Знак Пути - Дмитрий Янковский

Дозорные лучники стояли через каждые пять зубцов, значит между ними чуть больше пяти шагов. Да, боя не избежать – стоит влезть на стену, как заметят тут же. Но это будет уже совсем другой бой… Ведь внезапность на стороне незваных ночных гостей, а дозорные вооружены луками для дальней стрельбы – пока вытянут мечи, их всех можно к Ящеру отправить. Ну… Если не всех, то двоих-троих точно. Главное не мешкать!

Ратибор уцепился за край стены, подтянулся и утомленное тело втиснулось меж зубцами, рот жадно хватал воздух, но дыхание еле слышно. Дозорные как раз дружно заржали над пошленькой шуткой, в тишине кто-то сочно плюнул, снова раздался смех. Микулка влез следом, руки тряслись, пот лился в тридцать три струи, аж в сапогах хлюпало. Ратибор прижал палец левой руки к губам, а правой тихонько начал сматывать на руку веревку, паренек боялся даже дышать, не то что шевелиться, в голове аж потемнело от нехватки воздуха.

Дозорные продолжали беззаботно болтать, друзья без труда различали чужую речь, понятно через каждые два слова, а уж общий смысл и подавно. Все смешливыми байками обмениваются, про иудеев, про гульных девок… Проскользнула одна про трусливого Владимира, наверняка из самых свежих. Ратибор, наконец, смотал всю веревку, аккуратно придвинулся вплотную к опешившему Микулке и трижды обвязал оба тела одним концом, а закрепный пучок стрел перекинул с обратной стороны зубцов, словно собирался преспокойно спускаться в Киев.

Микулка вспомнил, что стрелок горазд читать по губам и молвил неслышно:

– А драться?

Ратибор только погрозил кулаком, отчего паренек чуть не утратил последние остатки дара речи.

– Ты чего, спускаться удумал? Подстрелят! – прошлепал он немыми губами.

Но стрелок объяснять ничего не стал, просто рванулся к краю стены и столкнул друга в зиявшую пропасть ночного города.

Микулка огромным усилием воли сдержал рванувшийся из груди крик, невидимая во тьме земля губительной громадой рванулась навстречу, норовя смять, раздавить, размельчить кости и смешать их с перемолотым мясом. Ветер коротко свистнул в ушах, а душа, казалось, осталась там, наверху, навсегда покинув бренное тело. Удар, хруст костей, сипло вырвавшийся из передавленной груди воздух… Паренек ничего не успел понять, только заметил, что висит вниз лицом над густым подстенным бурьяном, и земля широко раскачивается перед лицом. Шелест покидающего ножны меча, тонкий звон, будто лопнула натянутая тетива и снова удар, на это раз такой, что сознание вышибло напрочь.

7.

Душистая солома мягкой постели игриво щекотала нос, Микулка поморщился, пытаясь взмахом руки согнать несуществующую муху, крепко чихнул и проснулся. Золотистое солнышко разливало живительный свет по странно знакомой комнате, буквально затапливая ее через настежь раскрытые ставни. А вместе с этой лавиной света врывались все звуки большого города: скрип тележных колес, ржание коней, топот, лязг, крики, чей-то зазывной свист. Где-то блеяли козы и сипло проорал запоздалый петух, чуть ощутимый дымок кузнечных печей смешивался с густым запахом кожемятной дубильни. Микулка протер кулаками глаза и сбросил ноги с устеленной соломой лавки.

Он тут же узнал эту комнату – на стенах гусли, мечи, кинжалы, лютня с серебряной вязью на грифе, всюду исчерченные и чистые куски бересты. Киевский домик Волка, куда хозяин приводил паренька не на долго. Значит живой… А то солнце шпарит так, словно до него камнем докинуть можно, думал уже, что очнулся в вирые. Нет, на вирый не больно похоже – разве Боги допустили бы в своем доме такой беспорядок?

Паренек обернулся и с радостью увидал Ратибора, тот весь был поглощен очень важным занятием – пытался выудить из стоящего на печи горшка парящий кусок мяса. Кусок плескался в жирной юшке, ловко уворачиваясь от ножа и стрелок явно уже начинал терять всякое терпение.

– Исполать, друже! – счастливо окликнул его Микулка.

– А, проснулся… – не повернув головы буркнул Ратибор, продолжая упорно тыкать в горшок ножом.

Наконец непослушный кусок нанизался на лезвие и витязь позволил себе обернуться, сжимая в руке долгожданную добычу.

– Как ты? – гораздо более участливо поинтересовался стрелок. – Шибко ударился нынешней ночью. Вроде и высота была небольшая, да я всем весом на тебя сверху навалился. Ты уж прости!

– Да ладно тебе! – до ушей улыбнулся Микулка и бросился обнимать друга.

Кусок мяса от толчка сорвался с ножа и кувыркаясь плюхнулся обратно в горшок.

– У… Ящщщеррр! – злобно высвободился Ратибор, потом вдруг рассмеялся, воткнул нож в деревянный пол и горячо обнял Микулку. – Вот теперь точно прорвались! Кости-то целы?

– Целы, целы… – повел плечами паренек. – Но зашибся здорово, пару дней из меня боец никакой. Все мясо болит, словно десять мужиков три дня колотили ногами.

– Нда… Это серьезно… – сморщился Ратибор, живо представив описанную картину. – Зато прошли без драки, а это очень важно. Шуму, конечно, наделали все равно. Это когда я веревку обрезал, да еще ты грохнулся, как горшок с печи. Но пока польские увальни спустились со стены, я тебе уже солому на постели взбивал. Пусть теперь ищут… В Киеве нас сыскать трудней, чем на дне моря иголку. Отсидимся, обождем богатырей, а когда подойдут, ударим поляков в спину. Может к тому времени небольшую дружину наберем, а то и вообще весь честной люд поднимем. Как думаешь?

– Думаю выйдет. Надо только осмотреться маленько. И если хотим узнать новости, надо идти…

– На базар! – уверенно кивнул стрелок.

– И в корчму! – усмехнулся Микулка.

– В корчму лучше к вечеру, а сейчас тут перекусим. Я мясо сварил, пойдем к столу, угостимся маленько. Только вот что… Ты, я гляжу настроился в город. Но я тебя не пущу, пойду один.

Он обжигаясь подхватил горшок и раскидав бересту водрузил его на стол. Микулка молча выдернул нож из пола, с одного раза наколол неуловимый кусок мяса и передал другу, уже жадно выискивающему чего ухватить. Паренек же особо не налегал, похлебал юшки и закусил краюхой ароматного черного хлеба. Внутри все болело, стойко забивая чувство голода.

– Объясни! – твердо сказал он, облизывая ложку после еды.

– Да что объяснять! Ты на ногах еле держишься! Мало ли что… Разведать я и сам разведаю, а ты отдохни, полежи.

– Знаешь, я бы остался… – склонил голову молодой витязь. – Но обещал Перуну жертву принесть.

– Сейчас придумал?

– Где там… Пока мы в пылюке ползли, я чуть не чихнул. Так поклялся, что принесу двух петухов и курицу, если проскочим. Проскочили. И я не чихнул.

– Да… Тут уж ничего не поделаешь… Собираемся.

Ратибор порылся в сундуке у окна и повытягивал груду самой разной одежды, припрятанной на такие случаи запасливым Волком.

– В нашем на улицу носа казать нельзя. – кинул он другу прохудившиеся на коленях портки. – Оружие и броню тоже надо оставить. Не хватало еще по глупости налететь.

– Мне не привыкать! – весело усмехнулся Микулка, меняя сапоги на здорово стоптанные лапти. – Для меня эта одежка словно родная! Чуть по лучше у нас в селе только по великим праздникам…

Ратибор напялил на голое тело безрукавку из медвежьей шкуры, здорово пахнущую слежалой псиной, брезгливо влез в мешковатые портки из грубой холстины и неумелыми руками стал обкручивать вокруг ног лапотную бечеву.

– Тьфу ты! – расхохотался Микулка, глядя на неуверенные движения соратника. – Давай помогу! Ты что лаптей в жизни не видывал?

– Тятька босым заставлял ходить… – чуть приоткрыл завесу своего туманного прошлого стрелок. – А потом я себе сапоги эээ… справил. Такие вот дела.

Микулка смеясь помог другу, влез в простую серую рубаху под цвет драных порток и они собрались уж было выйти на улицу, но Ратибор в последний миг безнадежно махнул рукой.

– Не могу… – качая головой вымолвил он. – Без оружия словно голый, честное слово. Надо хоть кинжал прихватить, его сильно не видно.

– Погоди! – заговорщецким голосом остановил его паренек. – Я тут короб с инструментом видал. Там как раз пара неплохих ножей. Да вот он.

Ратибор порылся в дощатой коробке и на стол легли два ножа – один для резьбы по дереву, а второй для резки кож. Длинный плотницкий нож при известной сноровке можно даже швырнуть, а кожевенный хоть и не длинней пальца, но им без труда бриться можно, а уж если по горлу, то улыбка будет во всю шею. Микулка швыряться ножами выучен не особо, потому завернул в тряпицу бритвенно-острое лезвие, а другу придвинул тяжелый плотницкий тесак с неудобной ручкой.

– Так лучше. – убедительно сказал он. – Все же не оружие, если что. Просто два мужика с инструментом. Кинжал больших денег стоит, к нашей нынешней одежке он просто никак.

– Согласен. – пристраивая нож в портки за спиной, кивнул Ратибор и первым толкнул дверь на улицу.

Сначала можно было подумать, что в городе ничего не изменилось – все работало, крутилось, двигалось. Так же суетился рабочий люд, уличные мальчишки норовили где-нибудь что-то стянуть, гудела базарная площадь, скрипели повозки, фыркали кони. Жизнь, как ей и положено, поддерживала сама себя, ведь даже в самое худое время нужно есть, пить, думать о малых детях.