Николай Гумилев глазами сына - Орест Высотский

После свиданий Елена вдруг исчезала на целую неделю, не отвечая ни на письма, ни на телефонные звонки. Гумилев тосковал, не находя выхода для своего чувства:

Пролетала золотая ночьИ на миг замедлила в пути,Мне, как другу, захотев помочь,Ваши письма думала найти —

Те, что Вы не написали мне…А потом присела на кроватьИ сказала: «Знаешь, в тишинеХорошо бывает помечтать!

Та, другая, вероятно, зла,Ей с тобой встречаться даже лень,Полюби меня, ведь я светла,Так светла, что не светлей и день».

Ночь, молю, не мучь меня! Мой рокСлишком и без этого тяжел,Неужели, если бы я мог,От нее давно бы не ушел?

Смертной скорбью я теперь скорблю,Но какой я дам тебе ответ,Прежде чем ей не скажу «люблю»И она мне не ответит «нет».

(«Пролетала золотая ночь…»)

Однажды, даже не предупредив по телефону, она пришла в отель, где он жил, — даже по меркам французов такое считалось неудобным. Николай Степанович понял, что пришло время объясняться. В стихах об этом сказано так:

Я говорил: Ты хочешь, хочешь?Могу я быть тобой любим?Ты счастье странное пророчишьГортанным голосом своим.

А я плачу за счастье много,Мой дом — из звезд и песен дом,И будет сладкая тревогаРасти при имени твоем…

(«Я говорил: Ты хочешь, хочешь?..»)

После этой встречи ему пришлось, даже не успев предупредить Елену, уехать в лагерь почти на три недели. Возвратившись в Париж, он поспешил на улицу Декамп с надеждой на свидание. Консьержка сказала, что мадемуазель десять дней назад уехала, а когда вернется, неизвестно.

Ничего не понимая, Гумилев по возвращении в отель набросал на листке тетради:

Ты не могла иль не хотелаМою почувствовать истому,Свое дурманящее телоИ сердце бережешь другому.………………………………И ты меня забудешь скоро,И я не стану думать, вольный,О милой девушке, с которойМне было нестерпимо больно.

(«Ты не могла иль не хотела…»)

Елена позвонила только через неделю. Они встретились в кафе; она объявила, что их отношения зашли слишком далеко и это не приведет ни к чему хорошему. Нужно думать о будущем. Возвращение в Россию для нее невозможно. Надо устраивать свою жизнь. Гумилев растерялся: отвечать ей было нечего. Впервые в жизни он почувствовал неуверенность. Ночью он писал в заветной тетради:

Ты пожалела, ты простилаИ даже руку подала мне,Когда в душе, где смерть бродила,И камня не было на камне.………………………………Всё, пред твоей склоняясь властью,Всё дам и ничего не скроюЗа ослепительное счастьеХоть иногда побыть с тобою.

Лишь песен не проси ты милых,Таких, как я слагал когда-то,Ты знаешь, я их петь не в силахСкрипучим голосом кастрата…

Его преследовало предчувствие надвигающейся беды. Вероятно, и вправду Елена не та, за кого он ее принимал, она слишком земная, расчетливая и осторожная.

И не узнаешь никогда ты,Чтоб в сердце не вошла тревога,В какой болотине проклятойМоя окончилась дорога, —

(«Ты пожалела, ты простила…»)

дописал он последнюю строфу.

Шел октябрь, зарядили холодные дожди. Свидания прекратились, все разладилось. Стало ясно — роман окончен.

…Картонажный мастер, глупый, глупый,Видишь, кончилась моя страда,Губы милой были слишком скупы,Сердце не дрожало никогда.

Пора было взять себя в руки, не распускаться. Он — поэт, воин — должен побеждать, даже став побежденным, как это ни трудно:

Страсть пропела песней лебединой,Никогда ей не запеть опять,Так же как и женщине с мужчинойНикогда друг друга не понять.

Но поет мне голос настоящий,Голос жизни, близкой для меня,Звонкий, словно водопад гремящий,Словно гул растущего огня:

«В этом мире есть большие звезды,В этом мире есть моря и горы,Здесь любила Беатриче Данта,Здесь ахейцы разорили Трою!Если ты теперь же не забудешьДевушку с огромными глазами,Девушку с искусными речами,Девушку, которой ты не нужен,То и жить ты, значит, недостоин».

(«Отвечай мне, картонажный мастер…»)

Решение было принято, точка поставлена. Он больше не искал встреч, не звонил, старался задерживаться на службе, чтобы отвлечься от воспоминаний. Однако в конце октября Елена позвонила и каким-то жалким голосом попросила с ней встретиться.

Оказалось, им предстояло проститься. Вскоре Елена уезжала из Парижа, из Франции, даже из Европы. У нее появился жених — американец французского происхождения из Чикаго, там у его отца большое дело.

Оставалось лишь пожелать ей счастья за океаном.

Несколько дней Николай Степанович с трудом сдерживал охватившие его чувства обиды, злости и раскаяния. Как он глубоко ошибся! Ведь Елена была для него романтической Синей звездой.

Вот девушка с газельими глазамиВыходит замуж за американца.Зачем Колумб Америку открыл?!

(«Хокку»)

Так завершилась история «любви несчастной Гумилева в год четвертый мировой войны». Она породила цикл замечательных любовных стихов, которые обращены к Синей звезде. И как бы подвела черту под целой эпохой в жизни Гумилева.

Утром 27 октября, как обычно, он пришел в управление. Раппа еще не было, в приемной Занкевича прохаживался высокий, красивый ротмистр в начищенных до блеска сапогах — Лавровский. Он сообщил, что в Питере большевики совершили переворот, арестованы министры Временного правительства. Положение критическое. Необходимы какие-то экстренные действия.

Вечером в просторном зале управления собрался митинг, на который пришли оказавшиеся в Париже русские офицеры, солдаты и штатские. Стояли в проходах, возле стен, воздух был сизым от табачного дыма. Среди сидевших в зале Гумилев заметил генералов Николаева и Свидерского.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});