Сумеречный клинок - Макс Мах

«А до Ступеней еще день пути… или два…»

Но додумать мысль не удалось, дождь нечувствительно перешел в снег, и Ремт Сюртук не замедлил прокомментировать этот, мягко говоря, неутешительный факт.

— Шла баба, шла, — сказал он нарочито гнусавым голосом деревенского обалдуя, — пирожок нашла…

— Намекаешь на не просто так? — «отделив зерно от плевел», спросил Виктор.

— А что, Виктор, у нас хоть что-то случается просто так? — уже нормальным, «человеческим» голосом откликнулся маршал.

— Просто так даже блохи не дают, — прокомментировал откуда-то из белой мглы низковатый, с хрипотцой, но притом изумительно красивый голос.

«Обалдеть!» Девушка не уставала удивлять.

Она менялась буквально на глазах, и Виктор боялся даже подумать о том, что это могло означать, но, если честно, не мог и не восхищаться. Он и восхищался. Бывало, поглядишь… Черт-те что! Неуклюжая, долговязая, никакая… Волос тусклый, голос блеклый, женственности ни на грош, а в следующее мгновение — глаз не оторвать! Волосы — бронза и червонное золото, глаза — мед и лимон, то есть та особая желтизна, которая тревожит и манит, пугает и отталкивает, но никогда не оставляет равнодушным. Походка грациозна, черты лица притягательны, а голос… Голос, словно зов суккуба в тихой южной ночи: тревожный, завораживающий, манящий, что бы она там ни плела на самом деле. А несла Тина порой такое, что оторопь брала даже видавшего виды маршала. В последние дни девушка то сплетала словесные кружева, как какая-нибудь природная аристократка — и откуда что берется! — то сквернословила, словно шлюха из Ханки или Деревянного городка. Впрочем, последнее хоть и странно, но хотя бы не противоречило обстоятельствам: поговорки такого рода — как эта вот про блоху — не режут слух, если слетают с уст девушки, дерущейся на ножах на бандитский манер. Сложнее принять как данность «всплывающую» из небытия диву голубых кровей…

— Полагаешь, что-то будет? — спросил Виктор маршала, просто чтобы не молчать.

— Полагаю, пауза чрезмерно затянулась…

— Мы не на театре, граф! — В голосе Тины отчетливо зазвучало горловое урчание, опасное, словно рык охотящегося тигра, возбуждающее, будто намек на страсть.

— Это точно, ваша светлость! Не на театре. Все обстоит гораздо хуже… — Ремт Сюртук исчез в круговерти снегопада, смешавшей черное с белым до полной неразличимости. — Хуже… — донеслось из вьюжной мглы. — Еще хуже… еще…

«Эхо?» — удивился Виктор и тут же вздрогнул. Впечатление было такое, будто с ходу врезался лицом во внезапно возникшее перед тобой препятствие. Стену, скажем, или бок огромного валуна. Но удара не последовало. Напротив. Стена поддалась — Виктор ощутил мягкое, но в то же время действительное, а не мнимое, сопротивление упругого нечто и вывалился, а по-другому и не скажешь, по ту сторону ночи.

Здесь было тихо и светло. Пожалуй, несколько сумрачно, как бывает в пасмурный осенний день. Но «день» этот, несомненно, принадлежал «охотничьему лету» — теплой и мягкой поре листопада, когда осень вполне уже вошла в свои права, но все еще временит с дождями и холодными сырыми ветрами.

«Господь всемогущий!» — Виктор стоял на краю обширного пространства — с полмили в поперечнике или больше, — вырванного неведомой силой из хаоса снежной бури. Стихия бушевала совсем рядом, что называется, только руку протяни, но шторму не было ходу за магическую черту. За незримой стеной валил снег, и свирепый северный ветер закручивал белые полотнища в невероятной красоты вихри или рассыпал снег сверкающим веером, а по эту сторону «границы» ни ветерка, ни слабого движения. Тишина, покой, сухая, нетронутая дождем, каменистая почва, покрытые мхом «спины» по «плечи» вросших в землю валунов, кустарник, ручей и Ремт Сюртук, каменным истуканом застывший в нескольких шагах впереди. Даже лошади, которых маршал вел в поводу, казалось, замерли от изумления, не в силах «переварить» случившееся с ними чудо.

— Эт-то как? — перхнул враз пересохшим горлом Виктор, увиденное произвело на него неожиданно сильное впечатление, и даже более того.

— Это так, — ответил, не оборачиваясь, маршал, голос его звучал ровно, и это настораживало.

— Мать вашу девственницу! — изумилась за спиной Виктора Тина.

Впрочем, и не в первый уже раз, ди Крей не услышал в ее голосе и отзвука страха. Одно лишь восхищение, быть может, даже восторг, но и только.

«Хорошо сказано! — отметил он мысленно, окончательно приходя в себя и оборачиваясь к девушке. — И где бы тебе, милая, обучиться таким вычурным идиоматизмам? Ну, не в приюте же, в самом-то деле, или все-таки там?!»

— Нравится?

— А вам нет? — Она не задиралась, нет, она просто жила внутри диалога и отвечала, как дышала.

«Вот так…»

— Мне — да, — сказал он вслух, оценивая новую красоту Тины, девушка едва не светилась от переполнявших ее чувств, и Виктор поймал себя на том, что непроизвольно щурится. — Нравится, но…

— Ах, оставьте, Виктор! — отмахнулась Тина жестом, какому позавидовали бы многие коронованные особы. — На вас не угодишь, право слово! Все вам не так!

— Это что? — прервала ее на полуслове внезапно вывалившаяся в затишье из снежной кутерьмы, по-прежнему клокотавшей по ту сторону призрачной стены, дама Адель, но и эта особа контроля над собой, похоже, не утратила. — Это мы где? Я сплю?

— Ну, не знаю! — пожал плечами Виктор и посмотрел на Ремта, его встревожило вдруг то обстоятельство, что маршал все еще стоит, как стоял, «бессмысленно» уставившись в пространство.

«В прострацию впал или как?»

— Впечатляет! — сказал в спину ди Крею мэтр Керст. Странно, но, кажется, и на него чудо не произвело никакого эффекта. Есть и есть. Любопытно, но не более. А вот Виктору и Ремту…

«Черт!» — вспомнил отвлекшийся было Виктор о маршале и понял наконец, на что смотрит его не вполне материальный напарник.

Там, впереди, не более чем в двадцати метрах от мастера Ремта, усматривалось нечто, как бы намекавшее своими очертаниями на огромных размеров человеческую фигуру. Словно бы сгустившееся сумеречное мерцание, игра света в предвечернем осеннем воздухе, причуда восприятия, отчего-то запечатлевшаяся в памяти…

Виктор моргнул, и образ исчез. Тогда, повинуясь скорее интуиции, чем здравому смыслу или знанию предмета, ди Крей чуть повернул голову, скосил взгляд и снова увидел мужчину, одетого в нечто наподобие мантии или, может быть, закутанного в тогу. Впрочем, и на этот раз фигура более угадывалась силой воображения, нежели открывалась взгляду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});