Дальние родственники - Зиновий Юрьев

Что она говорит, чучело?

- Да, да, я понимаю. Владимир Григорьевич, вы человек интеллигентный, разобраться в вашем состоянии не так-то просто. Поэтому постарайтесь помочь мне, хорошо?

- Постараюсь.

- Отлично. Вот вам картинка, расскажите, пожалуйста, что вы на ней видите или что она вам напоминает. - Врачиха протянула Владимиру Григорьевичу изрядно захватанный листок, на котором была изображена огромная клякса.

- Присмотритесь, может быть, она вам что-нибудь напоминает, вы же писатель, вы сами рассказывали мне о своей фантазии.

- Я бы рад, дорогая Жоржетта Ивановна, но... - он взглянул на ее мятое пористое лицо, вздохнул. - Ну, хорошо, хорошо. Немножко эта клякса напоминает... Росинанта...

- Кого, кого?

- Росинанта. Так звали лошадь Дон Кихота Ламанчского. И голову ее хозяина.

- А эта? - Жоржетта Ивановна протянула второй листок.

- Эта... Ну-с, скажем, схватку. Смешались в кучу кони, люди...

- Хорошо, вот еще одна. Что вы здесь видите?

Опять наваливалась на него усталость, опять в рюкзак за спиной положил что-то тяжелое, и он давил на плечи.

- Ничего, - сказал он. - Кляксу.

- Это я уже слышала. Постарайтесь всмотреться. Вы ведь уже видели лошадей... Этого...

- Росинанта. Да, и снова лошадей. Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий...

- Видите.

- Я устал, - сказал Владимир Григорьевич.

- Я тоже устала, - сказала Жоржетта Ивановна, и губы ее стали злыми. - Но я же не жалуюсь. А я хожу на работу каждый день...

А, вон оно что, подумал Владимир Григорьевич, это она мне не может простить, что я сорок лет не ходил на работу.

- Хватит, я думаю, дорогая Жоржетта Ивановна, на сегодня хватит.

- Позвольте мне решать, хватит или не хватит.

- Почему, с какой стати? Я и так делал вам одолжение, рассматривал ваши дурацкие кляксы. - Он попытался встать, но ноги плохо слушались его. Как до путешествия, машинально отметил он. Он напрягся и встал.

- Сядьте, больной!

- Вы мне надоели, - тихо и отчетливо сказал Владимир Григорьевич. Сердце его колотилось о ребра, ему почему-то было очень тесно в грудной клетке. - Вы и ваши дурацкие вопросы.

- Больной! - рявкнула Жоржетта Ивановна строевым голосом, но Владимир Григорьевич уже закрыл за собой дверь и шел, покачиваясь, по коридору. Зачем он рассказывал этой дуре о каком-то землетрясении... О каком? А, вот почему он вспомнил. Пол плавно покачивался под его ногами. Только бы не упасть. Никогда в жизни ничего так не хотелось Владимиру Григорьевичу, как хотелось ему сейчас лечь, умерить как-то бешеный аллюр сердца.

Он с трудом отворил дверь шестьдесят восьмой комнаты и рухнул на кровать...

- Ну что? - спросил Юрий Анатольевич, с замиранием сердца глядя на психиатра.

Жоржетта Ивановна брезгливо вздохнула, устало помассировала себе правый висок. Помолчала, чтобы успокоиться. Интеллигент, называется...

- Конечно, окончательный диагноз ставить преждевременно, - сказала она, - нужно еще разок побеседовать с больным, но нарушения в психике очевидны...

- У него... такой... ясный ум, - тоскливо промямлил Юрий Анатольевич...

- Больной, если не ошибаюсь, перенес не так давно инсульт?

- Да, совершенно верно...

- Что вам сказать... В этом возрасте не часто встретишь четкие симптомы, границы бывают смазаны, одно накладывается на другое, личностные особенности на болезненные проявления. И все сплошь и рядом на фоне дементности. Думается, что в данном случае мы имеем дело с элементами парафренного синдрома... Вы замечали у больного состояние веселости, блаженства, эйфории?

- Гм... Раньше - безусловно нет. Владимир Григорьевич чаще был печальным.

- Что значит - раньше?

- Я имею в виду - до его исчезновения.

- Что значит - исчезновения?

- Именно исчезновения. Он исчез из Дома, и его не было десять дней.

- И где же он был?

- В том-то и дело, что нам так и не удалось установить.

- Но его искали?

- Конечно. Мы даже обратились в милицию.

- И что же?

- Нигде не было ни следа, И появился он так же внезапно, как исчез,

- Ни у родных, ни у друзей?

- Нет. У него никого нет. К тому же он исчез прямо в пижаме и вернулся, представляете, тоже в ней.

- При чем тут пижама, - раздраженно сказала психиатр, стало быть, свое отсутствие в эти дни он объясняет поездкой... в двадцать второй век?

- Совершенно верно.

- Гм...

Конечно, думала Жоржетта Ивановна, эти десять дней реального отсутствия несколько спутывают картину. Конечно, следовало бы подумать как следует.

В сущности, это... Что это - она не знала, но чувствовала, что следовало бы разобраться. Нелепость того, что сообщил ей доктор, была очевидной. Строго говоря, все бреды, все галлюцинации, все виды фантастического ментизма именно потому и являются психическими расстройствами, что не связаны с реальными обстоятельствами жизни больного. А здесь... Глупость, поправила она себя, не ездил же он действительно...

Она посмотрела на часы - половина пятого. А ей еще нужно было вернуться в диспансер, писанины накопилось за последние дни страшное количество. И мать... Она что-то никак не могла сообразить, варила ли она вчера обед или позавчера. Господи, вдруг сказала она мысленно с каким-то странным пылом, сделай так, чтобы обед на сегодня оказался готовым. Не было у нее больше сил, просто не было. И нужно было что-то говорить этому молоденькому терапевту, который уставился на нее так, как будто это ему она должна вынести приговор. Она сделала усилие и сказала:

- М-да... О чем же мы говорили? Ах да, о настроении больного. Вы сказали, что после возвращения его настроение изменилось...

- А... да, пожалуй. Он стал оживлен, энергичен, даже в его физическом состоянии замечались...

- Весел?

- Пожалуй, да.

- Совершенно верно. Явные элементы парафренного синдрома. Своего рода конфабулярный бред. С другой стороны, я все время думала и о нейроидном синдроме, это ведь своего рода кульминация фантастического бреда. Обилие ярких, чувственных, как бы зримых фантастических переживаний в виде сценичных представлений, в которых - заметьте! - больной не только зритель, но и участник. Причем всякого рода полеты в космос - симптом довольно распространенный...

- Но он не летал в космос, - тоскливо сказал Юрий Анатольевич. - Он рассказывал о путешествии в будущее. В будущее и в прошедшее.

Жоржетта Ивановна посмотрела на него, вздохнула.

- Я думаю, завтра мы с ним закончим, и я оформлю все бумаги. - Она еще раз устало вздохнула. - Скажите, у вас... вы не могли бы попросить вашу машину подбросить меня до диспансера?

- К сожалению, вряд ли. У нас всего одна легковая машина, и ту директор никому не дает.

Собственно говоря, другого ответа Жоржетта Ивановна и не ожидала. Удача всегда поворачивалась к ней задницей, в крупном и мелком. Всю жизнь, сколько она себя помнила, она куда-то спешила, куда-то тащила тяжеленные сумки, и никто никогда не помогал ей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});