Рейтинговые книги
Читем онлайн Сладостно и почетно - Юрий Слепухин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 109

— Ах, так она киноактриса…

— Я нарочно не употребил этого слова. Актриса, мне кажется, это уже всерьез — ну, там, Гарбо, Дитрих, не знаю. Хотя некоторым она нравилась, в «Императорском вальсе» ей дали главную роль. Ты этого фильма не видела?

— Пожалуй, нет.

— Ничего не потеряла. Да, представляю себе Ренату-физика! Я, впрочем, вообще не знаю выдающихся физиков-женщин, если не считать Марии Кюри и нашей Мейтнер.

— Мейтнер? Не слышала…

— Ну, что ты. Она сейчас в первой десятке теоретиков. Хотя долгое время ее тоже не принимали всерьез. Году в двадцать третьем или двадцать четвертом, точно не помню, она прочитала в Берлине свою первую лекцию на тему радиоактивности в космических процессах. Знаешь, как об этом сообщили берлинские газеты? «Фрейлейн доктор Мейтнер выступила перед берлинскими студентами с чрезвычайно интересной лекцией „Значение радиоактивности для косметических процессов“…

— Косметических?

— В том-то и дело! Репортер решил, что фрейлейн доктор ни о каких других говорить не может…

Они отошли уже довольно далеко от просеки, где остался их лягушачий «кюбельваген». Эрих бросил на землю пиджак, она села, он лег рядом, положив голову на ее колени.

— Не тяжело? — спросил он, глянув снизу вверх.

— Нет, милый… — Она осторожно коснулась его лба; что у него было по-настоящему красивым, так это лоб — высокий, объемистый. Она провела пальцами, нащупала небольшой рубец. — Что это у тебя здесь — ты был ранен?

— Нет, это с детства. Я уж сейчас и не помню — камнем, вероятно. Тебе действительно не тяжело?

— Нет, нет, что ты…

— А у меня есть для тебя маленький подарок.

— Правда?

— Правда. Дай-ка мой бумажник — он где-то там, во внутреннем кармане… Нашла? Мерси. А теперь закрой глаза и не подглядывай…

Она добросовестно зажмурилась. Послышался хрусткий шелест целлофана, потом что-то легкое и пушистое щекотно коснулось ее носа — Людмила, засмеявшись, машинально отдернула голову и в ту же секунду словно задохнулась этих запахом — странным, горьковатым, полузабытым и бесконечно родным. Вся мгновенно оцепенев, она раскрыла глаза и осторожно взяла из руки Эриха сплющенную серебристую веточку.

— Боже мой, откуда? — шепнула она. — Где ты это достал?

— Я же тебе говорил, был в Румынии. Это севернее Ясс, мы там ждали на полевом аэродроме — он весь зарос этой штукой. А я помню еще по сорок второму году — на Дону ее тоже было много. Для меня теперь этот абсентовый запах навсегда связан с югом России, вот я и подумал, что тебе будет приятно…

Румынская полынь ничем не отличалась от украинской, ее можно было бы сорвать и там, дома, где-нибудь за Татарской балкой. Привядшая, словно покрытая седой пыльцой, она так горько и пронзительно пахла степью, ветром, курганами, что у Людмилы перехватило дыхание.

— Я угадал? — весело спросил Эрих.

Она молча покивала, прижимая к лицу седую веточку, хотела что-то сказать и не смогла. Она опять крепко зажмурилась, слезы жгли ей глаза — ну что я за ничтожество, подумалось ей с отчаяньем, ему сегодня только этого не хватает — любоваться, как я реву…

Не выдержав, она закрыла лицо ладонями, еще ниже опустив голову, вся содрогаясь от подавляемых рыданий. Эрих сидел рядом — молча, не пытаясь успокоить ее или утешить. Какие тут могут быть утешения, подумал он, мне бы раньше догадаться, что этот «подарок» доставит ей больше горя, чем радости…

В лесу было очень тихо, по невидимому отсюда шоссе отдаленно проревел грузовик. Где-то вдали звонко и печально куковала кукушка.

— Прости меня, милый, — проговорила наконец Людмила, отвернувшись и утирая глаза. — Прости, тебе и без меня… трудно…

— Ну что ты, — отозвался он негромко. — Это я должен просить прощения… Получилось, действительно, не очень кстати.

— Нет, нет, ты мне доставил такую радость, — возразила она, всхлипнув. — Конечно, это и тяжело — так вдруг вспомнилось… Но все равно, этот запах — это ведь как весточка из дому… Пройдемся немного?

Он встал и, протянув руку, помог подняться ей. Некоторое время шли молча.

— Эрих, послушай, — сказала она наконец, решившись. — Я не хотела об этом говорить — наверное, не имею права, но… и не сказать тоже не могу.

— О чем?

— О твоих делах там. Я понимаю, ты не можешь ничего об этом рассказать, да это и неважно — знаю я подробности или не знаю. Я знаю главное. Ты сам сказал мне об этом, дал понять — тем, что привез бумаги, и потом насчет сообщения по радио, из которого мы все узнаем… — Голос у нее прервался, она помолчала несколько секунд и, овладев собой, продолжала: — Я догадываюсь, что вы — ты и твои товарищи, неважно кто они, мне это знать не надо, — вы что-то готовите. Что-то важное, не правда ли, от чего вообще может кончиться война — об этом ты тоже мне говорил прошлый раз. Я ошибаюсь? Скажи мне только одно — да или нет.

— Нет, ты не ошибаешься.

— Хорошо. Я думаю, что не ошибаюсь и в том, что это должно произойти в ближайшее время. На это можешь не отвечать. Но вот что меня поражает и… пугает, понимаешь, просто пугает — я тебе утром сказала, у тебя в глазах что-то такое…

— Помню, помню, — весело перебил он, — мы еще говорили о синонимах.

— Да. И вот я хочу — должна — спросить: ты сам веришь, что это у вас получится?

Эрих неопределенно хмыкнул. Подобрав с земли шишку, он подкинул ее на ладони и, широко размахнувшись, швырнул, как бросают гранату. Шишка ударилась о сосновый ствол далеко впереди.

— Получится, — он подмигнул совсем по-мальчишески.

— Я ведь серьезно спрашиваю, — сказала она с укоризной.

— А я так же серьезно отвечаю. Я мог попасть в сосну, а мог и не попасть, — у нас может получиться, а может и не получиться. В любом действии есть примерно равные шансы на успех и неуспех, а соотношение их, естественно, варьируется в известных пределах.

— Но как можно, Эрих! Если ты не уверен совершенно, как же ты тогда можешь, ведь… Есть ведь другие способы — ну, я не знаю, — ты только что был там на Востоке — мог бы перейти фронт…

— Перейти фронт?

— Ну да, а почему нет, ты ведь антифашист, Эрих, там есть этот комитет — ну, ты знаешь — Паулюс, Зейдлиц…

— Прости, — перебил он, — твой пример, боюсь, не слишком удачен. Ни Зейдлиц, ни Паулюс не были перебежчиками, их взяли в плен. Они до конца выполнили свой долг — не будем сейчас разбирать, правильным ли было их понимание долга, это вопрос другой. Если бы меня не вытащили из-под Сталинграда, если бы я там уцелел и оказался в числе тех девяноста тысяч — да, возможно, я тоже примкнул бы к «Свободной Германии», Я готов подписаться под всеми их призывами — покончить с нацизмом, покончить с войной, спасти страну от разгрома. Но, пойми, они к этому призывают, а мы — имею в виду себя и моих товарищей, — мы это делаем, Во всяком случае, пытаемся сделать! Ты видишь разницу?

— Прекрасно вижу, но…

— Какие тут могут быть «но»? Пойми, Люси, что переходить из категории делающих в категорию призывающих я не намерен!

— Но, может быть, они тоже что-то делают?

— Где — в Москве? Вполне возможно! Но я хочу, чтобы судьба Германии решалась здесь — здесь, понимаешь! — а не в Москве или Вашингтоне!

— Почему ты на меня кричишь, Эрих, я ведь только…

— Люси, ради господа бога и всех святых, прекратим этот разговор. Не надо мне сейчас говорить: «подумай», «взвесь шансы» — я сделал это задолго до нашего знакомства…

Они вернулись к машине. Оставленный в тени, сейчас «кюбельваген» жарился на самом солнцепеке, край дверцы, когда Людмила взялась за него, обжег руку. Эрих запустил мотор и передвинул машину в тень.

— Смотри-ка, уже третий час, — сказал он. — Как ты насчет того, чтобы пообедать?

— Можно было бы, но ужасно не хочется возвращаться в город — воображаю, как сейчас душно в квартире. И там все так неприбрано, пыльно…

— У меня другое предложение. Тут где-то в этих краях — туда, в сторону Клотцше — есть гостиница с ресторанчиком. Я помню, перед войной мы иногда бывали там со Штольницами — хозяйка его хорошо знала, и меня тоже должна помнить. Съездим туда. Если она жива еще, обед нам обеспечен, и безо всяких карточек.

— Поедем, это ты хорошо придумал.

— Найти бы только дорогу…

Порядочно поколесив по просекам, они в конце концов выбрались на асфальтированное шоссе, где встречный велосипедист объяснил, как ехать дальше. У маленького гастхофа — низкого, словно вросшего в землю от старости, с высокой черепичной крышей — Эрих остановил машину и сказал, что пойдет выяснять ситуацию.

Оставшись одна, Людмила почувствовала, что выдержки хватит ненадолго. Она сидела в накаленной солнцем железной коробке, смотрела на белые стены в черном переплете фахверка, на вывеску с коваными завитушками, смотрела на безлюдное шоссе, на лес и высокие облака над соснами и с леденящей ясностью понимала, что очень скоро все это станет для нее одним из самых дорогих и самых мучительных воспоминаний…

1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 109
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сладостно и почетно - Юрий Слепухин бесплатно.

Оставить комментарий