Три еретика - Лев Аннинский

Щедрин, собственно, относится к староверам куда круче Печерского. В понимании Щедрина раскол — безоговорочный синоним дикости и невежества. Щедрин так и пишет о старообрядцах — в тех очерках, где он их касается. Но он… чувствует неловкость, испытываемую в этой ситуации всяким щепетильным интеллигентом: нельзя критиковать тех, кто не может ответить. И еще жестче: нельзя критиковать тех, кого преследуют власти. Это — «неприлично», «несвоевременно». Щедрин отказывается писать роман «Тихое пристанище» о девушке–«расколке». Он — сворачивает тему старообрядчества в своей работе.

Печерский — разворачивает. Он, преследовавший раскольников реально, отнюдь не стесняется критиковать их печатно. Либеральный дух Мельникова, положенный на недавнюю крайнюю нетерпимость его, конечно же, должен вызывать недоверие у последовательных сторонников Прогресса. Тут завязывается сложнейший узел, в который Мельников Втянут логикой борьбы. Придет время, разойдутся стороны, пойдут «стенка на стенку» — разрубится узел. Пока время не пришло. Стороны ищут сторонников. Трезвая правда, колющая глаза «властям» с первого плана мельниковских рассказов, не оставляет сомнения в том, какому стану он сегодня нужен: он нужен стану Некрасова.

«Дедушка Поликарп» выходит в мае.

Чернышевский тотчас обыгрывает один из его эпизодов в статье «Борьба партий во Франции…». Печерский включен в злободневный ассоциативный фонд, без него не обойтись. Хотя сомнения, кажется, продолжают посещать Чернышевского. Знаменитая статья «Русский человек на rendes–vous» в черновике начинается так: «Рассказы Щедрина, Печерского и других в деловом изобличительном роде, конечно, очень полезны и благородны, но оставляют в душе читателя очень тяжелое чувство. Поэзия должна быть примирением всех односторонностей в просветленном идеале. Я с радостью читаю „Асю“…»

Так намечается еще одна линия напряжения: Печерский — Тургенев.

Из печатного текста статьи Чернышевский это место изымает. Сомнения сомнениями, а в борьбе союзников не выбирают: Щедрин, Печерский — союзники.

Добролюбов, с осени 1857 года сменивший Чернышевского в роли обозревателя «Современника», подхватывает этот тон. И эти же сомнения:

«…Честное и правдивое направление, которое привлекло читателей… к рассказам гг. Щедрина и Печерского… в такой форме… недолговечно. Такая юридическая беллетристика бессмысленна под вымышленными именами…»

Как беллетристика — бессмысленна, однако как статистика… полезна? В декабрьском номере «Современника» Добролюбов возвращается к «Красильниковым»: да, только такой статистике можно верить!

Еще месяц спустя: «Гг. Щедрин и Печерский и раньше существовали, а только теперь заговорили то, о чем раньше молчали, — вот какова сила общественного мнения…»

К моменту, когда Добролюбов пишет это, Печерский уже твердо — «обличитель номер два»: разоблачительные рассказы его выходят один за другим в «Русском вестнике»: «Непременный», «Медвежий угол»…

«Непременный». История жалкого чиновника («непременного заседателя земского суда»), которому начальник велит жениться на бывшей оного начальника любовнице — грех покрыть. Попутно изобличаются рецепты, как лучше брать взятки.

«Медвежий угол». Исповедь подрядчика о том, почему «казну грабить сподручнее», чем брать взятки, и как в глухомани «анжинеры» по путейскому ведомству работы земляные производят: копают грунт песчаный, а пишут — каменистый; а если проверщики приедут? Так они — «ихнего же брата: в одном месте учились, однокашники — все на одном стоят». «Кормиться тоже и алхитехтурам надо, без этого нельзя…»

Переполох в сферах: несколько лиц в разных губерниях принимают рассказ на свой счет. Чиновники из Министерства путей сообщения посылают Мельникову письма с угрозами: готовятся свести счеты.

В литературных кругах репутация Мельникова круто идет вверх… Впрочем, в зависимости от точки зрения верх и низ меняются местами.

Писемский так рекомендует «Медвежий угол» Островскому: «мельниковский донос на инженера». Но тот же Писемский докладывает в Париж Тургеневу: «Дело литературное, хоть немного и криво, и в сторону, но идет бойко: выдвинулись два новые дарования — Печерский и Щедрин и за ними целая фаланга подражателей».

Тургенев молчит.

Имена Щедрина и Печерского, уже почти неразделимые в литературной печати, соединяются меж тем еще в одном нелитературном документе: в секретной перлюстрации переписки Салтыкова–Щедрина. В одном доносе: пункты «о командировании в Ржев, вместо Салтыкова, Мельникова, который своего не упустит, и о том, что Краевский и Тургенев ездили на поклонение Герцену».

Репутации двух главных обличителей взвешиваются в сложно сплетенных кругах власти, литературы и эмиграции: в Петербурге, Москве, Париже и Лондоне.

Обличители и сами не бездействуют.

Из письма Салтыкова–Щедрина Анненкову, 2 января 1859 года: «По приезде моем из Вятки, как Вам небезызвестно, я познакомился с г. Тургеневым. Был у него два раза, пользовался пожатием его руки… Ныне я узнаю, будто г. Тургенев имеет какое–то предубеждение против нравственных моих качеств. Известие это крайне меня удивило. Уж не думает ли он, что я в „Очерках“ описываю собственные мои похождения?… Прошу Вас передать, что он напрасно так думает, что у меня еще довольно есть в душе стыдливости, чтобы не выставлять на позор свои собственные г — , и что он напрасно смешивает меня с Павлом Ивановичем Чичи–Мельниковым. Обзирая свое прошлое, я, положа руку на сердце, говорю, что на моей совести нет ни единой пакости…»

Из письма Салтыкова–Щедрина Анненкову четыре недели спустя, 29 января 1859 года: Мельников «давно уж собирался писать, надеясь через это попасть в вице–директоры или, по крайней мере, в директоры Нижегородской ярмарки. Однако это довольно стыдно».

Из письма Салтыкова–Щедрина брату, за год до того, 5 марта 1858 года: «Было нас тогда (в 1857 году. — Л.А.) в Министерстве внутренних дел два литератора, причастных к обличительной литературе, я и Мельников. Ланской (министр. — Л.А.) выносил из–за нас немало нападок… Не устояв (против давления других чиновников. — Л А), призывает Ланской Мельникова и требует, чтобы тот не писал в журналах».

Та же ситуация, но с другой стороны — в дневнике Мельникова, от того же марта 1858 года: «У министра внутренних дел был Салтыков Михаил Евграфович; откланивался перед отъездом в Рязань на вице–губернаторство. Ланской говорил ему, между прочим, чтобы он был поосторожнее в литературных делах, потому что Бог знает, с которой стороны ветер подует».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});