Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая - Иван Забелин

Внутренние отделения дворца, то есть Постельные хоромы царицы и государевых детей, были совершенно недоступны для всех, и дворовых и служилых чинов, за исключением только боярынь и других знатных женщин, пользовавшихся правом приезда к царице. В эти отделения не осмеливались входить без особого приглашения даже и ближние бояре. Для священников и вообще церковников, которые служили в верховых церквах, открывался вход в эти церкви в известное только время и притом по известным местам и переходам. Это распространилось даже и на крестовых попов, которые совершали службы в самых покоях государыни. Они должны были входить во дворец тогда только, «как их спросят». В самые покои царицыной половины не смели входить даже и те из придворных чинов и служителей, которые, по своим должностям, должны были являться туда, например, с докладом о кушанье или с самым кушаньем. Далее сеней они не осмеливались входить и здесь передавали доклады верховым боярыням и другим придворным женщинам; точно так же и кушанье вносили в сени или в особо для того назначенные комнаты, в которых и сдавали боярыням на кормовой поставец. И вообще, если даже государь посылал кого-либо к царице и к детям спросить о здоровье или «для какого иного дела», то и в таком случае посланные, по словам Котошихина, «обсыпались чрез боярынь, а сами не ходили без обсылки». То же самое наблюдалось и со стороны царицы.

В 1684 г., вероятно, по случаю стрелецких смут, волновавших тогда Москву и обесчестивших перед тем временем даже царское жилище буйным обыском, сказан был царский указ, заключавший 12 статей, с расписанием, кому именно на какие подъезды и по каким лестницам и переходам дозволялся вход в разные отделения дворца. Боярам, окольничим, думным людям и комнатным стольникам и указано было в Верх всходить Постельным крыльцом и дворцовою лестницею, у приказа Большого дворца, у Колымажных ворот; а которые приезжали к Куретным воротам, от Троицких кремлевских ворот, те должны были всходить каменною лестницею, что от Хлебенного дворца к Сушилам; и ходить им велено в Верх мимо Оружейного приказа и церкви Рождества Богородицы, а также каменною Рождественскою лестницею, что против Кормового дворца. На Светлишную лестницу, — у Куретных же ворот, которая вела к хоромам царевен и на внутренний Постельный двор, к царским Мастерским палатам, запрещено было ходить даже боярам, окольничим, думным и ближним людям, т. е. всем первостепенным сановникам: «…отнюдь не ходить и никого за собою ни для чего не имать ни которыми делы».

За переграды, которые устроены по обе стороны Рождественской церкви, от приказа Большого дворца и от Оружейной палаты, — боярам, окольничим, думным и ближним людем никого за собою потому ж не имать и никого площадных иприказных людей за те переграды не пущать, и для того поставить в тех местах караул из Стрелецкого приказа и караульщикам приказать о том накрепко. — От Успенского собора, Ризположенскою лестницею, мимо церкви великомуч. Екатерины, к государевой Мастерской палате на двор, никому не ходить и двери замкнуть. Также и в церковь Ризположения, опричь той церкви церковников, с площади никого не пущать, о том караульщикам приказать накрепко. Переходы с дворца на Троицкое подворье запереть и никого в те двери и на переходы, без государского шествия и без именного указу, не пропущать и о том приказать с великим подкреплением детям боярским, истопникам и сторожам, которые стоят в том месте и у Светлишной лестницы. Верховых, или сенных, соборов и церквей протопопам, попам, крестовым и певчим дьякам и церковникам ходить к своим церквам, на которые лестницы кому податно, во время церковной службы и как их спросят, и когда пойдут они по присылке, а не собою: а собою безвременно и им не ходить. Дворовых людей, как их позовут в Верх, с столовым и вечерним кушаньем, к царям, царицам и царевнам, пропущать на Светлишную и на каменную лестницы за все переграды, а после кушанья и дворовых людей без дела на Светлишную лестницу и за переграды не пропускать. А кто дворовые люди пойдут в Верх поутру к хоромам для доклада о кушанье, или кого из них спросят, и пойдут они в те места по присылке для какого государского дела: и тех дворовых людей в те места и в те времена пропущать, спрашивая их подлинно, чтоб в те места иных чинов люди, называясь дворовыми людьми, не проходили.

На Передний Верхний государев двор, что у каменных Теремных покоев, и с того двора за каменную переграду к деревянным хоромам государей и царевен, — стольников, стряпчих, дворян, дьяков, подьячих и никаких чинов людей, — в те места никого отнюдь не пущать, кроме приказных и мастеровых людей царских Мастерских палат, да и тех только, если кого спросят, если пойдут для дел и со всякими хоромными взносы. Равным образом строго запрещен был вход сюда и всем дьякам и подьячим разных других дворцовых и верховых приказов и ведомств, которые должны были передавать, что нужно и что требовалось во дворец; приказным Мастерских палат, пользовавшимся, как сказано, правом взносить и являться в хоромы по призыву, как кого и что спросят. Которых ближних людей и верховых боярынь свойственники и держальники и люди их придут к ним для каких дел: и им пришед дожидаться у переград или у Светлишной и у каменной лестниц на нижних рундуках: а к кому они пришли, и им велеть про себя сказывать детям боярским, и истопникам, и сторожам, которые на тех лестницах стоят; а на верхнем рундуке тех лестниц и за переграды им отнюдь не ходить, и детям боярским, и истопникам, и сторожам никого из них не пропущать; а их ближним людям к ним выходить, и с ними видеться на Рождественской лестнице или у Рождественских же переград, а за переграды их к себе не имать; а боярыням выходить и с ними видеться Светлишной лестнице на середнем рундуке у перегороды, и по той лестнице, что к хоромам благоверных государынь царевен, сшед с той лестницы, на низу; а видевся, отпущать их тотчас; и держать их в тех местах, и стоять им на тех лестницах не велеть, и отсылать, кто откуда пришел.

Всех приказов подьячим с делами стоять и начальных людей дожидаться на Постельном крыльце и в сенях перед Грановитою палатою, а за каменную переграду и в Верх им отнюдь не ходить.

Если случалось, что кто-нибудь забредет нечаянно и по незнанию на царский двор, и особенно во внутренние постельные отделения, того хватали, допрашивали, а в сомнительных обстоятельствах подвергали даже пытке. Однажды в 1632 г. «июля в 10 день, в вечерни, к Рожеству Пречистые Богородицы, что на сенех, в придел к Никите Преподобному, прибрел малой; и тот малой пойман и отдан держать до государева указа стрелецкому голове Гаврилу Бокину на карул. А в распросе тот малой сказался, что он Ларионов человек Дмитриева сына Лопухина, Гришкою зовут, Федоров; а послал де его Ларион в Алексеевский девич монастырь с часовником к тетке своей родной, к старице к Фетинье Лопухине; и в монастыре де он Гришка был и часовник старице Фетинье отдал; а из монастыря назад идучи, забрел на дворец, не знаючи, и услышел, что у Рожества поют вечерню, и он де к петью пришол, слушети вечерни». Что последовало с этим малым — неизвестно.

Люди, не принадлежавшие к дворовому и служилому, сословию, приходя ко дворцу по какому-либо делу, оставались обыкновенно на нижних рундуках, или площадках, у лестниц. Все челобитчики, приходившие с просьбами на государево имя, стояли на площади перед Красным крыльцом и дожидались выхода думных дьяков, которые принимали здесь челобитные и взносили в Думу к боярам. Лжедимитрий, как известно, в каждую среду и субботу сам принимал челобитные от жалобщиков, на Красном крыльце [159]. Само собою разумеется, что тот, кто беспрепятственно мог входить на царский двор, подавал челобитную или самому государю, на выходе, или думному дьяку в Расправной палате, которая составляла высшую судебную инстанцию и помещалась с 1670 г. в Средней Золотой палате.

Нельзя также было явиться во дворец с каким бы то ни было оружием, даже с тем, которое, по обычаю того времени, всегда носили при себе и которое составляло, таким образом, необходимую принадлежность древнего костюма, например, поясные ножи, имевшие значение кинжалов. В этом случае уже не было исключений ни для кого, ни для бояр, ни даже для государевых родственников. Иностранные послы и их свита, входя в приемную залу, также должны были снимать с себя оружие, несмотря на то, что это почти всегда делалось против их желания. По западным понятиям, снять шпагу считалось бесчестием, и послы, как благородные кавалеры, вступались за свою честь и вели нередко бесполезные споры с боярами. В 1661 г., во время приема шведских послов, маршалу посольства, несмотря ни на какие просьбы и убеждения, не позволили войти в приемную палату даже с серебряным жезлом. Вообще, строго воспрещено было входить с оружием даже и на царский двор. Если бы кому случилось, с простоты, без всякого умысла, пройти через царский двор с ружьем, с саблею, с пистолетами или с другим каким оружием, такой человек, если это открывалось, тотчас подвергался неминуемой пытке и допросам: с каким умыслом он шел? и, само собою разумеется, он погибал или от самых пыток, или в тюрьме, потому что подобные случаи и дела никогда не оканчивались добром [160].