзе калёным железом выжигали троцкизм и троцкистов. Но братья «сигнала» не поняли, истолковав обвинение в троцкизме как один из «эксцессов» политической борьбы в эмигрантских кругах. А ведь это было прямое предупреждение «из-за чертополоха».

Следующая «разоблачительная» брошюра младороссов будет опубликована в 1939 году, за месяц до нападения Германии на Польшу и начала Второй мировой войны…

Сначала приезд Тамары, потом отъезд Юры на учёбу в Вену изменили порядок жизни в «семейной» редакции. По настоянию Тамары переехали на новую квартиру в центр Софии. Иван был доволен переменами в своей жизни. После гельсингфорсской борьбы за существование, унизительной благотворительности эмигрантских дам и того, что ему казалось тогда непоправимой личной катастрофой, он добился всего, чего хотел. Теперь можно зажить по-настоящему: у него есть своё любимое дело, о котором не приходилось даже мечтать в Советской России, удалось, наконец, восстановить семью. Тамара наладила их совместную жизнь, стала незаменимой сотрудницей в редакции, вызывая этим, кажется, скрытую ревность Бориса. Впрочем, все преходящие нюансы отношений отходили в сторону, когда на каникулы приезжал Юра. Он с гордостью демонстрировал родителям свои рисунки и акварели, блокноты с зарисовками, сделанными на улицах Вены. Успехи его были несомненны.

Не изменяло ему и чувство юмора. Анекдоты, которые Юра привозил из Вены, пересказывали в Софии и русские, и болгары. Они помогали понимать суть текущих событий, с иронией относиться к «вождям современности», имена которых произносились с патетическим придыханием. Успехом пользовался анекдот о плавании в стиле «блюм»:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});