Я убиваю - Джорджо Фалетти

Грунтовая дорога вела к ограде и арке. Рядом на обветшавшем от непогоды стенде висело объявление, сообщавшее, что зимой сторожа можно вызвать с 8 до 17 часов.

Миновав арку, Юло услышал, как под ногами поскрипывает галька.

И сразу же погрузился в тишину.

Неважно, что поблизости шумели возбужденные игрой дети, а городок был полон туристов и летнего гомона и неподалеку с шумом проносились машины.

Казалось, ограда кладбища изготовлена из какого-то звукопоглощающего материла, и он не заглушал шум, а лишь превращал его в составную часть царившей тут тишины.

Он медленно шел по дорожке между могилами.

Возбуждение из-за небольшого успеха уже улеглось, пока он ехал сюда от «Терпения». Теперь настало время трезво, спокойно все обдумать, поразмыслить. Время напомнить самому себе, что жизнь многих людей зависит от него, от его дальнейшего расследования.

Кладбище было крошечное – несколько дорожек между могилами. Справа бетонная лестница вела к террасам, поднимавшимся вверх по холму. Там тоже угадывались могилы – свободного места внизу не хватало.

В центре кладбища рос огромный кипарис, спокойно возносивший свой ствол к чистому небу.

Справа и слева, словно прислонившись к каменной ограде, стояли два невысоких кирпичных строения с красными черепичными крышами. То, что справа, судя по кресту наверху, служило капеллой. А в другом, скорее всего, был склад инструментов. Пока Юло осматривался, деревянная дверь открылась, и из нее вышел человек.

Юло направился к нему, размышляя, за кого лучше себя выдать. Как нередко бывает с актерами и полицейскими, этими мастерами обмана, он решил довериться интуиции.

Человек шел навстречу ему.

– Добрый день.

– Добрый вечер.

Юло взглянул на солнце, уже склонявшееся к закату, и понял, что даже не заметил, как пролетело время.

– Да, действительно, добрый вечер, послушайте…

Он помолчал немного, потом решил, что выдаст себя за любопытного туриста, и изобразил полное неведение.

– Вы сторож?

– Да.

– Я слышал в городе ужасную историю, которая здесь когда-то случилась …

– Вы наверное имеете в виду поместье «Терпение»? – прервал его сторож.

– Да, да. Любопытно было бы посмотреть на те могилы.

– Вы полицейский?

Никола почувствовал, что на него наступают. Он посмотрел на человека так, будто у того вдруг появилась третья ноздря. Это выражение убедило сторожа, что он попал в точку, и тот улыбнулся.

– Не беспокойтесь, на лбу у вас не написано. Просто в молодости я много чего натворил и не раз сталкивался с полицией, поэтому распознаю их с первого раза.

Юло не подтвердил и не опроверг его предположение.

– Хотите посмотреть на могилы Леграна, так ведь? Пойдемте со мной.

Он не задал никаких вопросов. Если у этого человека было бурное прошлое и он, наконец, осел в маленьком городке, где одни хотят знать все, а другие – ничего, то вполне понятно, на чьей он стороне.

Юло проследовал за сторожем к лестнице на террасу. Несколько ступенек – и они поднялись на первую площадку. Сторож свернул влево. Остановился возле нескольких, тесно расположенных могил. Юло прочел надписи на могильных плитах, лежащих на земле не горизонтально, а под небольшим углом. На каждой – только имя и дата, высеченные в камне.

Лаура Де Доминичис

1943 – 1971

Даниэль Легран

1970 – 1992

Марсель Легран

1992

Франсуа Мотисс

1992

На могилах не было фотографий, как, он заметил, и на многих других. Юло не нашел тут ничего странного, хотя предпочел бы увидеть лица в качестве исходного ориентира.

Похоже, сторож прочитал его мысли.

– На надгробиях нет фотографий, потому что они все сгорели в пожаре.

– А почему у двоих обозначена только дата рождения?

– Эти двое, у которых она есть, – мать и сын. Другие даты, думаю, тогда не удалось установить. А потом…

Он сделал жест, означавший, что потом некому было добавить даты.

– Как это случилось? – спросил комиссар, не отрывая взгляда от мраморных плит.

– Скверная история… Легран был странный тип. Нелюдим. Он купил поместье «Терпение», приехал туда с беременной женой и женщиной, что-то вроде прислуги. Жили они очень замкнуто. Жена рожала дома с помощью служанки, он, наверное, тоже помогал.

Он указал жестом на могилу.

– Жена умерла через несколько месяцев после родов. Может, если бы рожала в больнице, осталась жива. Во всяком случае, так сказал врач, который констатировал смерть. Но такой уж был этот Легран. Казалось, он ненавидит людей. Сына его почти никогда не видели, он не был крещен, не ходил в школу. Наверное, занимался с частными преподавателями, может, отец сам учил его, потому что тот сдавал экзамены в конце каждого учебного года…

– Вы видели его когда-нибудь?

Сторож кивнул.

– Иногда, очень редко, он приезжал с отцом положить цветы на могилу матери. Обычно это делала экономка. А однажды…

– Что однажды?

– Так получилось, что стало ясно, какие отношения были у отца с сыном. Я хорошо помню…

Он указал на небольшое строение, служившее, по-видимому складом.

– Когда я вышел оттуда, то увидел, что отец стоит, задумавшись, у могилы, а мальчик вот тут, рядом, у самой сетки, смотрит на детей, играющих в футбол. Услышав, что я вышел, он посмотрел на меня… Нормальный ребенок, я бы даже сказал, красивый, но у него были странные глаза, не знаю, как бы вам объяснить… Пожалуй, самое подходящее слово – печальные, вот-вот, печальные, я бы так сказал… Самые печальные глаза, какие я когда-либо видел. Он, наверное, улучил момент, когда отец задумался, и подошел сюда, привлеченный голосами детей. Я приблизился к нему, хотел заговорить, но тут его отец подлетел к нам, словно фурия. И окликнул мальчика по имени… Вот как это было…

Сторож помолчал, как бы для того, чтобы сдуть последнюю пылинку с воспоминания, и посмотрел на Юло, будто не видя его, а заново переживая испытанное много лет назад.

– Он крикнул «Даниэль!» так, будто отдавал приказ расстрельной команде. Ребенок обернулся к отцу и задрожал, как осиновый лист. А Легран не произнес больше ни слова – только вытаращился на сына, как сумасшедший, и дрожал от гнева почти так же, как сын от страха. Не представляю, что там происходило у них дома, только в этот момент ребенок обмочился!

Сторож опустил взгляд в землю.

– Поэтому, можете себе представить, годы спустя я нисколько не удивился, узнав, что Легран устроил такое побоище. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду…

– Мне известно, что он покончил с собой после того, как убил экономку и сына и поджег дом.

– Верно, следствие так и решило, и поведение Леграна давало повод так думать. Но эти глаза…

Он посмотрел перед собой и покачал головой.

– Эти безумные глаза я никогда не забуду.

– Еще что-нибудь можете рассказать? Помните какие-нибудь детали?

– Да, конечно, потом происходили другие странные вещи. Немало странного, я бы сказал.

– Что же именно?

– Ну, кража тела, например. Потом эта история с цветами…

Юло поначалу решил, будто что-то не понял.

– Какого тела?

– Его.

Человек указал на надгробную плиту Даниэля Леграна.

– Примерно через год после той истории однажды ночью могила была осквернена. Когда я пришел утром, то увидел, что ограда взломана, надгробная плита сдвинута, и гроб открыт. От тела мальчика не осталось и следа. Полиция решила, что это сделал какой-нибудь маньяк-некрофил…

– Кажется, вы что-то еще сказали о цветах… – прервал его Никола.

– Да, и это тоже. Месяца через два после похорон я получил письмо, напечатанное на пишущей машинке. Мне принесли его сюда, потому что оно было адресовано сторожу кладбища в Кассисе. В нем были деньги. Не чек, обратите внимание, а банкнота, вложенная в письмо.

– И что там было написано?

– Деньги – вознаграждение за уход за могилой Даниэля и матери. Ни слова об отце и экономке. Написавший письмо просил меня, чтобы надгробные плиты всегда были чистыми и на них всегда были цветы. Деньги поступали регулярно и после того, как было украдено тело.

– До сих пор?

– Последний раз я получил их в прошлом месяце. Если ничего не изменится, скоро должно прийти новое письмо.

– Вы сохранили старое? Хоть один из конвертов?

Сторож пожал плечами и покачал головой.

– Не думаю. Что касается письма, то ведь прошло уже столько лет, надо бы поискать дома, но сомневаюсь. А конверты… Не знаю, может, какой-нибудь и сохранился. В любом случае, могу передать вам тот, который получу на днях.

– Я был бы вам благодарен. И буду благодарен также, если вы никому не скажете о нашем разговоре.

Сторож кивком дал понять, что это само собой разумеется.

– Не беспокойтесь.

Пока они разговаривали, какая-то женщина в темной одежде, с платком на голове поднялась по лестнице с букетом цветов. Подошла мелкими шажками, словно китаянка, к могиле в том же ряду, где лежали Леграны, наклонилась, ласково провела рукой по мраморной плите, и тихим голосом обратилась к могиле.