Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

ты не знаешь, как выглядят ружья? — гневно осведомился я. — Разве ты видишь у нас в руках хоть одно из них? Кроме того, я даю тебе честное слово, что при нас их нет.

Комба учтиво поклонился и сказал, что в багаже у нас могут быть маленькие ружья — он имел в виду пистолеты. Доверчивостью он не отличался.

— Распакуй багаж, — велел я Хансу, и тот повиновался с подозрительной готовностью.

Откуда в скрытном и коварном Хансе такая покладистость? Он раскатал свое одеяло, внутри которого оказалась коллекция самых разнообразных предметов. Я помню грязнущие штаны, мятую жестяную кружку, деревянную ложку, какими едят кафры, бутылку с непонятной смесью, высушенные коренья и другие туземные лекарства, старую трубку, подаренную мной, и огромную связку желтого листового табака, который мазиту и понго разводят в большом количестве.

— Ханс, зачем тебе столько табака? — спросил я.

— Для нас, троих черных людей, баас. Мы будем его курить, нюхать и жевать. Вдруг там, куда мы направляемся, окажется мало еды, а на табаке можно продержаться много дней. Он и заснуть помогает…

— Ох, довольно! — сказал я, опасаясь, как бы Ханс не уподобился сэру Уолтеру Рэли[314] и не устроил лекцию о целебных свойствах табака.

— Желтому человеку незачем брать это растение в нашу страну, — вмешался Комба. — У нас оно растет в изобилии. Зачем обременять себя лишней ношей?

Он лениво потянулся к табачным листьям, по-видимому чтобы их проверить. В этот момент его внимание отвлек Мавово, нарочно или случайно, сказать не берусь. Мавово развязал свой узел, и Комба принялся его осматривать. Ханс же с удивительной быстротой скатал свое одеяло. Менее чем через минуту оно, перехваченное ремнями, уже висело у Ханса за спиной. Во мне снова проснулись подозрения, но тут Брат Джон и Комба начали спорить из-за сачка — понго принял его за ружье или за магическое приспособление. После этого вспыхнула перепалка из-за простой садовой лопатки, которую хотел взять с собой Стивен. Комба спросил, зачем она, и Стивен через Брата Джона ответил, что для выкапывания цветов.

— Цветов! — воскликнул Комба. — Один из наших богов — Цветок. Не задумал ли белый господин выкопать нашего бога?

Конечно, именно это Стивен и задумал. Спор разгорелся настолько, что я объявил: если наш багаж будут осматривать с такой подозрительностью, то, может, нам лучше отказаться от путешествия в страну понго.

— Мы дали слово, что не возьмем с собой огнестрельного оружия, — с достоинством напомнил я. — Этого достаточно, о Комба!

Тогда Комба, посоветовавшись с товарищами, оставил нас в покое. Очевидно, ему очень хотелось, чтобы мы посетили страну понго.

Наконец мы отплыли. Мы, трое белых и наши слуги, расположились на корме, на подстилках из травы. Комба и его люди заняли места на носу. Мощными взмахами широких весел гребцы погнали лодку по каналу, проложенному гиппопотамами через густые камышовые заросли, откуда с громкими криками разлетались утки и прочие птицы. Четверть часа спустя мы выбрались из заросших отмелей на глубоководье. Тогда в центре лодки поставили высокий шест-мачту и подняли квадратный парус из плотной циновки. Утренний ветер с берега расправил его и понес судно со скоростью не менее восьми миль в час. Дымка понемногу застилала берег, но флаг, который мы водрузили на холме, еще долго виднелся вдали, постепенно превращаясь в крохотную точку. И вот он исчез. Таял и мой оптимизм, а когда флаг растворился в дымке, я окончательно пал духом.

«Снова впутался ты, Аллан, в глупую историю, — сказал я себе. — Хотелось бы знать, сколько еще таких историй суждено тебе пережить».

Очевидно, у моих спутников на душе тоже скребли кошки. Брат Джон пристально смотрел на горизонт и шевелил губами, словно читая молитву. Подавленным казался даже Стивен. Джерри спал, как свойственно туземцам, когда тепло и делать нечего. Мавово погрузился в размышления. Я подумал, не советуется ли он снова со своей змеей, но не спросил. После несостоявшейся казни я побаивался этого странного пресмыкающегося. Еще предскажет нам скорую гибель, я ведь поверю.

Что касается Ханса, он казался взволнованным и яростно рылся в карманах старого вельветового жилета, в котором, судя по фасону, много лет назад красовался какой-нибудь английский егерь.

— Три! — донеслось до меня его бормотание. — Клянусь духом своего деда, их осталось только три!

— Чего именно осталось три? — спросил я его по-голландски.

— Три оберега, баас, а должно быть двадцать четыре. Остальные вывалились в дыру, которую сам дьявол проделал в этой гнилой материи. Теперь нас не заморят голодом, не застрелят, не утопят, по крайней мере меня, но остается еще двадцать одно несчастье, ведь обереги от них потеряны. Теперь…

— Перестань молоть ерунду! — прервал я его и снова погрузился в свои печальные думы.

Я задремал и проснулся за полдень. Ветер стихал. Он держался, пока мы ели свои припасы, после чего наступил штиль. Тогда понго взялись за весла. Я подумал, что стоит научиться грести, и мы предложили свою помощь. Нам выдали шесть весел, и Комба, с присущим ему высокомерием, пояснил, как с ними обращаться. Вначале дело не клеилось, но через несколько часов практики появился результат. К концу переправы я понял, что, если потребуется, мы сможем управлять лодкой.

К трем пополудни береговая линия острова (остров это или нет, я так и не выяснил) просматривалась довольно четко, а гору, удаленную от нее на несколько миль, мы увидели еще раньше. Очертания пика я рассмотрел в бинокль в самом начале переправы. Около пяти вечера лодка вошла в глубокий залив, окаймленный лесом, возделанными полями и обычными для Африки деревеньками. По краю полей росли невысокие деревья, и я понял, что некогда, вероятно в прошлом веке, земли здесь обрабатывали гораздо больше. Я спросил Комбу, отчего произошли такие перемены, и он ответил мне загадочной фразой, поразившей меня настолько, что я дословно занес ее в записную книжку: «Когда умирает человек, умирает и хлеб. Человек есть хлеб, и хлеб есть человек». Чуть ниже я приписал: «Сравни