Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович

отошли по делам. Должны скоро вернуться. Аня, не в службу, а в дружбу: купи свежих газет, пожалуйста.

– Объявление о клане будет только в вечерних выпусках. Ох, что тогда начнется…

Она невольно хихикнула, но я ее веселья не поддержала:

– Мне нужна информация о покушении на Ольгу Александровну. Очень нужна. А выйти одной из университета я пока опасаюсь, понимаешь?

Анна расспрашивать не стала, коротко кивнула, убежала за газетами и притащила целую пачку.

К сожалению, Волков оказался прав: Николай не только был подозреваемым в покушении на Ольгу Александровну, но его уже успели арестовать, поскольку он не смог ответить на вопрос, где находился с восемнадцати часов десяти минут вечера и до шести часов двадцати минут следующего утра. Как это неразумно с его стороны – беспокоиться о моей репутации, в то время как на кону стоит его собственная жизнь. Но я такую глупость поддерживать не намерена.

Глава 31

Извелась я до прихода Владимира Викентьевича знатно. И главное, ни в одной газете подробностей не было: ни какого рода покушение случилось, ни пострадала ли хоть немного великая княжна. Даже ее фотографий не было. А вот фотографии Николая были. С недоуменными приписками, как мог офицер, получивший внеочередное звание за спасение цесаревича, напасть на его сестру. Даже выдвигались предположения, что со спасением Михаила Александровича тоже было не все чисто. В последнее даже я сама могла поверить: еще очень свежи воспоминания, как я сама «обезвреживала» бомбиста. Исходя из моего опыта, спасти цесаревича от покушения проще пареной репы. Даже удивительно, что его так редко спасают. Впрочем, я не особо интересуюсь новостями, возможно, зря: вдруг там спасителей набралось уже на целый полк?

– Владимир Викентьевич, – рванула я к целителю, лишь только он появился на пороге, – нужно срочно спасать Колю!

– Колю?

– Николая Хомякова. Мы собирались заключить помолвку, но Фаина Алексеевна все оттягивала разрешение, а теперь…

А теперь нахлынуло осознание, что помолвка вообще может не состояться, если Николая признают виновным и приговорят… Боже мой, к чему его могут приговорить? К каторге? К расстрелу? Я опять чуть не заметалась по лаборатории, заламывая руки.

– А теперь его обвиняют в покушении на великую княжну. Он ни за что сам не скажет, где был этой ночью. Потому что он был у меня.

– Елизавета Дмитриевна, – осуждающе выдохнул целитель.

– Оу, – восхищенно выдала Анна. – И правильно. Пока дождешься разрешения, состариться можно.

– Анна! – возмущенно рявкнул Тимофеев. – От тебя я такого не ожидал.

– А что случилось, папа? – удивилась она. – Я одобряю действия главы клана, какими бы они ни были. Это не значит, что я собираюсь поступать так же.

– Вы неправильно поняли, – вспыхнула я. – Николай никогда бы не пошел на неблаговидный поступок. Он помогал мне в одном очень важном деле. И при нас все время была Полина. Кстати, она тоже может свидетельствовать, – оживилась я.

Правда, если она расскажет, как именно ей пришлось присутствовать, проблемы наверняка будут уже у меня. Но эти проблемы несоизмеримо меньше Колиных.

– Елизавета Дмитриевна, вам следует говорить так, чтобы ваши слова нельзя было толковать двояко, – укоризненно сказал Владимир Викентьевич. – Вы теперь глава клана. Вы не можете позволять себе нести все, что в голову придет, даже если очень взволнованы.

– Я должна ехать свидетельствовать в пользу Николая. Он сам никогда не скажет, где был.

– Куда ехать?

– Туда, где его арестовали, разумеется.

– Его, скорее всего, уже перевезли в Царсколевск. Такие расследования проходят под особым контролем, – кашлянул Тимофеев. – Давайте поступим так, Елизавета Дмитриевна. Вы сейчас успокаиваетесь и перестаете светить глазами. Признаю, это выглядит устрашающе, но вы ведь собираетесь пугать не нас?

– Извините. – Я убрала частичную трансформацию, которую запустила, даже этого не заметив. Вот еще проблема: похоже, любопытная лиса пытается вылезать самостоятельно, контроль у меня над ней слабый. – Я постараюсь не светить.

Тимофеев одобрительно кивнул:

– Так вы выглядите значительно приятней, Елизавета Дмитриевна. Итак, я сейчас сделаю пару звонков, чтобы прояснить местоположение вашего Хомякова. Потом мы идем обедать.

– Но… – вскинулась я.

– Обедать, Елизавета Дмитриевна. Процесс я запущу, как станет что-то известно, тогда и будем думать, что делать дальше.

– Я как раз собиралась объявление в газету подать о помолвке.

– Категорически не рекомендую вам этого делать до оправдания Хомякова.

– Почему? – вскинулась я. – Я не откажусь от Николая.

– Потому что привлечете к нему нежелательное внимание Михаила Александровича.

Тимофеев посчитал, что сказал достаточно, прошел к телефону и действительно позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. На мое счастье, второй абонент даже ответил и пообещал разузнать, где сейчас Хомяков и что можно для него сделать. Разузнать и перезвонить Тимофееву домой.

– Теперь остается только ждать звонка, – сообщил он. – Делать это лучше за хорошим обедом. Только умоляю вас, Елизавета Дмитриевна, без этих ваших штучек. – Он помахал рукой перед глазами. – Моя супруга весьма нервная особа, не хотелось бы на ней применять свои умения по выведению из обморока.

– Разумеется, Филипп Георгиевич, я в состоянии держать себя в руках. Я совершенно спокойна.

– Ой ли, Елизавета Дмитриевна? – Он шагнул к своему столу и вытащил пузырек, из которого накапал в стакан десяток капель и залил водой. – Пейте. Это моя рекомендация как целителя.

– Это что? – подозрительно уточнила я.

Владимир Викентьевич поднял флакон, вчитался в этикетку и одобрительно кивнул.

– Прекрасное средство, – пояснил он. – С одной стороны, успокаивает, с другой – дает ясность мышления. Единственный минус – нельзя часто принимать, возникает привыкание, и капли перестают действовать.

– Но у вас привыкания возникнуть не должно, – заметил Тимофеев. – Сегодня только в порядке исключения. В вашем возрасте, Елизавета Дмитриевна, организм должен справляться сам, исключительно на внутренних ресурсах и самоконтроле.

– Я все же попытаюсь на самоконтроле.

– На самоконтроле у вас не получается: глаза опять начинают краснеть, – фыркнул Тимофеев. – Я, право, впервые сталкиваюсь с таким проявлением второй ипостаси. Честно говоря, не хотел бы встретиться с вами, когда вы в образе рыси: наверняка устрашающее зрелище.

Владимир Викентьевич довольно задумчиво на меня посмотрел, но рассказывать про мою рысь ничего не стал. То ли не доверял в такой степени новому соклановцу, то ли решил сначала узнать у меня, почему скрываю еще одного зверя. В любом случае я ему благодарно улыбнулась за молчание.

– А Хомякова мы вытащим, – уверенно сказал Тимофеев. – Его еще на проходной университета должны были отметить: и когда пришел, и когда ушел. Так что свидетелей хватит. Вот прямо сейчас по дороге запасемся документом. Так что не переживайте зря, выпейте, и пойдем.

Он нетерпеливо протягивал мне стакан, явно собираясь