Испытание огнем - Михаил Калашник

- И к вам, Никита Емельянович, и к соседям. Мне по штату это положено. Когда сам побываешь на передовой, поговоришь с людьми, полнее все предоставляешь. И с вами, Никита Емельянович, повидаться тоже хотелось. Ведь давно не встречались.

- Да, время летит быстро. Когда на Северном Кавказе дрались, Днепр очень далеким казался. А теперь вот он, как говорят, черпай шеломом его воду. Но дорого он нам достался. Слышали, Александр Игнатьевич Королев погиб, комдив двадцать третьей, мой старый приятель. Кристальной чистоты был человек.

- Прекрасный был командир. Из таких настоящие полководцы вырастают.

...Неподалеку прогремел взрыв. Немцы с правого берега открыли огонь из тяжелых орудий. Чуваков досадливо передернул плечами.

- Вот сволочи, не дают спокойно поговорить. Ну ничего, за Днепром еще встретимся.

- Непременно. Кстати, Никита Емельянович, все ли в частях вашего корпуса знают о директиве Ставки по поводу представления наиболее отличившихся в боях за Днепр к званию Героя Советского Союза? поинтересовался я.

- Да, об этой директиве знают в корпусе все. Мы уже написали несколько реляций. В частности, но тридцатой дивизии.

30-я стрелковая дивизия в наступательных боях действовала на главном направлении, многократно отличалась и пользовалась в корпусе, да и в армии особым почетом. Ее полки прекрасно проявили себя и при форсировании Днепра.

- Вчера на правом берегу встречался с вашими работниками - майорами Тюкаевым, Евстигнеевым, капитаном Сурковым, - продолжал Чуваков. - Отличные ребята, крепко помогают нашим политотдельцам, а в особенности замполитам частей, батальонов.

- Рад это слышать. Если командир корпуса доволен работой наших товарищей, значит, не зря едят они армейский хлеб.

- Не зря, не зря, Михаил Харитонович. И вообще, надо сказать, партийно-политическая работа - большая сила. Есть отдельные командиры, особенно из молодых, которые подчас недооценивают этого. А напрасно. Я не первый год в армии и по собственному опыту знаю, что политическая, моральная подготовка людей к трудному бою - дело не менее ответственное и важное, чем умное, толковое решение командира и хороший план боевой операции.

На правый берег мы переправлялись в небольшой рыбацкой лодке. Можно было на моторке или на баркасе, но Чуваков сказал - лодка надежнее. Почему так, в этом я убедился за рекой, когда высадились на плацдарм. Хотя рыбацкая лодка - суденышко хлипкое, может при близком разрыве снаряда или мины опрокинуться, но зато таких лодок было много, они почти непрерывно курсировали от берега к берегу. Немцы вели по ним огонь, однако в темноте прицельная стрельба исключалась. Если же появлялась моторка, то гитлеровцы открывали огонь, ориентируясь по шуму мотора, и дело нередко кончалось печально.

В этот раз я пробыл на плацдарме двое суток. Тогда еще неширокая полоса родной украинской земли, прилегавшей к днепровскому берегу, насквозь простреливалась не только вражеской артиллерией, но в ряде мест и огнем пехотного оружия. Насыщенные впечатляющими событиями, многочисленными встречами и беседами с героями боев, эти двое суток остались для меня памятными на всю жизнь.

Бои почти не прекращались, шли днем и ночью. Вражеские контратаки следовали одна за другой. Подхлестываемые грозными телеграммами из Берлина, командиры немецких корпусов, дивизий, полков и батальонов, не считаясь с потерями, пытались остановить или хотя бы задержать продвижение наших войск, а если удастся, сбросить их в Днепр.

Гитлеровцы не жалели снарядов, мин, пуль, а в дневную пору, когда позволяла погода, и авиационных бомб. Все вокруг настолько плотно простреливалось, что порой невозможно было выглянуть из окопа. И тем не менее жизнь на плацдарме шла своим чередом. Под береговой кручей, укрытые от вражеского огня почти отвесным обрывом, совсем по-мирному дымили полевые кухни. Чуть поодаль, тоже в непростреливаемой зоне, врачи и медсестры перевязывали раненых, готовили их к отправке на левый берег, а оттуда - в санбаты или госпитали. Солдаты, командиры, политработники, для которых но установившемуся здесь порядку наступало непродолжительное время отдыха, уходили с передовой в знаменитые в этих местах глиняные катакомбы неширокие, в полтора-два метра высотой штреки, берущие начало возле кромки берега и углублявшиеся в обрыв иногда на сотни метров. Некоторые из них были неярко освещены; там размещались либо командные пункты дивизий, либо штабы полков и батальонов, либо передовые санитарные подразделения частей. У входов дежурили часовые.

Собственно, катакомбы являлись лишь своеобразными базами командных пунктов и штабов. Управлять отсюда боевыми действиями войск было невозможно, поэтому в первую же ночь после переправы через Днепр саперам пришлось наскоро оборудовать командные и наблюдательные пункты наверху. Строились они в основном из земли и выброшенных водой на берег бревен и обломков досок. Во время боев - а в светлое время суток они продолжались непрестанно командиры дивизий и полков, их заместители, начальники родов войск находились в этих блиндажах-времянках, из которых хорошо просматривались вражеские позиции. Но вместе с тем по-своему важную роль играли и катакомбы. В них можно было в перерывах между боями собрать командиров и политработников, в относительно безопасной и спокойной обстановке обменяться мнениями, обсудить сложившуюся на том или ином участке ситуацию, выработать план боевых действий на следующий день. И наконец, хотя бы два-три часа в сутки поспать - без отдыха не обойдешься!

В одной из катакомб нас с генералом Чуваковым встретили командир 30-й стрелковой дивизии полковник Н. М. Ивановский и недавно вступивший в должность начальник политотдела майор А. В. Бурцев. Оба они выглядели крайне усталыми - день был трудный. Комдив доложил обстановку, затем развернул карту и стал негромко что-то объяснять генералу Чувакову. Чуть поодаль возле самодельного светильника-коптилки располагалась небольшая группа штабных офицеров. Они вели оживленный разговор, время от времени прерываемый общим смехом. Словом, отдыхали, сидя или полулежа на глиняном полу. Хотя наверху гремели взрывы, сюда их отзвуки едва доносились - поглощались многометровым слоем земли.

Мы с майором А. В. Бурцевым присели у стены на короткий обрубок бревна, невесть кем и когда занесенный в эту пещеру. Александр Васильевич подробно рассказывал мне о форсировании Днепра частями дивизии, о боях на плацдарме, о партийно-политической работе в частях и подразделениях, сражавшихся с гитлеровцами на правом берегу.

Многое из того, о чем говорил майор, было мне уже известно из докладных записок, которые с каждой оказией направлял в политотдел армии наш инструктор А. Г. Пустынкин, находившийся в ту пору в 30-й дивизии. Однако я не перебивал Бурцева, слушал его внимательно. Хотелось во всем разобраться самому, поточнее определить главное направление в партийно-политической работе в сложных и трудных условиях борьбы за удержание и расширение плацдарма, в обстановке отчаянного сопротивления врага.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});