Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова

передам от тебя всё, что скажешь?

Я покачала головой.

– Да забудь.

Я понимала – доводы его абсолютно разумны, но вот бывает, что подсознательно цепляешься за некую мелочь, сущий пустяк, и даже не сразу понимаешь, в чем дело, просто смутно чувствуешь, будто что-то не так. Потом уже я поняла, что меня смутило – облегчение. В его взгляде промелькнуло не просто удовлетворение, что я с ним согласилась, а облегчение – оттого, что не пойду к Исаеву. Почему так? Ему-то, по сути, какое дело?

Но заострять я не стала, просто отметила для себя. Да и вообще мы с ним об этом почти не заговаривали, Ярик лишь на другой день доложил, что Исаева прооперировали, но в больнице ему придется остаться надолго. А больше – ни разу о нем речь не заходила. Почему-то мне вдруг стало казаться, что Ярику это неприятно.

Да и немного не до того было. Драка в бассейне вылилась в новый скандал.

На другой день нас собрали в кабинете Эльзы Георгиевны. Мать Чепова кричала, что всех засадит. И отец Исаева выступал с нападками то на нее, то на директрису. Моя мама, естественно, тоже не отставала. Хотя она сначала путалась, кто на меня напал, кто спас, а когда разобралась – даже замолчала обескураженно.

– Это всё вранье! – спорила с пеной у рта мать Чепова, но директриса развернула к нам монитор и включила запись того занятия в бассейне. Даже без звука, по одной картинке, всё было ясно.

Теперь, по словам Ярика, Чепа висел на волоске от исключения. Мать его уже не орала и не грозилась прокуратурой. Лишь слезно молила дать ему доучиться.

– Но мою мать жалобами и слезами не пробьешь, – усмехался Ярик.

– Значит, Чепу исключат?

– Скорее всего, – пожимал он плечами. – Второй раз ведь уже такое. На педсовете решат. Жаль, его отложили. Чепа вдруг прикинулся искалеченным. Какие-то ушибы, чуть ли не переломы себе придумал. Хотя Андрей ему пару раз всего и заехал по морде. Чепа думает, что отсидится, а там всё как-нибудь уляжется, забудется. Только зря надеется. Мать такое не прощает.

Чепа и правда в школу с того дня не ходил. И если он совсем не появится, я уж точно скучать по нему не буду.

Черемисину на этот раз тоже зацепило. И хотя она клялась, что просто пошутила, и сама не ожидала такой прыти от Чепы, а потом, якобы, даже уговаривала его остановиться, директриса ее не слушала. Так и сказала: «Будешь это объяснять на комиссии по делам несовершеннолетних».

Эти дни Черемисина ходила нервная и дерганая. Подружки Катрин на меня косились, но помалкивали, только между собой шептались. Наверное, меня не трогали потому, что Ярик всегда был рядом, как верный страж, а при нём они теперь, когда шло разбирательство, боялись распускать язык. Но сегодня Ярика вместе с ещё одной девочкой из параллельного отправили на олимпиаду по математике. Так что я осталась в гордом одиночестве.

Я ждала, что Черемисина или кто-нибудь из ее свиты этим моментом воспользуется. И точно – после уроков Юляша и Дыбовская подошли ко мне в гардеробе. Черемисина почему-то держалась поодаль. Даже в гардероб не сунулась, только в коридоре у дверей крутилась.

– Разговор есть, – изрекла Дыбовская. – Отойдем?

– Никуда я не пойду, – как можно равнодушнее ответила я. – Есть что сказать – говори здесь.

Дыбовская озадаченно нахмурилась, но не сразу придумала, что ответить.

– Что, сложно, что ли? – жеманно протянула Юляша. – Тебя, как человека, просят. Пойдем поговорим…

– Вы серьезно? – хмыкнула я. – Еще скажите, забудем всё, что между нами было, и начнем наши отношения сначала. Мне в принципе не о чем с вами говорить. Но если вам прямо невтерпеж что-то сказать – говорите. Или я пошла. Мне некогда.

– Хацапетовка, ты чего такая борзая? – надвинулась Дыбовская.

Но тут за ее спиной раздался голос Черемисиной.

– Ксюха, притормози. Ладно, девчонки, подождите меня на крыльце.

Дыбовская смерила меня взглядом «живи пока», но спорить с Катрин не стала. Ушла. И Юляшу прихватила.

– Ну? – вопросительно посмотрела я на Черемисину.

– Ты можешь подтвердить, что я просила Чепу остановиться? Тогда в бассейне… ну, что он сам на тебя напал, а мы с девчонками кричали ему, чтобы прекратил?

– С какой стати?

– А если я попрошу? Пожалуйста… Слушай, ну я правда не думала, что прямо до такого дойдет. Но… это было реально тупо. Извини. Ну что ты молчишь? Я же извинилась! Теперь что, всю жизнь мою надо ломать из-за одной тупой шутки? Меня уже допрашивала инспекторша из ПДН. Это жесть просто! И родителям позор… Пойми, я не хотела. Комиссия, сказали, будет примерно в конце января. И если они решат поставить меня на учет… то это навсегда, понимаешь? Пятно на всю жизнь. Этого не скроешь. А мне поступать и вообще... Ну хочешь, мои предки заплатят тебе? Ну типа моральный ущерб. А хочешь, будешь с нами дружить?

У меня аж непроизвольно вырвался смешок.

– Дружить с вами?

– Ну со мной, с нами.

– Да боже упаси, – покачала я головой, все еще слегка недоумевая от ее слов. – Лучше сдохнуть с тоски от одиночества, чем вот такие подруги… Нет, Черемисина, я врать не буду. Я вообще не люблю врать. А уж ради тебя этого делать тем более не собираюсь.

– Ну ты и… – Она не договорила, сжала губы. – Вот и сдохнешь! В одиночестве! Так и останешься Хацапетовкой! Подлой крысой, которую все ненавидят! С тобой и так никто не дружит, даже не общается, всем в падлу… Никто не захочет с тобой даже на одном поле присесть… А-а-а, – смеясь, протянула она. –