Клан – моё Государство 5 - Китлинский

– Думал я и об этом. Тяжело. Больно осознавать, что чувства к ней размылились и перестали что-то весить. Но как бы там не было, я её всё равно люблю. Пусть она перестала существовать, страна наша, пусть её история страшна и порой безумна, но за неё я готов умереть. Не могу из себя это убрать и вытравить не смогу.

– Вы знаете, что у нас многонациональный состав? Есть ребятки и из бывших союзных.

– И это прекрасно. Не хотите ли вы всё собрать вновь до купы?

– А вы что по этому поводу думаете?

– Уж не знаю, что вам ответить. Я чётко знал для чего служу, не жалея сил и здоровья. Для того, чтобы по нашей земле не катилась война. А против человечества у меня рука не поднимется.

– Вот об этом им, детям, и надо поведать. Я об этом знаю только из кино. Они, конечно, всё просмотрят сами, у нас уйма хроник. А в воспитании надо без фальши. Они же её нутром чуют. Кто кроме вас без фальши сможет? Главное без прикрас. Откровенно. Да так, чтобы у них в головах была сумятица, чтобы слёзы из глаз и комок к горлу.

– Как-то повторяли по какому-то каналу интервью с Владимиром Познером, где он откровенно говорит, что не может простить немцев. И я не могу. Вот как он. Понимаю всё, знаю, что выглядит глупо, но простить не могу и забыть этого не смогу никогда. А вы уверены, что детям это знать необходимо?

– Уверен. Без ненависти не бывает прозрения и не бывает любви. Всё надо выстрадать.

– С этим соглашусь. И всё-таки мне надо время для обдумывания.

– Мы вас будем ждать и не станем торопить.

Глава 7

К Софье Самуиловне Гольшнейн Сашка пришёл через три дня после вызволения из шахтного завала. Одинокая еврейка, все родные и близкие погибли в годы войны, приехала в посёлок двадцатилетней девушкой после окончания горного техникума в Донбассе и прошла долгий путь от рядового маркшейдера до начальника ШОУ. Вышла в посёлке замуж за приблудившегося еврея, родила от него дочь и развелась, да он собственно был не против, исчезнув также неожиданно, как и появился. Она сама подняла дочь, сама вела хозяйство и уважалась в округе за крутой характер. Никогда не смотрела на ранги и била по физиономиям в споре без предупреждений, никогда не извинялась. Было дело, её за это снимали с работы и даже хотели судить, но…, но при советской власти отдавать женщину под суд за пощечину, данную мужчине, было не принято. Отдав работе без малого 50 лет, Софья Самуиловна жила на заслуженном отдыхе, как все старики на нищенскую пенсию, и в одиночестве. Единственная дочь вышла замуж в Москве и вместе с мужем, тоже евреем, эмигрировала в Израиль. Самуиловна уезжать категорически отказалась, хоть её и пытались упрашивать года три. Когда её допекли посланцы дочери до белого каления, она перешла на мат и прилюдно прокляла Израиль и всех кто там правит, добавив для присутствующих, что она этой землёй вскормлена, и это её Родина и менять её на вшивый Израиль не собирается. После этого её оставили в покое и полном забвении.

Софью Самуиловну Сашка уважал с детства. Он был пацаненок, когда ещё молодая она моталась по старательским бригадам на съемки золота. Тогда его приворожила её работа лотком. Это было искусство. Она так чисто отмывала, что бывалые мужики, старатели со стажем, хвалили её прямо в глаза и жалели, что при её характере и умении не даровал Господь родиться мужиком.

С распадом Советского Союза и неполадками в хозяйстве страны Сашка стал помогать многим. Особенно старикам. Самуиловна, как человек гордый, отказалась от всякой помощи, но когда её достал артрит сосудов кистей рук (профессиональное заболевание съемщиков и шлиховщиков связанное с долгой работой в холодной воде) Сашка доставил ей лекарства, которые сняли мучительные боли, она пришла к нему в тайгу с благодарностью. Случилось это в 1997 году. Она просилась в работу на подпольный промысел, но он ей отказал, предложив читать молодым девахам курс кройки и шитья, так как Самуиловна отлично шила. Она посмеялась тогда, но согласилась. В её небольшой мастерской собиралась вся женская часть посёлка, посудачить и что-то пошить.

В мастерскую и притащился Сашка.

– Привет, девахи!- сказал он молоденьким девицам, которые крутились перед зеркалом в холле, а в глубину крикнул:- Софья Самуиловна!

Из дальней комнаты вышла Самуиловна и, увидев Саньку, бросила одной из девиц:

– Марийка! Чай поставь,- Саньке кивнула.- Проходи, Александр, проходи. Был у меня Артёмович. Просьбу твою передал, и я её сполнила. Ты меня ему помочь определил из-за того, что он еврей?

– Какая вы, Софья Самуиловна, еврейка!!?? Бог с вами!! Да и он, скорее всего такой по крови, а по остальному…

– Всё ясно мне. Поддержу. Закон велит. Мы, чай, не в столицах, грустное от нормального отличать не разучились,- она улыбнулась, указав ему на стул.- Тебе, видимо, надо о нём мои впечатления. Так?

– Бульон я мог и сам сварить и снести. Суть не в том.

– Кто тебе соколика знает, в чём у тебя суть?! Да только о том ни полслова. Лишнее это для меня. Человек он приличный. Не притязательный и очень терпеливый. Это со слов персонала. Любит юмор, и сам частенько шутит. Общительный не показушно. Кто по профессии не знаю, в лоб у него не спрашивала, и определить не смогу. Мне такие не попадались. Однако, он сильно башковитый. Я сообразила, что мозговитость в нём видна от речи. Он либо к тебе приехал, либо к кому-то из твоих бичей.

– Так уж и бичей! Забижаешь, Софья Самуиловна. Ей-ей забижаешь.

– Вас забидишь! Вон девки, глянь-ка на них, какие крали. Всё у них в норме. Нагуляли тело, сок так и брызжет, а прижать и приласкать их некому, все кобели по тайге разбежались. Так они ни за кого не хотят. Стрелков им подавай. Простые им уже не нужны. Это ль не бичарство?!!

– Девахи у нас, правду говорить, при товаре отменном. Будь я холост, делом клянусь, из тайги бы прибёг.

– Вот!!- Самуиловна приняла от пришедшей девицы кружки с чаем.- Давай, чифирнём! В прикуску,- она выложила на блюдце кусковой сахар.- Поколи мне помельче.

– Болят??- спросил Сашка.

– Ноют на перемену погоды. Их кривизны, Александр, никакое лекарство не исправит. Не болят и то хорошо. На чём я остановилась?

– На башковитости.

– Уж больно у него умный взгляд.

– А умный взгляд от чего зависит? От природы или от среды воспитания?

– Голову мне не морочь. Стара я для философских воззрений, да и плевать мне на них сто лет. Всё зло от этих глупых философов. Чтоб они сгорели.

– Тогда прямо спрошу. Разве еврей с умным взглядом редкость?

– С того б и начал! Я тебя за глупого никогда не считала, но хитрости в тебе через край. Потому что ты никогда никому не верил на слово и во всём сомневался. Ведь так?- Сашка кивнул.- И правильно делал. Только дураки, а Иисус Христос был дурак явный, выставляют свою дурость на всеобщее обозрение. Ну и что с того, что он был сын божий, взяли и преспокойно на крест деревянный прибили. И поделом. Слово в этом мире ещё ничего не построило и никого не защитило. В слова я тоже не верю. Ты достал для мастерской шикарные машинки швейные, вижу, глазам своим пока верю. А слова твои мне до одного места,- девки от этих слов в холле прыснули смехом, но Самуиловна не обиделась.- Им сладости любви подай на блюдечке, да так, чтобы сразу и сполна. Они ещё не понимают, что любовь и счастье надо заслужить, да и не однородное оно, разное оно бывает, счастье-то. Это от молодости они всё на постель сводят. Извини, отвлеклась.

– Ничего.

– В конторе у тебя висят портреты. Висят?

– Да. Великие учёные.

– Эйнштейн там тоже есть?

– Имеется. Великий ум.

– Не знаю, какие они были учёные, но людишки все они были паршивые. Но я тебе не про то. Вот какой, по-твоему, у Альбертика, что на том портрете, взгляд?

– Обычный,- Сашка пожал плечами.- Я не приглядывался.

– Если его портрет повесить где-то и спрашивать у прохожих кто его не знает, то, вероятно, ответят, что взгляд у него добрый там, человеколюбивый. Согласен?

– Примерно так.

– А у него, чтоб ты знал, взгляд дебила.

– Софья Самуиловна! От тебя не ожидал!!

– Так ты хотел правду, я тебе её говорю. Врать меня не научили.

– Переведи на нашего знакомого.

– Я в еврейской среде выросла. Мне было двенадцать, когда началась война. Я житомирская еврейка. Так у нас все считали, и это не слухи, не сон, явь это, что на тысячу евреев дураков рождается один умный, а талант – один на тысячу умных. И это единственное, чем наш народ Создатель пометил.

– Слышал я про такую теорию,- признался Сашка.

– А это не теория. Это истинная правда. Знаешь, все семьи были большими, жили трудно и бедно. Дать всем приличное образование не могли. Выбирали самого смышленого и все на него работали, на его будущее и все в один голос его хвалили перед друзьями и знакомыми. Все и всегда. Остальных обучали в принудительном порядке профессиям нужным, как правило, доходным. Сапожники, портные, ювелиры – это из престижных, но в основном работали со скотиной, птицей, так как способности умственные были ограничены. Говорят, что так происходит от отсутствия кровосмешений с другими народами.