Багровый океан - Алеш Обровски

В эту секунду несколько грозного вида солдат вошли на мостик. Во время срабатывания шлюза Бриггс услышал выстрелы, доносящиеся из соседних отсеков. Неясное чувство беспокойства, посетившее его в момент, когда он застал капитана за штурвалом, заметно усилилось. Отчасти из-за того, что ситуация постепенно выходила за рамки его понимания, а неизвестность, по своему определению, должна пугать.

Она и пугала.

Бриггс вытер тыльной стороной ладони капли пота, выступившие на лбу.

– При всем уважении, сэр… – подал он голос, но его перебил хлопок, раздавшийся за спиной.

Пилот вздрогнул.

Капитан даже глазом не повел. Прозвучало еще несколько выстрелов. Меньше чем за минуту почти весь экипаж, находящийся на мостике, за исключением Бриггса, был перебит. Остались лишь вошедшие солдаты, пара техников, мгновенно преобразившихся и воспрявших духом, и сам капитан. Они стали переговариваться на как будто знакомом, но непонятном наречии. Их язык, казалось, был похож на все языки обитаемого мира одновременно.

Затем Стоун произнес:

– Займите место второго пилота, Бриггс.

– Это, что, мятеж? – спросил тот, понимая, что если ослушается, то разделит участь остальных.

– Это называется заговор, – ответил капитан спокойно. – Садитесь и не задавайте лишних вопросов.

Бриггс сел в кресло, рискнув обернуться. К своему удивлению, он заметил, что лица солдат и оставшихся на мостике техников абсолютно одинаковы.

«Это не заговор, – промелькнуло в его, отказывающейся верить происходящему голове. – Скорее, вторжение».

Он снова вытер пот со лба, на этот раз воспользовавшись воротом собственной рубахи.

– Автоматика отказывается работать при такой «угрозе», – произнес Стоун, кивнув на «Голока», закрывающего уже весь обзор. – Переходите на ручное управление и держите корабль ровно… И не вздумайте геройствовать.

В этот момент к пилоту подошел солдат и упер ему в затылок дуло пистолета. Бриггс и не думал геройствовать, хотя мысль «спасти» положение и стать героем, пусть даже посмертно, немного грела душу.

– Поворачиваем, – приказал капитан, – и идем вдоль борта.

– Так точно, – тихо ответил пилот, намеренно опустив слово «сэр».

Затем Стоун произнес несколько фраз по внешней связи. Бриггс отметил, как они похожи на все фразы обитаемого мира одновременно. Еще он обнаружил, что капитан тоже стал одного лица вместе с остальными.

Пилот даже не пытался найти объяснение происходящему. Все, что он видел, превосходило многократно его знания, опыт и воображение.

«Агаму» пробила дрожь. Все бортовые турели «заговорили» одновременно. Заряды, выпущенные из них, буквально вспороли обшивку крейсера. Бриггс видел, как вспыхивает и гаснет свет в иллюминаторах «Голока», как воздух, вылетающий из отсеков, выносит в космос все незакрепленное оборудование, обломки и битое стекло. Ему казалось, что он даже слышит рев сирены и крики раненых. В дополнение к этой картине в обзорном экране промелькнуло несколько растерзанных тел, разлетающихся по космосу, которые автоматика успела засечь и идентифицировать как «белковые соединения».

Затем последовал ракетный залп. Заряды проникали внутрь крейсера и разрывались, выворачивая из его тела целые конструкции. Пулеметы переключились на летящие в сторону эсминца крупные обломки.

– Малый вперед, – скомандовал капитан.

Бриггс выполнил команду почти машинально. Его состояние было близким к шоку, но он старался держать себя в руках.

Спустя минуту затишья из недр «Агамы» вылетели еще три ракеты, оставляющие за собой яркий белый след. Ракеты устремились в проковырянную в «Голоке» дыру.

Внезапная вспышка осветила мостик и на мгновение ослепила пилота.

Когда зрение восстановилось, Бриггс увидел в иллюминатор, как развороченный корпус крейсера удаляется прочь от эсминца и зеленой громадины Гайгана, постепенно вращаясь и разваливаясь на две части. Огни уже не горели, двигатели не работали. «Голок» был мертв.

Не помня себя, пилот поднялся и, вытащив, почему-то не отобранный ранее пистолет, разрядил его в Стоуна. Все двенадцать пуль попали в тело солдата, бросившегося к капитану, чтобы закрыть его собой. Сам Стоун, естественно, не пострадал, если не считать брызг крови, что попали на него.

Выпрямившись, капитан поднял оружие.

– Ваши услуги больше не нужны, Бриггс. Спасибо, – сказал он и нажал курок.

* * *

Машина вращала гусеницами, надрывно вереща. Все ее усилия были напрасны, удачнее было бы выразиться – безосновательны, потому как траки бултыхались в коричневой жиже, не находя для себя опоры.

Пара легких танков, находясь на относительно сухой поверхности, тянули завязшую самоходную гаубицу, зарываясь в рыхлый чернозем и рискуя трансмиссией. Толпа бледнокожих толкала самоходку с противоположной стороны, выслушивая «лай» командиров и жертвуя своими спинами и поясницами.

Казалось, нет ничего бессмысленней, чем тащить многотонную технику из болота вручную, но усилия эти, помноженные на желание, подгоняемые угрозами, приносили свои плоды – техника медленно, но верно двигалась вперед. Подобная картина повторялась повсеместно, на протяжении всей, сравнительно небольшой, но чертовски вязкой топи.

Винить здесь было некого. Жалеть тоже. Все, кто участвовал в этой «пытке», просто стали жертвами обстоятельств.

Как бы выразился Гаррет Паркер: «Это война, а на войне никогда не бывает легко».

Причиной этих событий стал приказ эхирского командования: «Нанести последний удар». Причем слово «последний» здесь применялось исключительно к противнику.

Вследствие чего подразделение примерно из пяти тысяч бледнокожих и полутора сотен единиц техники направлялись к побережью для «решающей атаки» на ремонтные верфи Торы.

Сообщество решило, что сейчас самым разумным будет уничтожить вспомогательные космопорты Федерации, так как флот землян после потери флагманов находится в весьма плачевном состоянии и нуждается в ремонте. Лишившись верфей, Федерация лишилась бы флота.

Собрав остатки сил и техники со всего архипелага, эхиры наспех спланировали и начали наступление.

Ничего не подозревающая армия Федерации, разбросанная по временным базам, непременно понесла бы поражение и потеряла бы верфи, если бы не одно обстоятельство: грязный дождь, сконденсировавшийся в оскверненном пылью небе, хлынул очень некстати и «насытил» высохшее болото, через которое подразделение бледнокожих решило сократить путь.

Легкая техника успела выбраться, а вот тяжелые танки и ракетницы безнадежно завязли. Здесь выбор был небольшой, либо бросить все и отказаться от атаки, либо попытать счастья и спасти хоть что-нибудь.

Отношение эхиров к своему противнику известно. Равно как и известен выбор, который сделало Сообщество – спасти все и атаковать.

Грязные, вымокшие, измученные бледнокожие буквально на себе выносили непослушные механизмы из болота. Через несколько часов выпавшей на их долю пытки появились первые жертвы.

Кто-то утонул, завязнув в трясине, кого-то разрубило лопнувшим тросом, а кого-то просто переехали. Закаленные жесткой дисциплиной эхирские солдаты, словно муравьи, вкалывали, не покладая рук, не обращая внимания на потери и не жалуясь на судьбу.

Сообщество слабо воспитывало в них какие-то боевые качества, хотя не обошлось и без этого, но прививало своим подчиненным выдержку и покорность. Может, поэтому, когда треть подразделения внезапно приобрела одинаковые черты лица, человеческого лица, и начала палить «по своим», никто не запаниковал, не замахал руками, не забегал в панике кругами. Вместо этого завязалась очень жестокая и очень «грязная» драка.

Защелкало ручное оружие, затрещали пулеметы и зенитки. Внезапные многочисленные потери и легкая растерянность очень скоро сменились ожесточенной грызней, с четким распределением сил и расстановкой обороны.

Командование быстро сориентировалось в ситуации и поняло, с кем имеет дело, тем более что противник, обозначив себя, стал резко отличаться от обычных солдат.

Смена внешности не была ошибкой меноксиса. Это был спланированный шаг, цель которого заключалась в отделении вражеских солдат от своих собственных по внешним признакам. Конечно, оборотни могли принять какой угодно облик, отличный от людей и эхиров, но Хэнс Хьюстон был для них богом. Богом войны. Его лицо служило своеобразным боевым «окрасом» – маской смерти.

Преимущество меноксиса было во внезапности, но противник, хоть и потерял значительную часть солдат в первые минуты атаки, быстро пришел в себя, оказавшись более крепким, как морально, так и физически.

Эхиры дрались как звери. Словно волки, отстаивающие интересы собственной стаи. Они убивали врагов без сомнений и жалости всем, что попадалось под руку.

Рвались снаряды, зенитные очереди поднимали в воздух фонтаны грязи. Мертвые, растерзанные тела постепенно погружались в трясину. Вся эта картина напоминала оживший кошмар. Болото мгновенно окрасилось в цвет крови.