Леннар. Чужой монастырь - Роман Злотников

— А куда... мы денемся?

— Леннар же сказал: мы оставим Корабль,— неско­лько озадаченный, ответил землянин.

— Я так просто... Не обо всех. Только о нас. Вот ты говоришь, Костя, оставим Корабль. А как мы его оста­вим? Как мы его оставим, Костя? Я даже не говорю: улетим, переместимся с помощью Элькана... Я о дру­гом. Я больна «длинной» амиациновой лихорадкой. Ты гареггин, и это тоже неизлечимо, невыводимо. По крайней мере — пока, на настоящий момент. Вне это­го Корабля нет никаких способов выжить, хотя я и не представляю, как это — быть ВНЕ моего мира! Ты уро­женец своей планеты, ты был там, снаружи, тебе легче. Хотя что там легче! — воскликнула она вдруг, мотнув головой так, что длинные каштановые волосы хлест­нули по лицу и Гамова, и ее саму.— Если Элькан не найдет средства, то зачем нам покидать это место? Лично я буду бродить около этих зловонных болот до тех пор, пока болезнь меня окончательно не пригвоз­дит к земле, а потом не сделает частью этой вонючей жижи!

На ее щеках горел румянец. Глаза сверкали. Тонкие пальцы впились в ладони. Гамов попытался сконстру­ировать вменяемый ответ на все то, что она только что сказала, но не нашел слов. Он поднял лицо. Точно над их головами на высоте добрых две сотни анниев висел обведенный пепельным свечением летательный мо­дуль с наблюдателями из числа высокопоставленных сардонаров. Вообще, следует сказать несколько слов о том, что произошло за эти дни, после того как на са­мом высоком уровне был заключен договор. Договор Леннара — Акила, божественный пакт о ненападении, как именовали его остряки из землян.

Акил и (пока что) два десятка лично отобранных им наиболее понятливых гареггинов быстро освоили управление грозными боевыми модулями. При помо­щи аппаратов они принялись подавлять сопротивле­ние всех тех, кто еще не принял власть сардонаров и предпочитал либо склоняться под Обращенных, либо сохранять приверженность древней религии Благоле­пия, доверив власть храмовникам. Либо вовсе провоз­глашать независимость и заявлять, что любая из трех мировых сил — Храм, сардонары, Обращенные — не имеет к ним никакого касательства. К независимости особенно тяготело население Кринну и Арламдора — Шестого и Пятого уровней Корабля. Эта тяга к самоопределению и независимости, однако же, силь­но пошла на убыль, сразу после того как были сожже­ны с воздуха два города, причем вместе с большей ча­стью населения. Такое оружие было в диковинку: один выстрел с модуля уничтожил сразу несколько кварта­лов, причем часть строений куда-то пропала вовсе, а оставшиеся фрагменты разлетелись в радиусе неско­льких белломов. Те, кто стал этому свидетелем, не за­будут никогда...

Неудивительно, что за несколько дней использова­ния модулей Акил и его гареггины одержали едва ли не больше побед, чем за все время, истекшее с момента появления сардонаров на мировой авансцене...

Обожествление Леннара сардонарами разрослось до гигантских масштабов. Если раньше многие произ­носили молитвы и ритуальные заговоры с его именем только потому, что так предписывал канон, то теперь он был обожествляем совершенно искренне и истово. Конечно же только БОГ мог дать сардонарам такое со­вершенное, такое убийственное и всесокрушающее оружие.

В силу тех же причин многие Обращенные не таясь называли Леннара предателем. Кто-то даже взывал к мести... Впрочем, в отсеках Академии хозяйничали на­местники Акила и Грендама, колонии, гарнизоны и опорные пункты Обращенных на территориях Верх­них и Нижних земель в большинстве своем думали об обороне собственных позиций или уже капитулирова­ли после налета убийственных истребителей Акила.

Были возмущенные голоса и среди тех, кто остался верен Леннару. Они съехались в Дайлем со всех земель. Однако их оказалось до смешного мало. Эти-то вер­ные люди — во главе с омм-Алькасоол ом, бывшей правительницей Ланкарнака Энтолинерой и альдом Каллиерой — хоть и последовали за своим вождем в земли Кринну, к Нежным болотам, где под руководст­вом Элькана затевалось большое дело, большой экспе­римент, все равно иной раз говорили так:

— Он сам отдал Акилу огромную власть. Значит, он считает, что сардонарам удастся править более счаст­ливо?

Ну чем-чем, а счастливым начавшееся мировое правление сардонаров назвать было решительно нель­зя. Нет, не только из-за войны, разрушения городов, из-за больших людских потерь. Было еще одно, едва ли не самое грозное: эпидемия. Она уже выела Горн, как червь выедает изнутри плод, она расползлась по всем землям Ганахиды и просочилась на другие Уровни. Последнее пока что только предполагали, но эпиде­мия — она как молния: узнаёшь о ней только тогда, когда она поражает. И в тот момент, когда ты наконец понимаешь, что болен, болезнь начинает прогресси­ровать с ужасающей быстротой, она захватывает из­нутри и пожирает тебя снаружи. Впрочем, те, кто уз­нал, КАК это бывает, уже никому ничего не ска­жут — ни в Горне, ни в иных городах и землях: сначала неистовое головокружение, серые пятна перед глаза­ми, потом начнут на время отниматься руки и ноги. Принятая пища извергается назад вскоре после трапе­зы. Грядет мучительное удушье: станут отказывать лег­кие, а сердце будет то бешено колотиться, то замирать, биться едва ли не вдвое медленнее. Почти совершенно пропадет голос, выродившись в какие-то мерзкие хри­пы и визги: болезнь затрагивает и голосовые связки, и язык. Появятся зловонные язвы на коже, истончатся кости рук и ног, которые начнут ломаться при ходьбе или другом не самом значительном усилии. Затем на­ступит тьма, наполненная дикой и непереносимой му­кой, где смерть — только избавление.

Акил и Трендам решили проблему эпидемии в Гор­не очень просто: они объявили каждого заболевшего личным врагом великого Леннара, а амиациновую ли­хорадку — наказанием за грехи. Так жертвы одним движением прихотливой мысли Акила были превра­щены из жертв в виновников всего и вся. Гареггины согнали всех, кого выловили, на площадь Двух Брать­ев, способную вместить хоть все население двухсотты­сячного города. Два модуля, повиснув над площадью, ВЫЛЕЧИЛИ страдальцев за рекордно короткое время.

Впрочем, это в прямом смысле было актом мило­сердия. Для знающих, что такое амиациновые муки...

Акил и Трендам разработали и внедрили ряд карди­нальных мер по пресечению распространения эпиде­мии. Так, помимо прочего, были закрыты ВСЕ прохо­ды между Уровнями. Право на перемещение между территориями сохраняли только неуязвимые для амиацина гареггины. Были подняты из архивов Академии и Храма все имеющиеся в распоряжении методики вы­явления болезни на ранних стадиях. Все сардонары, у которых обнаруживалась амиаииновая лихорадка, уничтожались собственными же собратьями — понят­но, при полном соблюдении мер предосторожности, чтобы не заразиться самим.

Характерно, что на своих местах остались практи­чески все высокопоставленные Обращенные, как-то: первый оператор Эдер, магистры Академии, ну и, само собой, еще раньше обозначившие свое отношение к Акилу эрм Кериак-Йол и начальник основного транс­портного отсека Ихил. Третьего предателя, сьора  Бельтара, уже не было в живых: его убил один из людей Ингера.

Сам Ингер конечно же был в стане Леннара. Лагерь последнего на Нежных болотах оставался одним из по­следних мест на Корабле, где не установилась хотя бы формальная власть сардонаров. (Ну а дауд бир-Дайлем уже успел продекларировать свое благоговение перед соправителями Акилом и Грендамом и, выстроив пе­ред дворцом всю дворцовую стражу, приказал воинам петь гимны, восславляющие Леннара. Если бы они уз­нали, что двое бойцов этой дворцовой стражи недавно удостоились чести пасть от руки самого божества, гим­ны, верно, были бы еще громче и истовее.)

Итак, Костя Гамов, Неделин, Абу-Керим, Епанчин, Камара, Неделин и другие земляне из числа тех, что уцелели в мясорубке в Академии, вернулись в окрестности Дайлема вместе с остатками отряда Кал­лиеры и примкнувшими к ним Обращенными из Ака­демии. Последних было немного, всего лишь пара со­тен, и, таким образом, на Нежных болотах собралось немногим более трехсот пятидесяти человек, желаю­щих получить от жизни чуть больше, чем существова­ние под милосердной властью сардонаров. Пусть даже в новых горизонтах и с новыми возможностями...

Обстановка в лагере была очень напряженная. Об­щение было сокращено до минимума. Даже самые раз­говорчивые старались перебрасываться коротенькими и ни к чему не обязывающими фразами, словно вер­нулся нелепый мракобесный закон Семи слов, данный Храмом для исполнения людьми простого звания и за­прещающий употреблять в одной фразе больше озна­ченного количества слов. Немногие могли позволить себе общаться по-иному... Да и то ни до чего хорошего не договаривались, как вот Гамов и Лейна.

А модуль, в котором находился среди прочих гареггин Исо, все висел над Нежными болотами. Время от времени он срывался с места и проходил все болота из одной оконечности до другой, а потом взмывал вверх, высоко-высоко, почти до уровня «небес», и из кабины был виден серый пласт перекрытия верхнего Уровня, скучный и бугристый, с бурыми наплывами, похожий на опрокинутую пустыню. Впрочем, «небеса» были та­кими не везде, тусклые сегменты перемежались ярко освещенными — белыми, ярко-желтыми и алыми, и свет бил в глаза с такой силой, что не спасал и оптиче­ский фильтр кабины. К таким «небесам» сардонары подлетать не рисковали, опасаясь за свою жизнь; хотя, бесспорно, и не могли знать земной легенды об Ика­ре...