Воины Крови и Мечты - Роджер Желязны

— Что это? — спросил Дэвид.

Грозовой Лось отогнул край брезента, показав самую огромную песчаную картину из всех, какие Дэвиду приходилось видеть.

Картина представляла из себя круг диаметром тридцать футов. Оттенки были преимущественно коричневые и зеленые, с отдельными включениями синего и зеленого. Черные росчерки абстрактных птиц и десятки танцующих солнц располагались в геометрическом порядке.

Дэвид долго смотрел на картину.

— Я делаю ее с тех пор, как купил эту землю, вот уже пять лет.

— Но разве ветер не…

— Каждый день. И я каждый день ее подправляю. Я никогда ее не закончу. — Он нагнулся к горшку и извлек из него пригоршню черного песка. Тонкими линиями он изобразил две человекоподобные фигуры. — Видишь? Это я и мой дед. Он научил меня многому, — Лось показал на фигуру в нескольких футах влево. Она немного расплывалась. — Две недели назад меня навестил один из моих студентов. Я заставил его добавить себя к этой картине. Я его все время подправляю, но… — Он пожал плечами. — Придется ему самому вернуться и нарисовать себя заново. Это мои воспоминания. Моя жизнь.

— Почему вы переехали сюда? — спросил Дэвид.

— На земле есть особенные места, — просто сказал Лось. — Это место особенное для меня.

Грозовой Лось достал из кармана связку ключей и сунул один из них в выщербленную дверь в куполе.

Дэвид переступил через порог и попал в иной мир.

Купол оказался немного больше, чем казался снаружи. Если не считать квадратного мата со стороной пятьдесят футов посередине, все помещение было заставлено оборудованием для занятий боевыми искусствами, качалками, приспособлениями для растяжки мышц, шведскими стенками.

Лось снял рубашку и надел черную куртку от джи. Если не считать маленького животика, он был гибок, словно хлыст, и очень силен. Кожа, правда, сморщилась и обвисла, но мышцы под ней двигались, словно он был каким-то диким животным, а не человеческим существом. Лось сел на старый черный железный стул и протянул руку к маленькому холодильнику. Тот оказался полон бутылками с водой и красными банками колы. Он вытащил банку джолт-колы и щелкнул крышкой.

— Ты изучал тхэквондо, Дэвид?

Мальчик кивнул.

— Не покажешь мне, что помнишь?

Мальчик опять кивнул и встал перед одним из тяжелых мешков высотой семь футов, но всего восемнадцати дюймов в диаметре. На высоте пяти футов было надето толстое резиновое кольцо, словно кто-то протащил мешок через автомобильный баллон.

Восемьдесят процентов веса Дэвида покоились на левой ноге, слегка согнутой для поддержания равновесия. Правая нога впереди была тоже согнута, мысок ступни обеспечивал точку опоры. Дэвид повел плечами, перенес вес сзади вперед и развернулся. Задняя нога со свистом описала дугу и врезалась в мешок. Проделано было красиво.

— Хо, — сказал Лось. — А теперь… сделай то же самое, но приди в ярость.

— Ярость?

— Злость. Подумай о том, что тебя мучает. Или мучает твою маму. Сойди с ума от злости.

Дэвид скорчил рожицу, завопил и пнул мешок немного сильнее, чем в прошлый раз.

Лось покачал головой. Он сделал глоток колы, поставил банку и с огромным усилием поднялся со стула.

— Не так, — очень небрежно он ударил Дэвида по щеке левой рукой. Звук шлепка прокатился по замкнутому пространству словно выстрел.

Голова Дэвида мотнулась влево, он закрыл руками лицо. Слезы заполнили глаза и покатились по щекам.

Лось глумливо усмехнулся:

— В чем дело, сосунок? Мамочкиному сынку больно? — Дэвид смотрел на Лося, как на помешанного. — Убирайся с глаз моих, ты, писклявая, тошнотворная маленькая мартышка, ниггерское отродье…

Дэвид взорвался. Он пришел в бешенство, движения стали некоординированными, но ураганно-быстрыми. В течение доли секунды его физическая хрупкость превратилась в целеустремленность. Нога оторвалась от пола и врезалась в Лося, едва успевшего поставить блок рукой. Лось оторвал его от земли и бросил на мат.

Дэвид приземлился с тяжелым выдохом и тут же перешел к серии быстрых, еле уловимых атакующих движений. Вновь и вновь Лось отшвыривал его, но Дэвиду удавалось быстро вскакивать. Один раз он почти задел палкой по лицу Лося. Тот увернулся, опять поймал Дэвида и притянул к себе прежде, чем тот успел удариться о мат.

Дэвид походил на отчаявшегося зверька с угольками-глазками: он не отказывался спасаться, отказывался сдаться в плен. Он задыхался, лицо покраснело. Лось повалил его на бок. Дэвид ударил его в рот локтем… Лось откинул голову, а мальчик продолжал выворачиваться из захвата, бешено колотя руками и ногами, пока усталость не победила. Он разрыдался, вся его ловкость исчезла, и Лось прижал его к мату.

Каким-то образом захват перешел в объятие. Лось крепко сжимал его, а Дэвид кричал и царапался, пока наконец не обмяк, превратившись в дрожащий комок со слезами, струящимися по щекам.

— Шшш, шшш, — говорил Лось. — Это было тяжело, да? Не было никого, кому можно доверять. Никого.

Дэвид трясся, как маленький кролик.

— Твой отец умер. Твоя мать ждет не дождется, как бы улизнуть на работу. И Триас ты заставил засомневаться в своих знаниях. — Дэвид стукнул его, и Лось качнулся вбок.

— Я могу помочь тебе, Дэвид. Ты не безумец. Я буду с тобой. — Дэвид отпихивался от него, стараясь вырваться на свободу, но Лось держал его все крепче, пока Дэвид не затих.

— Я не оставлю тебя, — сказал Лось. — Клянусь, что не оставлю, пока все это не кончится и ты не сможешь обходиться без меня.

Дэвид опять уперся в грудь Лося, но на этот раз уже без прежней злости, словно начал смиряться со своей участью.

— Ты меня не оставишь? — спросил Дэвид.

— Не оставлю.

— А папа меня оставил.

— Я знаю. В этом не было твоей вины.

— Но как ты мне поможешь? Никто не может мне помочь.

— Все люди чувствуют страх и одиночество, — сказал Лось. — Это просто два лика Смерти. Чулакуа учит преобразовывать чувства в волю. Использовать их и понимать, что каждое из них делает с твоим разумом, твоим телом, твоей энергией, твоей чистотой. А как только ты очистишься, мы сможем выяснить, что беспокоит тебя. Это путь моего народа.

Дэвид смотрел на него.

— По мне, так ты не очень похож на индейца.

— Слишком долго был с белыми, — сказал Лось.

— Я тоже, — сказал Дэвид. Они посмотрели друг на друга и начали хохотать, хохотать, и где-то посреди смеха Дэвид опять начал плакать, только теперь он сам припал к груди Грозового Лося. Маленький, несчастный ребенок, который впервые за долгие месяцы не был одинок.

Обед был хороший и горячий. Свежий хлеб, который Грозовой Лось испек на своей кухне. Огромная миска салата и что-то вроде индейки в остром соусе. После куска яблочного пирога Дэвид осмотрел коллекцию видеозаписей, обнаружил видеоигру «Сега Генезис» и подбил Лося на матч. Они сражались почти до полуночи, Дэвид был охвачен лихорадочным возбуждением. Он разбил Лося в семи играх из десяти, затем сдался от усталости.

Лось ждал этого момента. Он подвел Дэвида к куполу и протянул ему рюкзак.

— Найди себе место, которое покажется твоим, — сказал он.

— Прямо здесь? — спросил Дэвид. — Я буду спать здесь?

— Конечно, — сказал Лось.

Дэвид походил кругами по залу и обессиленно рухнул на маты. Лось усмехнулся и помог ему разложить спальный мешок.

— Сделай мне одолжение, — сказал Лось. — Сходи сначала в ванную. Я не хочу, чтобы тебе понадобилось ночью вылезать из мешка.

Дэвид поплелся в направлении туалета, и, пока он отсутствовал, Лось собрал несколько кожаных мешочков. Когда Дэвид вернулся, Лось усадил его на мат.

Он вновь улыбнулся, но на этот раз улыбка была строгой.

— Ты никуда отсюда не выйдешь ночью? — спросил он.

Дэвид потряс головой.

— Хорошо.

Лось сунул руку в мешок и достал пригоршню белого песка. Он нарисовал им окружность вокруг спального мешка и еще одну окружность вокруг первой. Между ними он выложил круг из красного песка.

Напевая себе под нос что-то неразборчивое, он изобразил несколько маленьких солнц и грубые очертания птицы. Затем взял украшенную перьями трубку, набил ее и зажег. Он стал причудливым образом вращать ее в руках, тихо приговаривая и выдувая дым по направлению сторон света.

К тому времени, как он закончил, Дэвид уже посапывал, свернувшись калачиком в центре песчаных кругов. Тонкие струйки дыма еще колыхались вокруг.

Лось внимательно посмотрел на него, а потом вышел из-под купола на лунный свет. Он достал из кармана керамический фрагмент и вновь вгляделся в него.

— Мимбрино, — задумчиво сказал он и поднял лицо к луне. — Шесть ночей до полнолуния. — Он зажег гвоздичную сигарету, глубоко затянулся, выпустил дым. — Что бы ты сделал на моем месте, дед?