Посол без верительных грамот - Сергей Снегов

— Через пять секунд — начало катастрофы, — предупредил оператор, поворачивая голову от прибора.

Несчастье ворвалось внезапно изменившейся картиной салона. Генрих смятенно отпрянул от окна, где навстречу потерявшему управление планетолету уже летела его каменная могила. На диване, очень медленно для бешено убыстрившихся событий, приподнимался Спенсер; его губы свела судорога, он от чего-то отстранялся рукой... И тут же все стерлось в темной неразличимости, пленка на сохранившихся переборках не фиксировала больше предметов и людей; в черноте засияли те же сумасшедшие глаза, терзавшие Генриха в бреду: перехода от одного к другому не было. Рой подозвал оптика.

— Пленка-то сохранилась, а фиксации нет. Почему она не запечатлела и падение корабля?

— Запись вдруг обрывается, — ответил оптик. Он казался смущенным.

Рой и без объяснений понял, что оптик озадачен. Вероятно, в его практике не было случая, когда бы фиксирующая пленка не фиксировала.

К Рою подошли механик и физик с диаграммами в руках. Механик протянул свою запись:

— Это суммарная сводка команд звездопорта и ответных действий автоматов корабля. Мы искали неверных приказов с планеты, неправильных штурманских реакций.

— Что вы нашли?

— Команды с планеты были правильны, ответные действия на корабле точны.

Рой всмотрелся в схему. Причальная программа совпадала с причаливанием корабля. Все совершалось по предписанию, точно, как и десятки раз до этого, когда не происходило несчастий... Винклер вздохнул. Горестный вздох говорил: абсолютно все, что от нас требовалось, мы сделали. Нет, на тебе — совершилось...

— Мы трижды проделали измерения, — продолжал механик. — Поставили контрольную проверку, потом снова проверяли. Общих выводов я делать не могу, но, по нашим данным, катастрофы не должно было быть. Она произошла, но она остается невозможной.

Рой повернулся к физику:

— Ты тоже не нашел отклонений от нормы, Арман?

Физик пропустил мимо ушей язвительный тон вопроса. Этот человек, Арман Лалуба, сотрудник лаборатории Роя, большой друг Генриха, сам при случае любил иронизировать. Он был серьезным исследователем, поэтому Рой и взял его с собой.

— Рой, я ничего не понимаю! — Арман возбужденно помахивал записями. Все, что он чувствовал, рельефно выражалось на его смуглом, с негритянскими чертами лице. — Эти чертовские уники показывают черт знает что! Я тоже три раза перепроверял! Ты сказал — отклонений нет? Рой, это слишком мягкая формула!

— Стало быть, и у тебя получается, что корабль не разбивался? Команды с планеты правильны, ответы точны.

— Правильность команд и ответов — не моя сфера. Но я могу гарантировать, что ответы совершались мгновенно. И это непредставимо, Рой! Даже не невероятно — немыслимо! Физика навыворот. Светопреставление крупным планом!

— Спокойней, Арман! — с досадой сказал Рой. — Ответы и должны возникать мгновенно после приема сигнала. Штурманская аппаратура звездолетов работает без инерции — разве не так?

— Мгновенно после принятия сигнала — да! А она срабатывала мгновенно после отправки сигнала!

Арман подал стандартную диаграмму, развернутую по оси времени, — команды, ответы, команды на ответы... Десятки раз рассматривал Рой такие же записи — стандартный штурманский бланк, по нему можно судить и о четкой работе портов, и о надежности корабельной аппаратуры, и о квалификации диспетчеров и командиров кораблей. В школах эти бланки давались на экзаменах, чтобы по времени, отделяющему сигнал и прием, определить расстояние корабля от порта, скорость затормаживания, вычертить причальную кривую...

Там, в школах, считалось достаточным, если время измерено с точностью до миллисекунды, здесь оно было дано в микросекундах. А узлы на кривых свидетельствовали, что в момент, когда корабль находился в трехстах тысячах километров от Марса и сигналы с планеты должны были приниматься лишь через секунду, они вдруг стали приниматься точно в мгновение отправки. Даже одну миллионную этого интервала восприняла бы контрольная аппаратура, но и одной миллионной не было! Время словно перестало существовать для приемных устройств корабля. И мгновение, когда время словно исчезло, было тем мигом, когда приборы зафиксировали начало катастрофы, когда Генрих вдруг отпрянул от окна. Две минуты четырнадцать секунд летел после этого корабль, пока не врезался в коричневые камни Марса, но этих долгих минут не существовало ни для ходовых механизмов, ни, возможно, уже и для людей, ни даже для бесстрастной фиксирующей пленки на стенках салона...

— Обратите внимание, Рой. — Арман тыкал пальцем то в одну, то в другую точку. — Время перестало существовать лишь для сигналов с планеты, ответные сигналы корабля принимались точно через положенное для света время. Дикая разноголосица, полное рассогласование!.. А в итоге — гибель корабля!

— Ты веришь, что измерения показывают точную картину?

— Кем ты считаешь меня, Рой? Разве можно поверить в то, что противоречит всем законам физики?

— Значит, измерения неверны?

— А вот это — извини! Приборы показывают то, что есть. Сама реальная действительность физически невозможна — вот о чем надо поразмыслить!

Рой размышлял. Сверхсветовые скорости, мгновенная передача сигналов через пространство? Или одностороннее исчезновение времени: вперед — времени нет, назад — время есть? Да, конечно, простых решений не существует. Но разве это решение? Распутать одну локальную загадку путем нагромождения исполинской, поистине вселенской путаницы?

— Мистика какая-то! — Рой возвратил Арману записи. — Призраки в звездолете, глаза без лица... Время вдруг исчезло, сверхсветовые скорости! Фантастическая мелодрама, а не наука, вот что я скажу вам, друзья1 Идемте в морг.

5

Рой с тяжелым чувством отошел от стола, где под простынями лежали тела пилотов.

— Вы знали Спенсера? — спросил Рой Винклера. — Он, кажется, летел на Марс по вашему вызову?

— Нет, мы его не знали. Мы запросили астроботаника в связи с расширением марсианской красени. Нас информировали, что посылают на Марс специалиста по внеземной растительности.

Спенсер казался уснувшим, а не умершим. На его теле не было повреждений, на бледно-желтоватое лицо почти не легла восковатость. И опять Роя поразила внешность астроботаника, до тусклости непримечательная: все рядовое, ничто не поражало, даже не привлекало внимания. Но если глаза, наполнявшие видение Генриха и так зловеще отпечатавшиеся на фиксирующей пленке переборок, принадлежали человеку, то они могли быть лишь глазами Спенсера, покоившегося сейчас на столе. И Рой всматривался и всматривался в умершего, с напряжением понуждая себя вообразить, что могло тогда произойти: Спенсер приподнялся, что-то его потрясло, глаза его засверкали... Генрих отпрянул от окна, отшатнулся, закричал... Да, да, Спенсер мог, конечно, ужаснуть впечатлительного брата, но пленка не имеет нервов, однако она тоже запечатлела эти надвигающиеся, расширяющиеся факелы — так их назвать всего точнее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});