Деловые письма. Великий русский физик о насущном - Пётр Леонидович Капица

приведет в конечном счете к сужению моих знаний и способностей.

Сейчас мы постепенно начинаем снова работать. Дела в лаборатории идут на лад. Набранный нами персонал вполне хорош, и если опыта у них не хватает, то они полны энтузиазма и готовы усердно работать. Надеюсь, что через месяц будет получен спектр Зеемана. Это будет первый шаг, настоящая работа начнется, когда у нас заработает гелиевая установка. И хотя Пирсон трудится не покладая рук, он не думает, что это произойдет до Нового года. Да и к этому времени он рассчитывает только собрать установку, но чтобы она заработала как следует, на это потребуется еще некоторое время.

Помимо работы в лаборатории я пытаюсь внести улучшения в здешнюю научную жизнь. Вы представляете, у нас нет здесь музея науки, и я пытаюсь побудить Академию наук открыть музей, подобный Кенсингтонскому[163]. <…> Во-вторых, я пытаюсь улучшить снабжение лабораторий научными приборами и материалами. Сейчас оно в ужасно плохом состоянии. Я уже писал Вам об этом. Дело это очень важное, и я отношусь к нему очень серьезно, но добиться здесь успеха нелегко. Благодаря щедрости, с которой Вы снабжали нас всякого рода материалами, мы можем приступить к исследованиям уже сейчас, однако это снабжение не может длиться вечно. В-третьих, я занялся сейчас реорганизацией административно-хозяйственной жизни института с тем, чтобы сделать ее более разумной. Вот пример глупости действующей системы – у нас было пять бухгалтеров. Это было связано с очень детальной системой учета. Представьте себе, что каждая исследовательская работа должна была иметь свой особый учет: столько-то на резину, столько-то на картон, бумагу и пр. Это хорошо для завода, но нелепо в лаборатории. Мы все это упрощаем. У нас сейчас только два бухгалтера, и мы надеемся сократить их до одного или даже до половины. Люди с одобрением относятся ко всем этим реформам.

В-четвертых, я начинаю думать о том, как бы организовать научно-общественную жизнь. Представьте себе, в Москве нет физического общества, где бы можно было выступить с докладом. У всех ученых есть коллоквиумы со своими студентами, но общей научной жизни нет. Проблему эту решить будет весьма трудно, пока наш институт не приступит к настоящей научной работе[164]. Вторая причина заключается в том, что ученые в России, как правило, оплачиваются очень плохо и им приходится брать много самой разной работы, в особенности преподавательской, чтобы получать достаточно средств к жизни. И, таким образом, у них не остается ни времени, ни сил на собрания и подготовку докладов. Но я надеюсь, что это изменится.

Анна и ребята здоровы. Мы собираемся примерно через месяц перебираться в наш новый дом, который расположен рядом с институтом. Там мы сможем жить значительно более комфортабельно, и я смогу более основательно присматривать за лабораторией, не прерывая работы с книгами.

Теперь относительно передачи приборов и относительно Лаурмана и Пирсона. Здешнее руководство спросило меня, все ли приборы отправлены. Сейчас я проверил список и думаю, что за исключением незначительного числа мелких предметов, о которых я пишу Джону, все было прислано. И я надеюсь, что Джон не задержит с их присылкой. Но поскольку в дальнейшем может оказаться, что нам все еще недостает каких-то мелких предметов, и поскольку я убежден, что Вы хотели бы избавиться от моего попрошайничества, я предлагаю следующий план.

Мы считаем список закрытым после поставки упомянутого мною в моем последнем письме к Кокрофту от 19 октября. Но для оплаты случайно забытых нами предметов Вы откладываете, скажем, 50 фунтов. В пределах этой суммы мне разрешается запрашивать поставки. Последние могут быть отправлены прямо в лабораторию по почте. Если Вы этот план принимаете, я сообщаю властям, что передачу можно считать законченной.

Что касается Лаурмана, то он очень нужен, так как мы должны научить ассистентов работать на установках. У меня есть уже один способный молодой человек, которого он будет обучать[165]. Поэтому я хотел бы попросить, чтобы после того, как Лаурман съездит в Кембридж на новогодние каникулы, его бы оставили у меня на такой срок, на который он бы согласился остаться, но не меньше, чем на шесть месяцев.

Пирсону, как я уже писал, нужно будет остаться по крайней мере на три месяца, чтобы закончить ожижители, а затем я хотел бы, чтобы он также остался по крайней мере на шесть месяцев, чтобы обучить одного парня эксплуатировать установки и производить ремонтные работы, неизбежные в новых приборах, потому что хотя парень и толковый, но опыта в криогенной работе не имеет[166]. <…>

Я надеюсь, что в этом случае Вы, как и раньше, поможете мне. Если народ в [Мондовской] лаборатории будет ворчать, можете сказать им, что они пользуются самым лучшим гелиевым ожижителем только благодаря мне, и чувство элементарной человеческой благодарности требует, чтобы они пошли на небольшие лишения и помогли мне в моих затруднениях и заботах. В конце концов, я задумал сейчас значительно более совершенный ожижитель, который, если он окажется удачным, может и им пригодиться.

Обмен опытом сделает обе лаборатории сильнее и пойдет на пользу науке и человечеству.

Ну вот, мой дорогой «старый» Профессор, видите, какие длинные письма я Вам пишу. Я люблю также получать письма от Вас, но насколько больше я нуждаюсь в том, чтобы поговорить с Вами.

Сердечный привет Вам и леди Резерфорд от нас обоих.

П. Капица

Москва, 16 февраля 1937 г.

Дорогой мой Профессор!

Я уже давно собираюсь написать Вам, но писать Вам письмо – дело долгое. Я должен его написать, а Анна – перепечатать, чтобы можно было его прочитать. И я никак не мог приступить к письму. Дело в том, что я очень устал. Руководить институтом, чтобы он работал, не так легко. Вы это знаете по собственному опыту. Но в моем случае занятие это еще более трудное, поскольку здесь, чтобы получить даже самую мелкую вещь, нужно затратить много сил и времени. Сейчас с этим становится лучше, и я постепенно нажимаю на ответственных лиц и пытаюсь внушить им сознание необходимости специальных магазинов, заводов и т. п. для организации быстрого снабжения материалами и приборами, необходимыми для научной работы.

Вы знаете мой темперамент – я хочу, чтобы все делалось быстро, и я просто не выношу, когда что-то делается медленно. А в результате – я очень устал.

У меня были также семейные заботы. У моей матери (ей сейчас за 71) был сильный сердечный приступ, который чуть было не имел рокового исхода.