Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки - Анатолий Максимов

— Значит, и ЦРУ уже знает обо мне? — укоризненно спросил я Клиффа.

Но Клифф доверительно и убеждающе проговорил:

— Вам это даже выгодно, вы у них тоже можете найти защиту. А вы сами не боитесь встретить в этой гостинице кого-либо из русских?

Я пояснил, что вероятность очень мала, так как гостиница дорогая, и у меня, кроме того, фактически нет знакомых в Нью-Йорке.

Затем Клифф значительно посмотрел на меня и раскрыл свой «атташе-кейс». Оттуда он начал извлекать документы: канадский паспорт с моей фотографией, но на имя Майкла Дзюбы, свидетельство о рождении, карточку социального страхования, расчетные книжки банков Канады и Швейцарии — все на то же имя.

Глядя на эти документы, я видел подтверждение того, что канадцы втянулись в игру серьезно. Мелькнула мысль, а не фальшивое ли все это? Стало немного не по себе, когда над своей фотографией увидел чужое имя и слова «гражданин Канады». Действительно, канадская сторона «сделала шаг первой».

А сияющий Клифф с чувством самодовольства молча извлек из папки документ и положил его передо мной. На гербовом государственном бланке генерального прокурора Канады Уоррена Олменда, являющегося одновременно министром юстиции страны, и за его подписью было напечатано:

«Настоящее письмо гарантирует в соответствии с канадским законом об иммиграции 8(1), что Майкл Дзюба является гражданином Канады со всеми вытекающими последствиями.

Одновременно канадское правительство гарантирует предоставление убежища Майклу Дзюбе в любое удобное для него время.

23 августа 1973 года».

И снова я испытал чувство облегчения и тревоги — «вербовка» завершилась! Почему-то подумалось: а какую кличку они мне дали в своих досье?

Я допускал, что спецслужбы Канады могли и счета в банке, открыть, и страховые карточки оформить. Паспорт — это уже серьезнее. Это означало гражданство, предоставленное правительством. А письмо министра юстиции, члена парламента и от имени правительства! Гарантия выдана человеку, которого они считают своим шпионом в Советском Союзе.

И все же это было облегчение — поверили! Наконец-то свершилось — путь в несколько лет, труд многих моих товарищей завершились проникновением в агентурную сеть противника.

Мероприятие сковывало силы канадской контрразведки, заставляло ее работать вхолостую. Мы изучали кадровых сотрудников КККП, выявляли интересы этой службы в отношении советских людей. Зная, что усилия спецслужб НАТО координируются при работе против Советского Союза, мы выясняли некоторые интересы и других спецслужб, особенно США, с которыми канадские контрразведчики имели тесные контакты.

Во время беседы в Торонто речь шла о том, что в случае необходимости мне можно обратиться к любому первому секретарю канадского посольства за рубежом. Казалось бы, «мелочь», но реакция на это сообщение со стороны Калугина была немедленной. Прервав беседу, он тут же сообщил об этом начальнику Второго главка Боринову, своему бывшему шефу по управлению «К». И не напрасно. Представьте, что в канадском посольстве в Москве работает человек двадцать и за всеми нужен глаз да глаз нашей контрразведки. Сотрудники ВГУ стремятся выяснить, кто из них связан со спецслужбой Канады, кто является их доверенным лицом. Теперь круг поиска сужался, и в нем в числе других — первые секретари посольства.

И для внешней контрразведки по линии «КР» в резидентурах — это возможность более целенаправленной разработки сотрудников канадского посольства в разведываемых странах, то есть первых секретарей.

А информация заключалась в короткой фразе Клиффа: «…В случае же провала обращайтесь к первому секретарю любого канадского посольства». За ней стояло доверие канадцев к моей «честной» работе с ними.

У фразы было продолжение: «… И назовите мою фамилию». Имелась в виду фамилия Клиффа. Такая «популярность» канадского контрразведчика говорила о его связях с высокопоставленными сотрудниками КККП и чиновниками из канадского МИДа.

…Показывая документы, Клифф смотрел на меня, явно ожидая высокой оценки оперативности КККП и его личной. А я думал, что надо внимательно изучить документы, запомнить их особенности, номера, тексты, установочные данные на Дзюбу… То есть все то, что, по возможности, сможет служить доказательством при компрометации канадской спецслужбы.

Необходимость тщательной проверки не пришлось особенно аргументировать. Почти сразу же заметил несоответствие в именах Дзюбы — в одном из документов стояло «Майкл», а в другом — «Мишель». Конечно, это было всего лишь разное написание одного имени «Михаил» на английском и французском языках, но в таком деле, когда речь идет о гарантиях! Тут вполне могут возникнуть «сомнения», а следовательно, законное право проверить все тщательно. Что и было сделано. Правда, это позволило значительно потрепать нервы Клиффу, но выиграть время для себя — не передавать «информации» уже на этой встрече.

Было жалко расставаться с такими уликами против канадцев, но Клифф, естественно, все документы забрал себе, сказав, что они в нужный момент будут в моем распоряжении.

В моей же памяти остались точный текст письма министра, данные паспорта (номер, дата выдачи, место), свидетельства о рождении (номер, место и дата рождения Дзюбы), номера счетов в банках и карточки социального страхования.

Эти данные позже сыграли свою роль в разоблачении канадской спецслужбы.

Следующий шаг был за мной. Договорились, что обмен «товар — деньги» состоится на очередной встрече, после моего возвращения из поездки в Бостон и Канзас-сити. Я должен был позвонить Клиффу в определенный день и час. В выборе места встречи Клифф к этому времени полностью передоверился мне, приспосабливая свое время к времени «агента». Мне было удобно, если Клифф не знал точного места встречи заранее. Это еще раз подчеркивало мою особую «заботу» о безопасности.

В Канзас-сити, в отличие от Нью-Йорка, стояла жара. Это чувствовалось уже в аэропорту. Почувствовалось и другое — меня взяли под наблюдение и не оставляли все три дня — в гостинице, у фирмы, в музеях, за городом. Наблюдение было открытым, демонстративным. Сотрудники фирмы убеждали меня вечером не выходить из гостиницы во избежание опасности встретиться с криминальными элементами.

Это меня не обескураживало — еще в Канаде я знал, что в провинциальных городах наблюдающие не стесняли себя маскировкой своих действий. Так было и в Бостоне, где я побывал в знаменательный для любого американца день — 15 апреля. Именно в этот день 200 лет назад рейнджеры из Бостона понесли по стране весть о начале американской революции против англичан.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});