Ричард Длинные Руки — гроссфюрст - Гай Орловский

Гиллеберд заорал, я рассмотрел наконец в высокой траве тигель, там огонь из пурпурного стал багровым, вот-вот погаснет, некромант торопливо высунул руку из своего добавочного щита, но я мстительно обрушил на нее град стрел. Одна попала, пронзив насквозь, он с криком вдернул обратно под защиту добавочного, а Гиллеберд, перекосив лицо, пытался сдвинуть огромный тигель собственными силами.

Я перенес внимание на него, стрелы пошли одна за другой, все клюют часто и напористо, как куры зерно. Он морщился, одна ударила в щеку, потекла кровь, но моментально загустела и осыпалась коричневыми струпьями. Гиллеберд небрежно тряхнул головой, забрало со звучным металлическим щелчком опустилось и закрыло лицо. Движения короля становились все торопливее, некромант не показывается из-за своего магического щита.

Я осмелел и медленно начал подходить ближе, продолжая выпускать стрелы.

— Ну что?.. Не пора ли сдаваться?

Гиллеберд даже не услышал или сделал вид, что не слышит. Я подошел ближе, еще ближе, что вообще-то опасно, до самой внешней пленки осталось два шага, сейчас снова похожа на мыльный пузырь, даже легкие разводы бегут по поверхности, быстро меняя прихотливые узоры…

Я дернулся и попытался отступить, понимая с ужасом, что опоздал, когда сквозь темно-фиолетовую стену защитного купола высунулась рука, за нею быстро вылез некромант, сразу же с торжеством стремительно выбросил в мою сторону, словно выстрелил ими, руки с напряженными, будто хватает дичь, пальцами.

Зеленый свет вспыхнул в его растопыренных ладонях и метнулся в мою сторону. Я похолодел в страхе, напрягся, неприятный холодок пронесся по коже, словно попал под мелкий дождик и… все.

Уронив лук, я торопливо ухватил арбалет, торопливо взвел тетиву и быстро выстрелил. Болт ударил колдуну в живот, оттуда швырнуло во все стороны широкие красные струи, словно в густое вино бросили большой камень.

Я успел увидеть ошметки внутренностей, а на лице некроманта вместе с гримасой смертной боли проступило дикое непонимание, как же так…

— Невежда, — сказал я, — даже не знаешь, что в каждом регионе своя магия?

Он упал, переломившись пополам, вряд ли понял, но я говорил больше для сэра Клемента, чтобы объяснить непонятную ему свою нечувствительность к магии.

Я перестал пятиться, напротив, сделал шаг вперед. Гиллеберд торопливо ухватил большую медную чашу, я успел рассмотреть в ней раствор и поднял над котлом, где нечто булькает, оттуда поднимается зеленый пар.

Голос Гиллеберда прозвучал торжествующе.

— Вот ты и… — начал он говорить и охнул, когда стрела из лука Арианта прошла сквозь пленку защитной магии и с силой ударила в чашу. Он не удержал в руках, она упала ему за спину, расплескивая желтую жидкость.

Он пытался ее удержать, но выпустил с гримасой боли.

Я сказал резко:

— Сдавайся! Твой маг мертв.

Он пригнулся, словно дикий зверь перед прыжком, сквозь прорезь шлема видно, как глаза просто полыхают диким огнем, зато изумление медленно гаснет, что мне очень не понравилось.

Я поднял лук и прицелился ему в грудь. Он медленно покачал головой:

— Думаешь, победил?

— Разве нет?

— То всего лишь слуга, — произнес он холодно. — Или воин, неважно. А у меня… свое оружие. И своя защита. И твои удивительные стрелы, что даже не замечают магию, не пробьют мои доспехи.

— У тебя не такие уж и узкие щели в забрале, — сказал я.

— Ты можешь пытаться, мальчишка.

Голос его звучал слишком уверенно, я придержал стрелу, что уже готова была вылететь, опустил лук.

— Против тебя армия, — сказал я. — Думаешь, я вот так пришел один?.. Здесь за каждым деревом — воин, за каждым холмом — отряд. Тебе все равно не вырваться, Гиллеберд.

Он процедил сквозь зубы:

— Мальчишка… Кого пытаешься обмануть? Если бы пришел хотя бы с отрядом, даже не армией, ты бы показал всех, чтобы напугать, сломить… но ты один!

— Можешь думать так, — ответил я, — твое право. Но не рискнешь выйти на поединок, а за это время подойдет и армия, не то что легкая конница! Потому просто сдайся сейчас.

— И что?

— Будешь судим королевским судом, — пообещал я.

Он внимательно вгляделся в мое лицо.

— В самом деле?.. С чего бы?

— Потому что злодей, — сказал я. — Это раз. За убийство моего ценного союзника и друга, короля Варт Гента, Фальстронга — это два. И вообще, пусть все увидят, что Гиллеберд осужден за преступления, а не по моей прихоти. И пусть знают, что моя власть будет держаться на справедливости ко всем!

Он спросил с интересом:

— Но, конечно, я буду осужден?

Я пожал плечами:

— Если не случится чудо и не сумеешь переубедить суд.

Он некоторое время всматривался в мое лицо, усмехнулся и сказал почти с одобрением:

— Хороший ход. Я в самом деле на какой-то миг поверил, что, если выйду, меня схватят и отвезут в Савуази. Там соберется суд, а я за это время, дескать, должен успеть продумать, как ускользнуть… Заманчиво, признаю. Другой бы на моем месте мог бы, да, мог бы!.. Еще раз признаю, я недооценил вас, сэр Ричард! А вроде бы совсем мальчишка…

— Значит, — прервал я, — так и останетесь? Ты чудовище, ты чудовище, Гиллеберд!

Он поморщился, ответил с вызовом:

— Не пытайтесь, сэр Ричард, приписать мне вину за что-то, чего я не делал. Я попытался захватить Армландию?.. И что? Все великие правители всегда старались расширить земли своих владений. Только за это они и остались в памяти потомков!

— То были дикари, — сказал я.

— Дикари? — ответил он с сарказмом. — Тогда почему их имена и сейчас повторяют с почтением?

— По инерции и дурости, — отрезал я. — Ашшурбанипал, Саргон, Кир, Ксеркс, Македонский, Цезарь, Аттила… все дикари! Сейчас другой мир, а церковь запрещает завоевания! Люди должны развиваться, а не истреблять друг друга!

Он сказал с тяжелым сарказмом:

— То-то ты пришел в мое королевство просто посмотреть, как тут живут!

— Напавшего зверя, — отрезал я, — нужно преследовать и добить в его берлоге, дабы не было от него бед снова. А берлогу разрушим, да не поселятся в ней другие звери… И будет здесь мирная жизнь, Гиллеберд, и никто из турнедцев не возьмет в руки оружия.

Он поморщился.

— Сам знаешь, безоружных тут же сомнут соседи.

— Охрану границ возьмет на себя армия, — напомнил я.

— Турнедцев будет охранять чужая армия?

— Чужой не будет, — пояснил я. — Будет общая армия из всех земель, что окажутся под моей дланью. А турнедцы просто не будут ими называться…

Дикая ярость перекосила его лицо.

— Ты… — прошипел он так, словно готовился прыгнуть и вонзить зубы мне в горло, — хочешь, чтобы слово «Турнедо» было забыто?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});