Доверие (СИ) - Алёна Сереброва

городе в окружении сверстников.

Тихое урканье, похожее на обрывочное рычание, вторгается в разговор. Вот только старик реагирует на него совершенно не так, как мог бы. Он просто улыбается уголком губ и кивает, словно услышал в этих звуках вопрос.

— Да-да, я соврал. Это я вас тогда видел.

Внутри неприятно холодеет, а кулаки сами собой сжимаются от мысли, что он знает или узнал ещё раньше, чем они.

«Или сделал логичный вывод из того, что кричала та женщина. Не трудно было…»

— Самым удачным вариантом показались вы двое. Я ещё не знал, что вы братья, но… Вы пошли в одну сторону, а значит, шансов что-то узнать было в два раза больше. А потом из окна вылетела птичка. Мало кто держит в городе сов и ещё меньше тех, кто выпускает их в свободный полёт. Я удовлетворил ваше любопытство? — продолжает он, не дожидаясь ответа. По крайней мере, Лука даже кивком отозваться не успевает. — О чём мы говорили? Ах да, о не всегда проходящих успешно экспериментах. Так вот. Не зная всей подноготной, вы наверняка в это не верите. Вот же вы все, стоите здесь: живые, здоровые, изменённые. Вот только в самом начале случалось разное. Нигде не обходится без ошибок. И тут не обошлось, — на лицо старика находит странная тень. — Вы вряд ли в это поверите, они не такие дураки чтобы выставлять всю свою грязь напоказ, но… Пожалуй, начнём с самого начала, если вы не против.

Старик растирает как-то внезапно осунувшееся лицо ладонями и на мгновение морщится.

— Я пришёл в «Бастион» около восьми лет назад. Тогда проект «Чудь» находился ещё на начальном этапе и даже не имел названия. Были лишь сыворотка, да тонкая папка с бумагами, где в общих чертах описывалось возможное действие и потенциальные побочные эффекты. Нужно было изучить всё это, разобраться и… продолжить.

— Почему «Чудь»? — тихо спрашивает Макар, но Лука к нему даже не поворачивается, не желая терять старика из виду.

— По легендам был когда-то такой народ. Особенный. Таинственный. Хотя скорее мифический, чем реальный. Но… Мне показалось, что это название как нельзя лучше подходит для того, что мы хотели сделать. Только вот сыворотка оказалась недоработанной. Я пытался что-то сделать, показалось даже, что дело сдвинулось, но… Они решили, что я им больше не нужен…

— Так это вы открыли этот проект?

— Нет, я его просто назвал. Я так до сих пор и не знаю, откуда появилась первоначальная сыворотка, с которой мы начали работу, однако, вряд ли взялась из воздуха.

— Тяжело поверить тому, кто похищает людей.

Старик внезапно вздрагивает, словно забыл то из-за чего они вообще сюда пришли. И о том, что Костя не сам к нему в подвал забрался.

— Я бы не поступил так, не будь у меня на то причины. Не стал бы никого похищать, если бы не обстоятельства. Но мне нужна помощь, а вы должны знать, что они скрывают. Просто дослушайте, прошу, — взгляд у старика усталый и больной, словно у побитого жизнью пса. — Жена умерла родами, сын родился слабым, но здоровым. Так, по крайней мере, показалось вначале. А потом… ему было пять лет, когда он начал болеть, а врачи выявили генетическую мутацию. Непонятную, незнакомую. Я сам работал со всем этим. Сам пытался понять, что делать и как его спасти, благо профессия позволяла. Но… у меня не было тех средств и возможностей, что были нужны. А сын умирал… — старик, словно окунается в прошлое. Невидяще скользит по ним взглядом, прежде чем отвернуться и шагнуть к окну, а потом, так и не доходя до него, снова развернуться.

Он настолько выпал из реальности, что можно подойти и вырубить, Лука уверен, тот даже не поймёт что случилось. Или просто уйти, но… вместо этого они все остаются на своих местах.

— Поздний ребенок — единственное, что осталось от любимой женщины, — смешок. — Вы, наверное, ещё этого не поймёте, слишком молоды… Именно в тот момент, когда я понял, что сына мне не спасти, пришли они. И предложили… У них был неизвестный препарат с большим, как они сказали, потенциалом. Его надо было исследовать. На него выделялись деньги и зарплату тоже обещали немаленькую. А мне нужны были деньги, чтобы попытаться хоть как-то спасти сына. Попробовать ещё хоть что-то. Отвезти в столицу или и вовсе заграницу. Может быть, хоть там был бы шанс… Именно так я думал, но… его не было. Я понял это, когда подписывал документы о не выезде, а через несколько лет, когда препарат, что я изучал, был уже опробован, добровольцы…

У Луки от этого слова и нового тихого смешка по коже бегут мурашки и теперь, попытайся оттянуть его от чужого рассказа, не выйдет. Ему нужно знать. Если всё что говорит старик правда, то у них были предшественники. У него были. Те, о которых никто и никогда раньше не упоминал.

— Несколько человек умерло. Сердце не выдержало. Но они ушли почти сразу. Не проснулись и всё. Кто-то изменился. Незначительно. Обрели новые способности и… Я воодушевился, — старик замирает на очередном шаге. Поворачивается почему-то именно к Луке. Заглядывает, словно в душу, отчего мороз проходит по коже. — Я украл несколько ампул, когда мне сказали что я им… не подхожу, — это слово старик словно выплёвывает. — Нашли более талантливого и молодого. Как мне сказали, тот работал с этой вещью ранее в другом месте. Понятия не имею в каком, — предвосхищая вопрос Луки, отмахивается тот. — Я вколол одну из ампул сыну в надежде, что это его спасет… Спасло, — старик невесело улыбается, подходя к той самой двери, у которой останавливалась Алиса, и открывая её. — Только выйти к людям он больше не может. Петь, познакомься с ребятами.

И Лука тянется, чтобы заглянуть в приоткрытую дверь. Всего-то и надо сделать пару шагов в сторону.

— Познакомьтесь, это мой сын Пётр. Правда, он на несколько лет младше вас. Ему всего четырнадцать.

* * *

Отзвуки чужого голоса всё ещё звучат в голове, когда Лука видит, кто скрывается внутри маленькой, так же минимально обставленной комнаты.

«Пётр…Ему всего четырнадцать…»

Стоящий напротив щуплый, невысокий черноволосый парнишка едва ли смог бы затеряться среди обычных людей и жить как они. Просто