Самогонщик против армии США - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

он в момент гибели — теперь не спросишь.

Закончили часов в пять утра.

К дворцу подтянулись все наши отряды.

Пересчитал людей. Пяток легкораненых, двух угораздило тяжелее — довести бы до матушки. Оба тяжёлых — матросы.

Провёл короткое совещание.

— Соратники! Не обольщаемся и не расслабляемся. Мы перебили хорошо если четверть уродов. С восходом солнца увидят россыпи жмуров и мигом протрезвеют. Организуются. Первая моя мысль была — уходить в лес. Но так просто в следующую ночь стену не одолеем. Кстати, папа. Сколько спасённых женщин?

— Больше двадцати. Многие в ужасном виде, — не стал он скрывать.

Снова помог Фатеррих.

— Останемся в городе. Пойдём в квартал к моим. Мне откроют.

Я переглянулся с Клаем. А ведь если пираты сообразят, что мы добровольно загнали себя в кольцо окружения…

— Если что — прорвёмся, — прикинул он.

К тому же страшно не хотелось ночевать в лесу. Да и голова продолжала ныть, соображала через силу. И мы остались.

Конечно, в битком набитом особняке его родственников особо отдохнуть не удалось. Зато однорукий узнал: все его живы, жена и дочки не попали в похотливые лапы… Здорово! Казалось, вместо потерянной руки у мужика выросли крылья.

Во вторую ночь я повёл своих к стенам и воротам. Как и предполагал, пираты, всполошившись, кинули всех, способных держать меч или арбалет, на оборону периметра. Тем самым рассредоточились.

Если не вдаваться в подробности, вырезали их поголовно. Без особых проблем.

Я очень жалел, что не прихватил бочонок с порохом, любезно оставленный американцами. Каждую мелочь не предусмотришь. Зато здесь нашёлся и пригодился.

На третью ночь сразу в десятке мест вспыхнули пиратские корабли. Рассыпанный порох — отличная зажигательная штука. И хотя каждое плавсредство представляет собой товарно-материальную ценность, я не пожалел. Захватчики наутро увидели, что не покинут Мармеррих, даже когда стихнет непогода. Не на чем. И потеряли боевой дух окончательно, вместе с остатками дисциплины. Пусть многочисленные, но одичавшие, запуганные, придавленные безнадёгой, они больше не представляли угрозы.

Наутро после сожжения флота из домов, вызываемые Фатеррихом, выходили всё новые горожане. Объединялись в отряды и отправлялись на зачистку. К началу пятых суток с той ночи, как я перелез через стену, чтоб открыть ворота, живых пиратов не осталось ни одного. Допускаю, кто-то успел сбежать. Пешком, в феврале, в бурю? Удачи.

Уцелела часть захваченных, кто не шибко сопротивлялся. Пираты сохранили людей как товар для продажи на невольничьих рынках юга. Я «папсавал» засранцам сделку.

К Номинорру ушёл первый струмм — с ранеными. Скоро потянутся и с товарами. Что-то уцелело же. Даже несколько корабликов, вытащенных на берег чуть дальше пиратских.

На шестой день в царском дворце, минимально приведённом в порядок, заседал… трудно подобрать слово… я бы его назвал — учредительный съезд. Вытерпев около часа пустопорожних перепалок, в основном на тему «мы героичнее всех других героических героев освобождали родной город», встал и в духе известного матроса заявил, что караул устал. Для эффекта шмальнул в потолок из ТТ.

Примолкли. Начали слушать.

— Так, внемлите. Из ваших главную лепту внёс Фатеррих. Привёл помощь — меня. Обеспечил вход в город. Вы подключились на конечном этапе, уже ничего не решающем, и на том спасибо. Проехали. Теперь думаем, что дальше. Евласий мёртв. Его наследники по мужской линии — тоже. Остались дочь и племянница, но сомневаюсь, что бедные девки смогут родить после того, что натворили с ними заморские обезьяны. Мармеррих потерял не менее трети мужского населения и почти весь флот.

— Ты его сжёг! — нервно выкрикнул один из пострадавших судовладельцев. Бывших. Теперь — без единой лохани.

— Ты предпочёл бы, чтоб он достался пиратам? Сиди и не отсвечивай, как сидел, пока мы очищали улицы от сброда.

На него зашикали. Тип явно не пользовался авторитетом.

— Так что предлагаешь, архиглей? — делово спросил купец постарше.

— Восстановить город и порт. Я найду серебро. Но только если Мармеррих войдёт в состав Номинорра.

Ох как их прорвало! Независимость карманного царства была для них фетишем.

— Мне снова стрелять в потолок? Слушайте! Я сохраню вольности, имевшие место при Евласии и его предках. Назначаю своего наместника — Фатерриха. А управляет текущими делами пусть магистратский совет. То есть вы сами.

— Ни за что!

— Ты — захватчик, а не освободитель?

— Захватчик? — меня колотила весёлая злость, возникшая от возмущения их дуростью и из-за последствий контузии. — Даю день. Если требуете — уйду, только потребую плату за избавление от пиратов. Немалую. Но в следующий раз, а он будет непременно, вы не умеете защищаться, я снова вышибу пиратов и останусь, вас не спросив.

Как торговец самогоном, я довольно точно предвидел, во что выльется их энтузиазм. Расположился во дворце, в царских апартаментах. Портовые выждали. На следующий день припёрлись с согласием, но обременённом таким количеством условий… Торгаши понадеялись, что я не только погашу убытки от вторжения, но и обеспечу им моментальное процветание.

Порвал результат их творчества. Клочки исписанной бумаги смахнул со стола.

— Через неделю ждите моего кмита. За это время готовьте полный отчёт. Что было до нашествия. Что осталось. Сколько нужно серебра, чтоб порт ожил к сезону. Кмит посчитает, проверит. Главное — убедится, что вложенное мной серебро вернётся с прибытком. Вот тогда и установлю вам условия.

Перед отплытием состоялся обряд: все главы знатных городских семей принесли мне клятву верности. Личную.

Потом выбрали место храма Можруна. Дать денег на строительство согласилось большинство, когда увидели двузубец на моей ладошке. Оппозиционер, жаловавшийся на сожжение судов, упал на колени и взрыданул на тему «если бы я знал».

Уважают Можруна. Меня — тоже.

На струмме Клай вдруг заявил:

— Я тоже готов тебе присягнуть. Не как архиглею. Как королю. Ручаюсь — четыре глея и полтора десятка брентов поддержат. Остальные подтянутся.

— Перетянуть к себе весь Мульд? Клай, не хочу. Тот же сейм. Вступили только по доброй воле. Не хочешь — вали. Такая вот средневековая демократия.

— Но если дадут клятву перед ликом Моуи, назад дороги нет.

Он прав, проживший в шкуре здешнего землевладельца гораздо дольше меня. Пусть я утратил какие-либо права, полученные по воле Маерра, сам стану королём, если мне принесут клятву, а Моуи одобрит. Ну, хотя бы не станет возражать, засчитаем за одобрение.

Мюи — королева? С ума сойдёт от счастья. Потом будет зорко следить за фрейлинами короля, отбирая в их число самых старых и уродливых хрымок королевства.

В Номинорр