Лисы и Волки - Лиза Белоусова

божественных разборок.

Арлекин на цыпочках прокралась в зал секретарши и поманила меня за собой. Предупредительно постучав, заглянула внутрь директорской:

– Директор, я привела Солейля, как вы и… Черт!

Она отскочила от прохода так проворно, что я не успел сосредоточиться и подхватить ее, из-за чего мы с треском рухнули на пол. Слава богам, потому что иначе мы сгорели бы заживо: из кабинета вырвался длинный язык пламени, который чуть не подпалил Арлекин волосы.

Мат вырвался из глотки против воли, но был беспощадно заглушен чужим и до боли знакомым голосом:

– Это произошло слишком рано! Слишком, даже учитывая твои предупреждения! Я сделал все, все, чтобы задержать Варвару, устроил Хель гребаный санаторий, напугал до смерти всех, кто мог вывести ее из равновесия, осталось только дать ей номер телефона психологической поддержки и устроиться туда диспетчером! Она не должна была пробудиться, и ты убеждал меня в этом каждый день! Твои предсказания и заверения оказались бесполезны, так почему я должен довериться тебе в этот раз?!

Арлекин сдула с лица мягкие пряди и нежно улыбнулась, покосившись в сторону распахнутой и чуть обугленной двери, так что долго думать, кто же там так распаляется, не пришлось – очевидно, ее драгоценный Господин.

Убедившись, что она ничего не сломала, я примостился у края прохода.

Змей откинулся на спинку глубокого кресла и, нахмурившись, потирал запястье – видимо, именно этой рукой он отразил огненную атаку Пака. Сам же Пак, стискивая кулаки, метался из угла в угол, и глаза его наливались ядовито-желтым. Волосы растрепались, и на их концах полыхал огонь; с ногтей стекала раскаленная лава, оставляющая на полу прожженные дыры.

Представляю, как сердится директор – он совсем недавно устроил генеральный ремонт.

– Успокойся, Лис, иначе заставлю платить компенсацию.

– Да плевать на деньги! Речь не о них, а о твоей предательской сущности.

– Уверяю, я здесь ни при чем. Люди – непредсказуемые существа, крайне редко вписывающиеся в установленные рамки, и ты осведомлен об этом. Тысячи лет жизни тебя ничему не научили? Я прогнозировал, да, но я не наделен даром точного предсказывания. Варвара очнулась, и я изложил свою позицию. Распоряжайся ею, как хочешь. Здесь нет ничьей вины. Просто иди и подумай, что станешь делать; игра продвигается, до финала недалеко, и ты должен определиться, какую точку поставить в этой истории.

– Волк знает?

– Нет, но догадывается. Пока ты на шаг впереди, и тебе необходимо выложиться на полную, чтобы так было и впредь; он настигает. Будь осторожен.

Лис с усмешкой провел ладонями по волосам, стряхивая с них искры, ярко-алые языки и пепел. Глаза теперь были обычные, человеческие, янтарно-карие. Этого у него не отнимешь – отходит быстро.

– Буду, – сказал он тихо, словно прошептал. – В чем ты спец, так в бессмысленных советах. Я добьюсь победы, не сомневайся. Избиратель на моей стороне.

Змей хитро поднял указательный палец:

– Один из Избирателей.

– Что бы это значило? – вскинул бровь Пак.

– Еще не решено, но, как куратор спора, я вскоре разберусь с проблемой. Можешь быть спокоен; все случится, как должно. А сейчас иди; у тебя много дел, а у меня еще одна встреча. Ты не единственный, кому нужна моя помощь. Было приятно побеседовать, Лис.

Пак оскалился:

– Взаимно, Змей. Будь здоров, – он чуть поклонился, а потом вдруг гаркнул: – Арлекин!

Девушка, неотрывно следящая за ним на протяжении всего диалога, вскинулась:

– Да, Господин!

– Пойдем, – ссыпал последние угольки со своей шевелюры он. – У нас действительно есть чем заняться. Ты все подготовила?

– Да.

– Молодец.

И, не обращая внимания на директора, выудившего из ящика упаковку влажных салфеток и стирающего ими остатки обугленной плоти с ладони и запястья – все же огонь Лиса опасен даже для него, – вышел из кабинета, беззаботно закинув руку за плечо Арлекин. Рыжая просияла; от ее глупой влюбленной улыбки меня чуть не стошнило, а вот Паку было совершенно все равно. Его лицо не выражало ничего, и он невероятно напомнил мне Изенгрина – тот тоже смотрит равнодушно, свысока, устало. Словно он огромный старый пес, вокруг которого вьются щенята. Порой казалось, что он потерял вкус к жизни – желания и эмоции проявлялись в нем, только когда речь заходила о Лисе и их войне. В остальное же время он их просто имитировал.

Лис виделся мне другим. Он постоянно улыбался, устраивал забавные розыгрыши, превосходно находил общий язык с новыми поколениями и с легкостью сливался с ними, показывал фокусы, просто… жил. Создавалось ощущение, что его разрывает от эмоций каждую секунду, и каждое мгновение они меняются; он был как Арлекин, только умел прятаться за масками. Так я думал.

Но сейчас, когда он прошел мимо, не соизволив посмотреть на меня, я узрел другое существо – такое же старое, как Волк, выцветшее, невзирая на яркость своего пламени, и истощившееся.

Там, на дне его глаз, не было ничего, кроме слабой, истеричной злости.

Эти два глупых бога извели себя. Дошли до края. Впору спросить, так ли уж нужна им победа в этом античном, как они сами, споре…

Я бы, наверное, так и стоял, прилипнув к стене и таращась в уже опустевший дверной проем, если бы мои размышления не прервал Змей:

– И долго ты будешь там торчать, Солейль? Буря стихла. Или тебе, как вампиру, требуется приглашение? Так входи.

– Ты считаешь меня вампиром? – тут же фыркнул я. – Как некрасиво.

Внутри было холодно – из открытой форточки проникал ледяной ветер, по-весеннему обманчивый и по-зимнему пробирающий. К счастью, я додумался не приходить в одной рубашке и натянул свитер.

– О, не обижайся, – директор выбросил использованные салфетки в мусорную корзину. Вот испугается уборщица… Хотя, наверное, ей не привыкать. Или, что более вероятно, Змей запрограммировал ее на серию определенных действий и заблокировал возможность размышлять о том, что здесь творится, раз в мусорке постоянно то плоть, то чешуя. – Какова ситуация с Волком? Он давно не заходил.

Я приземлился на диванчик.

– Стандартно. Правда, у меня появляется ощущение, что он сходит с ума.

Змей заинтересованно приподнял бровь:

– В чем же это выражается?

Я передернул плечами. Одному Создателю известно, за сколько тысячелетий перевалило Изенгрину, но за такой срок свихнется кто угодно. Сколь бы мудр ни был бог, как много бы ни пережил – рассудок не сохранить. Возможно, Волк спятил за миллениум до моего рождения и просто мастерски держал себя в руках, и это вылилось в свет только сейчас – из-за эмоционального потрясения.

Даже у Змея, величественно восседающего передо мной в дорогом костюме и галстуке из змеиной кожи,