Звезда надежды - Гленда Норамли

Любые украшения были позволены лишь церковникам, они должны были служить славе церкви, но Шейли, при всем ее благочестии, отличалась упрямством и любила красивые вещи. Даврон не ошибался: она действительно была цельной натурой и не желала допускать Закон в свой внутренний мир. Керис с изумлением взглянула на проводника: он не мог особенно хорошо знать Шейли, но так многое почувствовал…

— Эй, Керис, тебе ничего не нужно варить на огне? — окликнул ее Скоу. — У нас мало топлива, так что костер скоро прогорит.

— Иду. — Она оставила Даврона и пошла к своей палатке. Девушка в душе ругала себя за то, что придает значение тому обстоятельству, что он женат, да еще и имеет детей. Однако она ничего не могла с собой поделать: ей все труднее становилось убеждать себя в том, что Даврон ничего для нее не значит.

«Случайное увлечение, — строго сказала она себе, — вот и все».

Но стоило ей вспомнить стыд на его лице и внутреннюю борьбу, горе, с которым он встретил отступничество Берейна и несчастье Квирка, случайный поворот его головы и легкость движений, чуткость, с которой он отнесся к ней после убийства Гравала и старание не утешить — к банальностям он не был склонен, — а дать ей силу… Керис находила его жесткость интригующей, обсидиановую черноту глаз — привлекательной, слабость, которую он так старался скрыть, — милой. Ее зачаровывало противоречие между способностью так легко краснеть и выбором оружия, включающим кнут. Даврон и привлекал, и отталкивал Керис, и привлекал сильнее, чем отталкивал.

И никогда он не мог стать для нее доступным… «О Создатель, почему теперь ничто больше не кажется простым и понятным?»

Найти дорогу сквозь Губку было нелегко. Стоило выбрать, казалось бы, удобный проход, как он неожиданно оканчивался глухой стеной или сужался настолько, что лошади не могли по нему пройти. В рассеянном голубом свете трудно было заметить провалы в полу или выбоины, грозившие переломать коням ноги. Все эти выступы, дыры, валуны, трещины были словно специально созданными ловушками для неосторожных. И еще где-то в глубинах Губки обитали Дикие: устраивали там логова, гнезда, плели паутину, прорывали туннели…

Лошадей приходилось вести в поводу. Туссон все время мотала головой, подталкивая руку Керис.

— Ей здесь не нравится, — заметил Скоу, который шел последним.

— Еще бы! Я вполне ее понимаю.

— Я тоже. Осторожно! Там мокро — лошади могут поскользнуться.

Керис посмотрела на идущих впереди. Корриан ругалась, потому что ушибла голову о выступ потолка; Даврон тихо шептал что-то своему мулу, успокаивая нервное животное; Хамелеон — ставший бледно-голубым и почти невидимым — спокойно двигался вперед со своими конями.

«Занятно, — подумала Керис, — как изменилось поведение Квирка с тех пор, как он стал меченым». Он неслышно шагал с уверенностью, которая казалась врожденной, словно зверь на своей территории. В обществе он все еще мог растеряться и снова начать грызть ногти или теребить волосы, но все чаще его способность сливаться с окружением давала ему не только невидимость, но и спокойствие. Все это выглядело так, словно несчастье неожиданным образом изменило его изнутри.

Керис не могла видеть Даврона и Мелдора впереди — их скрывали бесчисленные повороты туннеля, — но она точно знала, кто показывает дорогу.

— Скоу, — спросила она, — откуда Мелдор знает, куда идти?

Меченый пожал своими массивными плечами:

— Он каким-то образом чувствует направление. Не беспокойся — ему еще никогда не случалось заблудиться.

— Я и не беспокоюсь. — Это и в самом деле было так. Слепой старик обладал такой уверенностью предводителя, что остальные в его обществе чувствовали себя спокойно. Даже Портрон, при всей своей неприязни к Мелдору, охотно подчинялся его руководству.

«Это харизма, — подумала Керис. — Такие люди могут быть опасны для общества — и для церкви».

Все утро из-за тесноты туннелей путники были вынуждены идти гуськом, и разговаривать удавалось не всегда. Только когда они остановились на обед и разбились на группы по двое или по трое, Керис смогла снова поговорить со Скоу. Она уселась рядом с ним в маленькой пещерке, где для них с трудом нашлось место. Их кони разместились в более широком проходе; остальные путешественники расположились в других пещерах. Тогда-то Керис и решилась наконец задать вопрос, мучивший ее уже давно; она стыдилась своего любопытства, но ничего не могла с собой поделать.

— Какова собой жена Даврона, Скоу?

Девушка ожидала, что тот может уклониться от ответа; вместо этого в глазах меченого появилось мечтательное выражение.

— Кто сказал тебе, что он женат?

— Он сам.

— А-а… — Скоу был, казалось, удивлен. — Алисс Флерийская. Она была — да и сейчас остается — самой прекрасной женщиной, каких я только видел. Нет, пожалуй, прекрасная — неподходящее слово; скорее очаровательная. Лунный свет и журчащий родник… По крайней мере она была такой, когда я в последний раз ее видел, еще до… до несчастья Даврона. Такая жизнерадостная — она заставляла тебя в полной мере ощущать жизнь, стоило ей только пройти рядом. Нежная, любящая… Рыжеволосая, с зелеными глазами, кожей нежной, как шелк. И добросердечная: она не переносила, если кто-то рядом страдал. Она была с Давроном, когда их отряд меня нашел, — после того как я стал меченым. Никогда не забуду: я поднял глаза, а она склонилась ко мне, как небесное видение.

— Где она теперь?

— Вернулась к себе в Пятое Постоянство, наверное. Даврон о ней больше не говорит, хотя заезжает в Пятое, когда только может.

И как раз в Пятое Постоянство они сейчас и направляются… Даврон наверняка повидается со своей красавицей женой. Лунный свет и журчащий родник… Керис ощутила тошноту. Никто никогда не скажет такого о Керис Кейлен — скорее ее сравнят с камешком и овсянкой или чем-то таким же обыкновенным и непривлекательным.

Даже имя ее звучало по-особенному: Алисс Флерийская… Да будь она проклята!

Неожиданно рядом с ними оказался Даврон.

— Скоу, с тобой хочет поговорить Мелдор. Его тревожит погода. — Он подождал, когда меченый отошел, и добавил: — Тебе нет дела до моей жены, Керис.

«Он слышал!»

Даврон не был в гневе; скорее в его глазах читалась боль, боль от воспоминаний, которые были едва переносимы. Керис покраснела и отвела глаза.

— Прости меня. Мы отправляемся? — Керис собрала остатки трапезы и стала убирать их в седельную сумку: что угодно, лишь бы не смотреть на него…

Даврон кивнул:

— Мелдор опасается, что может пойти дождь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});